Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

И до конца своих дней быть в бегах? Никогда не увидеть свою дочь? Всю жизнь оглядываться через плечо?

Ты и так никогда не увидишь свою дочь. И ты всегда будешь оглядываться через плечо… пока не убьешь мужа Янны.

Упс, наплел какую-то мелодраму. Если бы мне удалое сбежать в Штаты…

Ты все равно не будешь чувствовать себя в безопасности. Избавься от него.

Заткнись.

Ты знаешь, что можешь это сделать.

Как-бы не так! Омара заставили замолчать, но его грязный маленький секрет — которым он пытался шантажировать меня — все равно стал известен мужу Янны. Так что, убив Недима, мне придется убивать и Сезера, и качка, и Бороду… поскольку каждый из них мог навсегда заткнуть мне рот.

К утру мой мозг был истощен. Я чувствовал себя так, будто я накачался декседрином или еще каким наркотиком. Пока я спускался по лестнице к выходу, мне казалось, что бетонный пол подо мной расплывается и приобретает какую-то странную подвижность, словно образуя вокруг меня некое новое измерение. Я крепче прижал биту, как часовой на посту держит ружье. Алжирец в булочной испуганно покосился на меня.

—      Это всего лишь мера предосторожности, — успокоил я его, показывая на биту. — Самооборона на случай нападения.

—      Monsieur, pains аиchocolat, соттеd’habitude?[143] — спросил он.

—      Увидишь их — скажи, что я был капитаном бейсбольной команды в школе, так что умею обращаться с этой штукой…

—      Monsieur, пожалуйста. Не надо…

Только тут до меня дошло, что я размахиваю битой и к тому же говорю по-английски.

—      Извини, извини… — Я поспешил перейти на французский. — Очень устал. Очень…

—      Нет проблем, сэр, — сказал алжирец, укладывая круассаны в пакет.

—      Даже не знаю, что на меня нашло…

—      С вас два евро, сэр.

Я швырнул на прилавок пятерку, взял пакет и пошел к выходу.

—      Вы не хотите взять сдачу?

—      Я хочу спать.

Мне показалось, что в моем голосе звучало легкое безумие. Как бы то ни было, я знал, что после восьми часов сна все должно наладиться.

Но на самом деле стало еще хуже…

Покинув булочную, я свернул за угол, вышел на улицу де Паради, дошел до своего дома, набрал код и поднялся на свой этаж. Туалет все еще был опечатан полицией, и, чтобы справить нужду, мне пришлось подняться на этаж выше. Потом я спустился, открыл дверь своей комнаты, поставил биту к стене, разделся, залез под одеяло и… проснулся от громкого стука в дверь.

Я заморгал и посмотрел на будильник: 6:23 утра. Выходит, я спал минут десять…

—      Откройте, полиция!

Снова стук в дверь. Мне захотелось сыграть в дурачка и притвориться спящим, в надежде, что они уйдут.

—      Эй, открывайте, полиция!

Я уже собирался что-то сказать, но дверь распахнул и в комнату ворвались копы. Они заставили меня натянуть джинсы, куртку, заломили мне руки за спину, надели наручники и вывели на улицу, где нас поджидала полицейская машина.

Через пять минут я сидел в кабинете инспектора Леклерка в commissariat de police Десятого округа. Одно мое запястье было приковано к металлическому стулу, на который меня усадили… а сам стул был прибит к полу. Поскольку убежать я не мог, меня оставили одного.

Минут через двадцать пришел Леклерк, держа в руке мою бейсбольную биту.

— Доброе утро, мсье Рикс, — сказал он, усаживаясь за стол. — Полагаю, вы знаете, что это такое?

—      Почему я здесь? — спросил я.

—      Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

—      Это бейсбольная бита.

—      Очень хорошо. И я полагаю, вам также известно, что мы нашли эту биту в вашей chamhre.

—      Разве вы имеете право обыскивать чье-либо жилище без ордера?

—      Ответьте на вопрос, monsieur. Это ваша бита?

—      Я не буду отвечать ни на какие вопросы, пока не узнаю почему я здесь.

—      Вы не знаете, почему вы здесь? — спросил он, вглядываясь в мое лицо.

—      Понятия не имею.

—      Вы знакомы с мсье Аттани?

—      Никогда не слышал этого имени.

—      Он держит бар на улице де Паради — бар, где вас не раз видели среди посетителей.

Я  напрягся. Леклерк это заметил.

—      Вы знаете его жену, мадам Янну Аттани?

Я почувствовал, как на лбу выступил пот.

—      Могу ли я расценивать ваше молчание как…

—      Я знаю ее, — сказал я.

