Длинная тень греха - Галина Романова

Схватил свой любимый фотоаппарат, не цифровой — нет, откуда такому было взяться при его образе жизни. И принялся выплясывать вокруг неожиданной гостьи, без устали щелкая и приговаривая:

— Я вам сделаю такой портрет, что смело сможете размещать его на обложке какого-нибудь журнала! Вот увидите!..

Дама безропотно подчинялась его просьбам, не произнося ни слова. Она склоняла голову то вперед, то к плечу, то запрокидывала назад. Ногами ее Садиков тоже манипулировал, грех было их не использовать — такие ноги! Носик у дамы, правда, был несколько великоват, но он знал, как сделать так, чтобы тот таковым не казался.

Вдоволь напрыгавшись, Садиков вытер пот со лба и порекомендовал даме немного прогуляться.

— Зайдете часа через два, все будет готово…

Сказал, сделал. Когда гостья увидела свои портреты, а их было штук двадцать, она просто остолбенела от изумления.

— Да вы!.. Вы настоящий профи, голубчик!!! — выдохнула она восхищенно. — В такой-то дыре!!! Зашла от скуки, представляете! У мужа лопнуло колесо на трассе, запаска уже была худая, пришлось заезжать в местный шинмонтаж. И вот пока он там, я решила прогуляться по вашему городу… Зашла случайно, кто бы мог подумать…

Сима обливался потом и дрожал от творческого возбуждения. Портреты стали его шедевром. Своеобразной чертой, подводившей итог всей его прошлой деятельности. Всей его прошлой серой, непромытой жизни с некрасивой брюхатой женой.

— Мне делали портреты в знаменитой студии в Париже, — она произнесла название, по-французски гундосо. — Но и там не было такого успеха! Муж будет в восторге! В таком захолустье, на такой аппаратуре… Вы мастер, голубчик! Знаете что, а давайте-ка я вас заберу с собой, а?! Готовы прямо сейчас, в чем есть и с чем есть уехать со мной?! Вас ведь тут ничто не задерживает, я же вижу! Или я ошибаюсь?

— Нет, — едва не теряя сознания от потрясения, выдавил Садиков. — Ничего не держит, кроме зарплаты, разве что. За январь еще не получена, и вещи…

— К черту! — гостья очень красиво расхохоталась, запрокинув голову. Потом достала кошелек, порылась в нем и, вытащив оттуда пять сотенных зеленых бумажек, спросила. — Этого хватит, чтобы компенсировать вам вашу потерю?

— Вполне! — Садиков осторожно взял из ее рук деньги. — А аппаратуру можно взять? Тут кое-что мое.

— Не нужно ничего, голубчик! Через месяц у тебя будет самая солидная студия из всех, что я знаю. Станешь на меня работать, а? Я везучая, поверь! На кого ставлю, тому всегда везет!..

И Садиков Серафим уехал с этой женщиной и ее толстым хмурым мужем, воспринявшим поначалу спонтанное увлечение своей жены, как очередную забаву. Уехал и никогда потом об этом не пожалел.

У него появилась студия, которую он через пять лет имел уже на паях со своей хозяйкой. Появились деньги. Хорошие деньги, даже очень хорошие. Появилась отличная квартира в самом центре. И самое главное — у него появилось везение.

Это было настоящим чудом, это было настоящим прорывом, это было мечтой, что могла не сбыться, а сбылась.

И так продолжалось уже десять лет.

Он стал везунчиком, вот! И везунчиком стал потому, что терся возле везучих. И по понятным причинам ненавидел и сторонился неудачников.

Мог ли он, при таком своем философском раскладе, хоть раз за эти десять лет вспомнить о своей оставленной жене и близнецах, что родились в один день с ним, как доходили слухи?! Нет, конечно! Это все — его жуткое, несостоявшееся прошлое. Туда — назад — ему дороги нет и быть не может! Ведь стоит ему увидеться с ними, так сразу все исчезнет, растворится под натиском серой массы неудач и неурядиц. Все, что он наживал, копил, берег и пестовал все эти годы…

Где-то далеко, в глубине его огромной квартиры, в холле, кажется, осторожно пискнул телефон. Пискнул пробно пару раз и заверещал потом уже без остановки.

Садиков недовольно по-барски поморщился. И чего не взял с вечера трубку с собой в кровать? Теперь вот нужно вставать, тащиться через все комнаты и искать по звуку, где же эта чертова трубка валяется…

Он медленно свесил ноги с огромной кровати, с осторожностью поднял крупное рыхлое тело и пошел, как был голым, на звук.

А почему нет? Почему ему не быть голым? Он у себя дома. У него тепло, невзирая на перебои с отоплением в их микрорайоне. У него все полы с подо-гревом и даже стены в ванной. Ну, любил он тепло, успев намерзнуться в стылой коммуналке.

