История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Читатель вспомнит, как Макиавелли стремился обновить военное дело своего времени восстановлением великих античных традиций. Это ему не удалось не только на практике, но и в теории. Но мы все же должны признать его гениальность; это явствует из того, что уже два поколения спустя после его смерти военные реформы заметным образом оказываются в непосредственной связи не только с древностью, но и с его мыслями и писаниями.

 В 1575 г. Вильгельм Оранский в награду за героически выдержанную осаду учредил в городе Лейдене университет, в котором собрались великие филологи того времени; между прочими находился и Юст Липсиус, выпустивший в 1589 г. в свет свое сочинение "Гражданская наука" ("Civilis doctrina"), пятая книга которого озаглавлена "О военной мудрости" ("De militari prudentia"); перейдя в 1595 г. в Лувен, Липсиус издал новую книгу "О Римском войске" ("De Militia Romana"). Оба эти сочинения носят чисто филологический характер, но все же автор, как ученик Макиавелли, не может удержаться, чтобы не бросить взгляд на современность, про которую, по его мнению, нельзя сказать, чтобы у нее была плохая дисциплина, а приходится сказать, что у нее вовсе нет ее. "Но тот, - продолжает он, - кто сумеет соединить римское военное искусство и современные войска, тот сможет покорить весь земной шар". "Рецептов дать мы не можем, но только стимул" (gustum dare potuimus, praecepta non potuimus), - добавляет Липсиус, и так оно и случилось68.

 1590 г., когда Мориц, бывший до тех пор только штатгальтером Голландии и Зеландии, сделался также штатгальтером и Гелдерна, Утрехта и Оберисселя, должен считаться переломным годом в истории пехоты.

 Наряду с Морицем во главе объединенных Нидерландов стоял в качестве штатгальтера Фрисланда его двоюродный брат Вильгельм Людвиг Нассауский, который, по-видимому, даже глубже Морица был захвачен идеей реформирования военного дела по образцу древних. Оказывая влияние друг на друга, оба родственных и связанных узами дружбы монарха принялись за дело. Их переписка и заметки их верных сотрудников, сохранившиеся до наших дней, дают нам возможность познакомиться с их работой69.

 Классический труд, на который принцы Оранские преимущественно ссылаются, это - "Тактика императора Льва", появившаяся в 1554 г. сначала в латинском, потом и в итальянском переводе, а затем, в 1612 г., была издана и на греческом языке в Лейдене Меурзием70. В XVIII столетии вышел сначала французский, а за ним и немецкий переводы, а принц де Линь назвал это сочинение бессмертным и ставил императора Льва на один уровень с Фридрихом Великим и выше Цезаря. По существу, это - несколько систематизированные извлечения из более древних писателей, особенно из Элиана, которого, впрочем, нидерландцы изучали в подлиннике и пользовались им.

 Если мы теперь вспомним, как мало философы-теоретики древности были знакомы с практикой военного дела и, в особенности, что основное изложение тактики римских манипул у Тита Ливия (VIII, 8) было построено на грубом непонимании этого безусловно невоенного историка, спутавшего до наших дней все представления, то легко возникает вопрос, возможно ли было вообще, чтобы военные люди конца XVI и начала XVII веков могли извлечь какие-либо практические и полезные указания из такой перевранной передачи? На деле это оказалось возможным. Правда, они не могли бы осуществить на практике дошедшие таким путем искусственные приемы. Однако, несмотря на все свои дефекты, эта традиция содержала все же крупные общие моменты истины; распознать их, использовать - вот в чем была задача, а Мориц и Вильгельм Людвиг оказались именно подходящими людьми. К тому же они обладали перед Макиавелли тем преимуществом, что им не приходилось создавать новой военной организации, да они к этому и не стремились, - но лишь развивать дальше уже существующую организацию, унаследованную ими. И с удивительной проницательностью они распознали в античной традиции именно то, что в их время могло быть использовано.

 Решающее значение во внешности принадлежит обучению, а по существу - дисциплине. Макиавелли некогда искал сущности античного воинства в вооруженном народном ополчении и пытался и надеялся сделать пригодным в военном отношении такое ополчение, обучив его мимоходом некоторым военным приемам. Оранцы, изучая древних писателей, учли то значение, какое имеет приобретенная длительным учением сплоченность для ценности войсковой части, и создали, опираясь на античную традицию, новую технику строевых учений. Если можно говорить о возрождении утраченного искусства, то именно в данном случае. Правда, уже швейцарцы при создании своих квадратных колонн должны были обучаться известному порядку, и Иовий нам сообщает, как они маршировали в такт барабана при их вступлении в Рим в 1494 г.; следовательно, они до известной степени старались идти в ногу.

