Сага о короле Артуре - Мэри Стюарт

Мордред ощутил на себе ее напряженный, вопрошающий взгляд. И ответил на него со всей решительностью:

— Госпожа, что до ваших предчувствий и страхов, позвольте мне сказать одно. Я уверен, что доблесть верховного короля и ваши молитвы охранят его на протяжении еще многих и многих лет, но если что и случится, за себя не страшитесь. Я знаю, что Константин Корнуэльский может попытаться оспорить последние распоряжения короля…

— Мордред…

— С вашего разрешения, госпожа. Поговорим напрямую. Константин строит честолюбивые виды на Верховное королевство, и вы его боитесь. Позвольте мне сказать вот что. Вы знаете волю моего отца и вы знаете, что воля его будет исполнена. Когда я унаследую титул верховного короля, бояться вам будет нечего. Пока я жив, вы пребудете в безопасности, в почете и в холе.

Щеки ее вспыхнули алым. Гвиневера поблагодарила юношу взглядом, но вслух сказала только, по-прежнему пытаясь улыбнуться:

— Значит, роль смешенной королевы — не для меня?

— Никогда, — заверил Мордред и распрощался.

В тени садовых ворот принц остановился. Беседка осталась далеко за пределами видимости. Кровь его неистово пульсировала в жилах, лицо пылало. Принц постоял там немного, не трогаясь с места; жар понемногу спадал, бешеное сердцебиение выравнивалось. Он хладнокровно вытеснил в подсознание озаренную светом картину: розы, серо-голубые глаза, улыбка, прикосновение трепещущей ручки. Это безумие. Более того, бессмысленное безумие. Артур, Бедуир… кем бы ни был Мордред, кем бы ни стал, до тех пор, пока не погибнут Артур и Бедуир, оба, в глазах этой прелестной леди он останется лишь жалким, неуклюжим третьим.

Слишком уж долго не было у него женщины. По чести говоря, он был слишком занят, чтобы думать о женщинах. До сих пор. Сегодня ночью нужно выкроить-таки время и дать выход распаленному воображению.

И все же он знал, что сегодня его честолюбие приняло иной оборот. Прецеденты бывали, и бесспорные. Он не женат. Она бесплодна, но у него уже есть двое сыновей. Если Константину это пришло в голову, что ж, чем он сам хуже? И, волею всех богов неба и ада, Константин ее не получит.

Яростно скомкав в кулаке письмо короля, Мордред зашагал назад, в королевские покои, и крикнул секретарей.

Глава 5

Следующий раз Мордред увиделся с королевой довольно не скоро. Он тут же с годовой погрузился в круговорот хлопот по снаряжению и отправке запрошенных Артуром воинств. В похвально короткий срок экспедиционные войска под командованием Кея, молочного брата короля, вышли в море, надеясь, и не без основания, воссоединиться с Артуровой армией еще до начала сражения. Гонец, вернувшийся из этого плавания, привез новости, в общем и целом утешительные: Артур вместе с Бедуиром и Гавейном уже выступили маршем на восток, а король Хоэль, чудом исцелившись от хвори в преддверии боевых действий, отправился вместе с ними. Сообщалось также, что франкские короли со значительным войском стекаются в Отен, где намеревался встать лагерем Артур.

После того вести поступали крайне нерегулярно. Плохих новостей не случалось, однако приходили они с таким опозданием, что никого не удовлетворяли. Кей и британские короли присоединились к Артуру; уж это-то было известно; франки тоже подоспели вовремя. Погода стояла отменная, настроение в войске царило приподнятое, в пути никаких неприятностей не встретилось.

И это было все до поры до времени. О чувствах королевы Мордред не подозревал, и раздумывать на этот счет ему было некогда. Он исполнял второе из поручений Артура: набирал и обучал бойцов, восстанавливая постоянную армию после отбытия экспедиционных войск. Он разослал письма всем мелким королям и вождям северных и западных краев, а следом съездил и сам — туда, где требовалось убеждение. Отклик его порадовал: Мордред открыто изложил причины, вынуждающие его к просьбе, и кельтские королевства ответили тут же и щедро. Один только герцог Константин не отозвался никак. Мордред, как и обещал, не спускал глаз с корнуэльского герцогства, ничего не говорил, разослал соглядатаев и удвоил гарнизон Каэрлеона. А затем, как только сбор королей и подготовка к размещению и обучению нового воинства завершились, он наконец-то послал гонца к Кердику, королю саксов, предлагая встречу, как и советовал Артур.

Ответ Кердика пришел в конце июля, и в тот же самый дождливый, туманный день прибыл гонец с бургундских передовых позиций, с одним-единственным кратким донесением и другими знаками: высыпанные на стол перед Мордредом, вещи эти содержали в себе страшную повесть.

По заведенному обычаю, новости по большей части заучивались наизусть и сообщались устно. Вот и сейчас посланник принялся излагать факты перед регентом, лицо которого превратилось в неподвижную маску.

— Милорд, битва завершилась и победа осталась за нами. Римляне и бургунды обратились в бегство; император сам отозвал остатки войска. Франки доблестно сражались плечом к плечу с нами, и каждое из воинств свершило подвиги великой доблести. Но…

Гонец нерешительно умолк, облизнул пересохшие губы. Не приходилось сомневаться: он начал с хороших новостей, в надежде смягчить то, что последует. Мордред не двинулся с места, не проронил ни слова. Он сознавал, как неистово колотится его сердце, как стеснилось в горле; и ведь нельзя допустить, чтобы задрожала рука, лежащая на столе подле рассыпанных значков. Они лежали там беспорядочной, мерцающей грудой, подтверждая: трагический рассказ неминуемо воспоследует. Печати, кольца, знаки должности, боевые медали — словом, все памятные вещицы, что, будучи сняты с мертвых тел, отсылаются домой, вдовам. Здесь был и значок Кея: золоченая брошь королевского сенешаля. И медаль в память о Каэрконане, истертая и блестящая: Валерия, не иначе. Королевского перстня там не оказалось: взгляд не различал огромного рубина с резным изображением дракона, но…

Посланец, на счету которого было с сотню сообщений, как худых, так и хороших, все еще робел. Но, встретив взгляд Мордреда, он сглотнул и откашлялся. Давно минули те времена, когда гонец, приносящий дурные новости, опасался всевозможных кар и даже смерти от руки хозяев, как в некоторых варварских землях; тем не менее, когда он заговорил снова, голос его звучал хрипло, и ощущалось в нем что-то похожее на страх. На сей раз прямота его граничила с жестокостью:

— Милорд, король мертв.

И тишина. Мордред не смел ни двинуться, ни нарушить молчание. Сцена обретала текучие, расплывчатые очертания нереальности. Мысль словно повисла в воздухе, столь же случайная и невесомая, как капля мелкого дождика, моросящего за окном.