Обольщение миледи - Дэнис Хэмптон

– Матильда, что ты делаешь? – крикнула вдогонку бегущей монахине сестра Заносчивость. В ее голосе звучало нескрываемое недоумение. – Элиан! – заголосила она в полную силу. – Немедленно подойди ко мне!

Джос бросил взгляд через плечо. К нему, вскинув юбки, стремительно приближалась высокая женщина. Элиан. Джос мысленно произнес ее имя, и оно ему понравилось. Оно ей шло. Итак, она решила составить ему компанию по пути к ледохранилищу. Эта мысль всколыхнула в нем не только чувство облегчения. Он замедлил шаг, чтобы она могла его догнать.

– Потаскушка! Бесстыдная срамница! – крикнула надменная монахиня. – Отойди от него, или я расскажу обо всем твоему отцу. Пусть я лопну, если не расскажу!

Не обращая внимания на сыпавшиеся на нее угрозы, Элиан поравнялась с Джосом и теперь трусила легкой рысью рядом. Выходит, Элиан не была ни сестрой, ни послушницей, если заносчивая сестра собиралась доложить о ее поведении ее отцу. Значит ли это, что она дочь торговца?

Девушка не отставала от него ни на шаг. Джос изогнул брови. По канонам своего благородного воспитания он должен был возмутиться ее дерзким поведением. Как ни странно, но этот совместный бег в ногу показался ему невообразимо интимным.

Элиан послала ему едва заметную улыбку. Его обожгла вспышка желания. Ему нравились ее губы. Они были полные и словно молили о поцелуе. Обескураженный, Джос переключил внимание с Элиан на мачеху.

– Я отправила сестру Матильду к настоятельнице, как вы велели. Теперь я знаю, что мать Герта прибудет к ледохранилищу незамедлительно, – сообщила ему Элиан уверенным тоном. Ее французский прозвучал более естественно, чем он ожидал. – Но даже если мать Герта не успеет вовремя оказаться в погребе, вы... она не будет в одиночестве. Обернитесь и убедитесь в этом воочию.

Джос сделал, как она просила. Из двери церкви во двор вышли три молчаливые сестры с метлами в руках. С хмурыми лицами они двигались по внутреннему двору, шурша юбками по хорошо утрамбованному грунту. Джос испытал немалое облегчение. Чем больше сестер, тем лучше. Когда они поймут, что замыслила Беатрис, они найдут способ защитить ее от нее самой.

– За что я вас благодарю, – сказал он, следуя вместе с Элиан за леди Беатрис, ведущей их вдоль стены высокого двухэтажного здания. Это, без сомнения, был дом, где собирались монахини для выполнения общественно полезного труда.

По скованным движениям бедер Беатрис можно было заключить, что она провела слишком много времени в седле для человека, непривычного к верховой езде. Однако боль не лишила ее решимости, и она, видимо, знала, где найти то, что искала. Милостивый Боже, он сам боялся увидеть это страшное зрелище. Не исключено, впрочем, что здесь ничего не было.

– Погреб... – Он запнулся, подумав об убитом отце. – То, что надеется найти леди Хейдон, действительно там?

Элиан понадобилась доля секунды, чтобы понять, о чем он спрашивает, и она печально кивнула. В глазах ее появилось сострадание. Ее тронула его боль, и она, как могла, постаралась утешить его.

Джос подумал, что это усилило ощущение возникшей между ними, как ему казалось, интимности. В ее объятиях он мог бы забыть, что остался на белом свете совершенно один. Но эти мысли вытеснила жажда мести. Нет, не объятия женщины нужны ему сейчас, а кровь убийц и грабителей, в крайнем случае шерифа, которой он обагрит свой меч.

Глава 3

– В послании леди Хейдон говорится, что она намерена прибыть к полудню. Но полдень миновал. А ее все нет. – Шериф Рейнер дю Омэ терялся в догадках.

Адельм Ноттингем, капитан гвардии шерифа, посмотрел на своего господина. Окладистая седая борода скрывала половину лица Рейнера. Карие глаза, прищурившись, смотрели из-под кустистых бровей. На высокий лоб упала выбившаяся из-под коричневого берета прядь волос. В сумрачном свете комнаты его алый камзол выделялся ярким пятном.

Шерифу потребовалось всего несколько шагов, чтобы сократить расстояние до Адельма, прижитого им вне брака сына, которого он по-прежнему отказывался признать. Эта палата меньше всего походила на палату, как и монастырь мало чем походил на монастырь. Доведенный до нынешнего состояния десятилетиями неумелого руководства и жадностью короля, монастырь находился на пути к полному упадку. Единственным сокровищем, которым он обладал, была золотая чаша для причащения, а также для дел, связывавших монастырь с его арендаторами.

Рейнер снова прошелся мимо настоятельницы Герты, восседавшей в своем кресле. Стоявшая за массивным креслом монахиня, находившаяся в услужении матери-настоятельницы, вскинула голову. Сестра Амабелла, келаресса[1], стрельнула взглядом в Адельма. Столь поспешным был ее взгляд, что Адельм не успел заметить нетерпения Амабеллы, прежде чем она снова опустила глаза на сложенные руки.

В который раз за последние годы он удивился, почему до сих пор никто не замечал сходства между ним и Амабеллой. Вылепленные двадцатью девятью годами насильственной святости и строгой диеты, черты ее лица были столь же угловатыми, как и у Адельма. Их черные брови имели один и тот же изгиб, а глаза – один и тот же цвет. Спрятанные под апостольником[2] серебристые волосы были того же оттенка, что и у него. Оба стали седеть, не достигнув двадцати восьми лет.

Издав возглас недовольства, Рейнер остановился в центре комнаты и повернулся к настоятельнице.

– Клянусь кровью Христа, – взревел он, – я устал от ожидания. Даже Элиан куда-то запропастилась. Так вот, оставьте вашу гостью при себе, а я ухожу.

Грубость Рейнера заставила настоятельницу Герту подняться. В этот день на столе перед ней не было никакой работы. На нем стояли лишь кувшин, деревянная миска для мытья рук и поднос с холодной едой для почтенной скорбящей гостьи.

Лицо Герты оставалось невозмутимым, когда она спрятала ладони в рукава своего одеяния.

– Прошу вас, милорд шериф, следить заречью в моем присутствии, – обратилась она к отцу Адельма назидательным тоном. – Помните, что это обитель Господа нашего, и постарайтесь обрести душевный покой.

Адельм едва сдержал усмешку. Всего несколько месяцев назад над Англией тяготел папский интердикт[3], все церкви и молельные дома были закрыты для верующих, поскольку папа искал возможности заставить короля Джона повиноваться. Но, проявляя открытое неповиновение, Джон потребовал себе верховной власти и доходов от всех английских монастырей. Последние шесть лет Адельм служил вместо Рейнера королевским администратором монастыря, забирая ту малую прибыль, что монастырь собирал для своего монарха. За это время Адельм понял, что под маской безмятежности на лице Герты скрывается неприязнь, а может быть, и ненависть к шерифу.