 Еще более правильным построением своих квадратных колонн дорожили, по-видимому, испанцы71, а выполнение "улитки" как пехотой, так и кавалерией предполагает известное предварительное строевое обучение. Но ведь все это было крайне скудно и могло служить лишь для того, чтобы до известной степени поддерживать в войсках хотя бы кое-какой порядок. Поэтому когда рекрут усваивал основные движения, то считалось, что дело сделано и дальнейшей работы не требуется. Ведь не знали иной формы построения, кроме квадратной колонны, а эта форма была чрезвычайно проста, пока принцы Оранские не начали формировать мелкие колонны и передвигать их самыми различными способами. Глубину колонн определяют большей частью в десять, но иногда и в пять и в шесть шеренг72. Как ни странно, нигде прямо не говорится, чтобы движения производились в ногу, за исключением команды "kranendans" ("танец аиста"?), которую можно объяснить только натянутой поступью аиста и, следовательно, перевести как "в ногу"73.

 Плоское построение колонн являлось изменением, чреватым важными последствиями. Уже из перехода от трех к большему числу колонн само собою получилось, что не все могли сразу наступать выровненным фронтом, а некоторые из них задерживались позади. Плоские колонны привели к тому, что систематически за первым их рядом направляли второй, а иногда и третий, таким путем создался настоящий линейный порядок. Если бы все колонны были развернуты на одном фронте, то его слишком легко было бы разорвать или прорвать; при недостаточной глубине проникшая в место прорыва колонна могла бы легко смять и скатать всю боевую линию противника; этот мотив еще усиливается тем обстоятельством, что в строю находились и стрелки, число которых Мориц довел приблизительно до отношения двух к одному пикинеру74. Я нигде в источниках не нахожу прямого указания на то, чтобы именно забота о стрелках, которых в увеличенном количестве стало трудно размещать среди пикинеров, вызвала потребность в новом боевом порядке. Однако по общему положению дела можно заключить, что и этот мотив оказал по меньшей мере сильное влияние в этом направлении. Во всяком случае, одним из результатов принятия нового боевого порядка было то, что значительное число стрелков теперь получило возможность опираться на пикинеров. Стрелков, которые еще делились на мушкетеров и аркебузиров, ставят справа и слева от колонн копейщиков. Рюстов назвал такое построение нидерландской бригадой. Стрелки, ведя огонь, или караколировали на этих местах, рядом с пикинерами, или развертывались перед их фронтом, если тому благоприятствовали обстоятельства75.

 В случае же атаки рейтаров или пикинеров, непосредственно направленной на стрелков, последние укрывались за колонной пикинеров, а пикинеры второй или третьей линии спешили заполнить образовавшуюся дыру и отразить неприятеля76. И с этой точки зрения необходимым является расчленение войск линиями в глубину.

 Среди других производившихся упражнений имелся и такой маневр: войсковая часть рассыпалась и по сигналу барабана возможно быстро должна была снова строиться; это было легко выполнимо, так как каждый солдат знал свое место. Нидерландцы славились тем, что у них 2 000 человек могли построиться за полторы четверти часа, в то время как другим требовался целый час для того, чтобы построились 1 000 человек77.

 Наряду с пикинерами одно время пользовались алебардщиками и щитоносцами. Впрочем, мы на них не будем останавливаться, так как они скоро исчезают.

 Самым существенным в новом построении, даже более важным, чем сам боевой порядок, является чрезвычайная подвижность каждой отдельной, вновь сформированной маленькой тактической единицы и та уверенность, с какой ее начальник держал ее в руках в самом пылу сражения и приводил ее в полном порядке на то место, где она требовалась в данную минуту, как говорит Иоганн Нассауский: "...чтобы выручать друг друга, быстро поворачиваться и обращаться сейчас же на неприятеля, внезапно атаковать противника в двух-трех пунктах"78.

 Чем глубже мы вникаем в эти явления, тем яснее нам становится, что для того чтобы осуществлять в жизни новое искусство, требовалось нечто гораздо большее, чем простое опознание его, простое решение или приказание. "Вильгельм Людвиг, - так сообщает нам его биограф, - изучал все, что практиковалось у древних греков и римлян в области военного искусства, и не боялся ни труда, ни усилий, ни расходов". Его секретарь Рейд и полковник Корнпут помогали ему при изучении древних писателей и при проведении на практике имевшихся у них указаний. Сначала построения делались оловянными солдатиками на столе, и лишь затем обучали им настоящих солдат. Чтобы убедиться, какое вооружение лучше - длинными пиками без щитов или же римское с щитом и мечом, - Мориц организовал в 1595 г. опыт79. Командные слова переводились с греческого и латинского; во время учения солдаты обязаны были молчать, чтобы слышна была команда. Нашли у древних и ввели у себя правило, что в команде частное должно предшествовать общему (не марш - бегом, а бегом - марш), ибо в противном случае нельзя ожидать четкости ее выполнения. Учения производились не только в гарнизонах, но и в лагере, в близком расстоянии от неприятеля, даже в дурную погоду80. Солдаты дезертировали, им становилось невмоготу от этого учения.