Сима недовольно поморщился, что-то за последнюю неделю он непозволительно часто вспоминает о той берлоге, что оставил десять лет назад. Нельзя так! Не к добру все это! К неудаче…

Он же везучий, баловень судьбы. Вон у него какие теперь апартаменты! А какие перспективы… Увидала бы все это жирная клуша Нинка, оползла бы от зависти.

Опять он про нее, что ты будешь делать!..

Теплые полы, натяжные потолки, белая кожаная мебель, пушистые ковры, в которых нога утопает по щиколотку. Двухметровый холодильник, в котором столько продуктов, что они порой падают с полок на пол. Ему теперь нет нужды заглядывать под крышки чужих сковородок в надежде отыскать там не обглоданную куриную ножку или половинку не съеденной кем-то котлеты. У него теперь все есть, он теперь везучий…

Садиков, совершенно не торопясь, отыскал телефонную трубку в кухне за цветочным горшком. И подивился еще, с чего это он ее тут вчера оставил? Наверное, все дело было в той длинноногой модели, что звонила ему весь вечер и напрашивалась в гости. Она напрашивалась, а он мягко уходил от внятного ответа. Потом утомился, сослался на занятость и в раздражении, видимо, задвинул трубку за цветочный горшок.

Не объяснять же девчонке, почему он никогда не водит к себе домой женщин. Порог его шикарного дома переступала только одна женщина — та самая, что в корне изменила его жизнь, сделала удачливым и счастливым. Не часто, нет, но переступала. А что касается этой модельки, то ее он не приведет еще и потому, что от девчонки за версту несло неудачливостью. Чур его, чур!!!

— Симуля, привет, — мягко мурлыкнула ему в самое ухо его удача, его талисман, его любовь, наверное. Хотя он и не был абсолютно уверен, что любит ее. — Как твои дела?

— Отлично, Гал! Просто отлично! — ей он никогда не врал насчет своих дел, знал, какого ответа она ждет, какому порадуется. — Ты как?

— Так же, — она довольно рассмеялась. — Мы же с тобой вместе, разве может быть иначе? Мы с тобой команда, Симуля, и нам что?..

— Нам везет! — закончил он ее лирическое вступление. — Заедешь? Давно не виделись!

Виделись недавно, на прошлой неделе. Чаще не стоило, могли надоесть друг другу, а то и еще чего хуже — сглазить. В это они свято верили оба, так же свято берегли, плевались через левое плечо и стучали по деревяшке, если что.

— Нет, сегодня не могу. Вынашиваю одну мыслишку, Сим… Если выгорит, мы с тобой через месяц умчим в теплые страны недельки на три.

— А что там, в теплых странах? — игриво поинтересовался Садиков, недовольно морщась, оставлять свой дом без себя, любимого, он не хотел.

— Там много загорелых задниц и столько же загорелых титек. Там мы с тобой станем делать деньги, но не ту мелочь, что здесь. Там к нам поплывет настоящее крутое бабло, Симуля. Тьфу-тьфу-тьфу… А ты трахнул вчерашнюю с челкой? — в голосе Галины появилась настороженность.

— Упаси господь! — Садиков даже перекрестился, хотя не носил креста и в бога не верил. — От нее за версту прет, сама знаешь, чем!

— Вот и я о том же. Ладно, ты сегодня спишь? — О его привычке: раз в неделю отсыпаться и блуждать целый день по дому голышом, она знала.

— Ага. Сегодня я — мой.

— Ладно, пока. Спи. Как выгорит, так позвоню. Брехать на ветер не стану. Пока!..

Его дама отключилась, а Садиков, почесав толстое волосатое брюхо, пошел в ванную.

Час, а то и полтора он будет нежиться в горячей ароматной воде. Зажжет две дюжины свечей по периметру всей ванны. Полежит, помечтает о чем— нибудь удивительном. Потом зажарит целую курицу на гриле и съест ее без какого-нибудь дурацкого гарнира, полагающегося к блюду разве что из экономических соображений. Телик посмотрит. Может, диск поставит. А на вечер… Нет, на вечер он, пожалуй, запланирует секс. Не то, чтобы ему этого так уж хотелось. Но форму терять нельзя. Галка этого не простит. Она любительница порнографических забав. И чтобы быть в тонусе, он себе иногда позволял расслабиться с модельками, бросающимися в его кровать почти что хором. На такой случай в его студии и кровать имелась, и еще кое-что…

Тс-сс, об этом надо было думать тихо, чтобы не будить лихо, пока оно тихо. Об этом даже Галка не знала. И никто, кроме него, не знал. Этим он заправлял в одиночестве, и надеялся, соскочив со временем с Галкиного покровительства, прилично нажиться. Но об этом он никому не говорил, тоже боялся сглазить.

Сима Садиков заканчивал с зажаренным куриным крылышком, когда в его дверь позвонили.