—      Тогда вы должны знать и мсье Аттани?

—      Мы не были официально представлены друг другу.

—      Ну, к чему так высокопарно… На самом деле, говорят, вы были близко знакомы с его женой… И вроде бы мсье Аттани стало известно о вашем близком знакомстве, когда он вернулся из Турции? И еще говорят, будто он лично заявил, что собирается убить вас. Итак… вы были в курсе этих угроз?

Я счел за лучшее промолчать.

—      Нам необходимо знать, где вы были прошлой ночью.

—      Зачем?

—      У нас есть основания полагать, что вы напали на мсье Аттани с этой битой.

—      На него напали?

—      Сейчас он в госпитале, и врачи борются за его жизнь.

—      О боже…

—      Ну, ну, не актерствуйте. Ведь совершенно очевидно, что это вы покушались на него.

—      Я не делал этого…

—      У вас был мотив — он угрожал убить вас. Возможно, вы были настолько влюблены в его жену…

—      Я не…

—      Но мы нашли орудие, которым ему размозжили голову…

—      Ему размозжили голову?

—      Он в реанимации с черепно-мозговой травмой. Кроме того у него разбито лицо и переломаны коленные чашечки. Его мозг мертв, и он едва ли выживет. Увечья был нанесены тяжелым закругленным предметом вроде бейсбольной биты.

—      Клянусь вам…

—      Где вы были прошлой ночью?

—      Я купил биту, только чтобы защитить себя после того, что случилось с Омаром…

—      Где вы были прошлой ночью?

—      Если вы проведете экспертизу биты, вы увидите, что она чистая.

—      Где вы были прошлой ночью? И я не собираюсь еще раз задавать этот вопрос. Отвечайте, или я вызову следователя, и вам будет официально предъявлено обвинение в убийстве. стекает по моему лицу. У меня было только одно алиби — хотя я знал, что Маргит, скорее всего, возненавидит меня за то, что я втягиваю ее во все это. Возненавидит, но все равно прикроет, я не

Я чувствовал, как пот ручьями сомневался в этом.

—      Я был у женщины, — сказал я.

Леклерк поджал губы. Ему совсем не понравилась моя версия.

—      Ее имя.

Я назвал..

—      Адрес?

Я выдал и адрес.

Он снял телефонную трубку. Я слышал, как он говорит кому-то имя Маргит и зачитывает ее адрес в Пятом округе. Потом он повесил трубку и сказал:

—      Мы пока задержим вас, до выяснения всех обстоятельств.

—      Я бы хотел поговорить с адвокатом.

—      Но зачем? Если эта женщина подтвердит ваше алиби, вы выйдете отсюда.

—      Я бы хотел поговорить с адвокатом.

—      У вас есть адвокат?

—      Нет, но…

—      Леклерк нажал кнопку на своем столе, коротко произнес что-то и поднялся, собираясь уходить.

—      Мой шеф, инспектор Кутар, обязательно примет вас в ближайшее время.

Вскоре вошли два копа. Они отстегнули меня от стула, завели руки за спину и повели куда-то вниз, по лабиринту коридоров. Наконец мы оказались в изоляторе временного содержания, где еще вчера я дожидался Кутара. Только на этот раз меня не оставили сидеть на скамейке. Нет, меня посадили в камеру, что находилась рядом. Я начал протестовать, настаивать на встрече с адвокатом, но один из копов больно дернул меня за наручники, обхватывающие запястья.

—      Заткнись, — сказал он, пока его коллега отпирал камеру.

Я оказался за решеткой. Мне приказали лечь лицом вниз на койку, что стояла в углу. На койке лежали грязный матрас, подушка в пятнах засохшей крови и соплей и тонкое грязное одеяло. Я безропотно лег. Коп снял с меня наручники, предупредив, что, если мне в голову взбредет «выкинуть какой-нибудь фортель», мало не покажется.

—      Сделаем то же, что ты сделал с мужем своей любовницы.

—      Обещаю, буду вести себя смирно… — пробормотал я.

—      Хороший мальчик, — сказал коп и добавил: — можешь встать только после того, как мы выйдем из камеры и закроем за собой дверь. Понятно?

—      Да, сэр.

Однако, когда дверь камеры закрылась, я не встал. Вместо этого я вцепился в матрас, зарылся головой в вонючую подушку, думая: мне конец.

Вскоре я впал в забытье (сказалась бессонная ночь), и которого меня вырвал чей-то голос:

—      Вставай.

Голос доносился из-за решетки. Я взглянул на запястье и вспомнил, что часы с меня уже сняли, так же как ремень и шнурки от ботинок. Мое тело было деревянным и грязным.