Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Разумеется, рассчитывать на душевную чуткость и эрудицию самого Лужкова было бы наивно. Немудрено, что Лужков принял сторону Ельцина в конфликте с Православием и одобрил вето на принятый депутатами Закон “О свободе совести и религиозных объединениях”, скорее всего даже не удосужившись прочесть текста Закона.

По сути дела, в России сформировался неявный оккультный альянс представителей различных политических убеждений, объединенных неправославным мировоззрением и рутинной риторикой околоправославного содержания.

В полной мере панельной болезнью были заражены те приверженцы демократического фланга российской политики, что обернуты “мурлом к Церкви”. Пиетет перед церковной иерархией сочетается здесь с невероятным озлоблением против всяческого противления нынешнему курсу властей в отношении к РПЦ и курсу иерархии РПЦ в отношении государства.

Представления либеральных демократов о месте Церкви в государстве характерным образом выразилось, в статье бывшего ответственного секретаря Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ Анатолия Красникова1 (НГ 09.10.96).

Чего только стоят явно провокационные пассажи типа: “…значительная часть православных и околоправославных активистов только о том и мечтает, как бы вернуться в прошлое. “Ястребы” в рясах с одинаковой готовностью приемлют и дорогую сердцам дореволюционных черносотенцев триаду “православие — самодержавие — народность”, и красные знамена советской власти. Им по пути с кем угодно, лишь бы путь этот вел к созданию новой системы запретов и ограничений, огосударствлению Церкви и клерикализации государства”. Это просто ложь.

Зато вместе с ложью за какой-то особый успех выдается современная политика властей: “Президент предложил им (представителям общин различных религиозных конфессий в Совете по взаимодействию… — авторы) информировать его об отношении религиозных объединений к различным аспектам внутренней и внешней политики государства, а также готовить свои рекомендации по этим вопросам. Ничего подобного Россия не видела за всю свою историю”.

Напряженной политизацией отдает от скорбных строк Красникова о подавленном совместными усилиями государственных и церковных властей “движения русских протестантов, опередившее на несколько десятилетий западноевропейскую реформацию”! Честно говоря, комментировать исторические “открытия” Красникова бессмысленно (Россия, например, у него оказалась у него “раскинувшейся на два континента”).

Но удивительно, что этот невежа полностью совпал с Патриархом, повторив кощунственные слова о “втором крещении Руси”. Это единение вообще характерно — обрушиваться на РПЦ за чьи-то (неизвестно чьи) попытки выделить ее среди других конфессий и благостно цитировать Патриарха, как бы консолидирующегося с Красниковым против “ястребов в рясах” (тоже не поименованных).

Другие авторы (см. “Сегодня” 16.05.96) обвинили российскую интеллигенцию в безверии и указали, что это безверия основной причиной неудачи реформ. При этом утверждается, то христианские ценности “лежат в самом основании либеральных принципов общественной организации и демократических процедур”. Ну это уж просто наглость! Так недолго и духовную литературу к порнографии приравнять.

И околоцерковной порнографии в россиянских изданиях лужковской поры было предостаточно. Не случайна, по нашему мнению, популярность в демократических СМИ такой неординарной фигуры как заштатный игумен Иннокентий Павлов1, утверждающий, например, что “Слово о полку Игореве” — случайное произведение, якобы заслонившее другие более замечательные литературные памятники и стоящее “в стороне от магистрального пути развития древнерусской литературы”.

Не случаен и факт поддержки очередного всплеска неообновленчества либеральной интеллигенцией, которая получает в ответ активную поддержку неообновленцами их политической позиции. Либеральная интеллигенция и неообновленцы даже по прошествии нескольких лет с яростью обрушивались на попытку принять в 1993 году поправки к Закону о свободе совести, выделяющие особое положение в государстве традиционных конфессий. С тех пор сам Б.Ельцин, наложивший вето на закон, хотя бы внешне изменил свою позицию (см. его предвыборную программу 1996 года), но либералы от православия по прежнему продолжали борьбу за полное равенство всех конфессий, вплоть до совершенно диких.

Суетящиеся вокруг подлейшей власти в период выборов эти люди задавали вопрос: “Чего общего может быть у нравственно здорового православного россиянина с советскими безбожниками?” (протоиерей Николай Ситников, Открытое письмо о. Александру Шаргунову, “Сегодня” 13.06.96). Но сами-то позабывали заметить собственную связь с вселенским негодяйством в лице ельцинского режима.

Протоиерей Александр Шаргунов пытался втолковать: “предательская власть, которая воцарилась в России, под предлогом освобождения от коммунизма поставила нашу страну на грань уничтожения, а наш народ с его религией и культурой — на грань вымирания” (СР, 04.06.96). Но либералы тем и отличаются, что не воспринимают бедствия народов и не понимают где Зло. А оно даже не вокруг, а в душу к ним забралось и свободно разместилось там. Как и у имитирующей православность номенклатуры. Лужков и бесноватый “отец Глеб” в этом смысле — близнецы.

Новый обман с выборами

Зимой 1997 г. в Москве состоялись выборы в городскую думу. Впервые после 1993 года столица окунулась в пучину избирательных интриг, партийный сговоров, финансово-политических сделок. Были даже жертвы — помощник одного из претендентов (который является к тому же сотрудником Государственной думы) обнаруженный зверски избитым. По слухам рукоприкладствовали вездесущие кавказцы, сопровождавшие мордобой недвусмысленными угрозами в адрес шефа потерпевшего. Впрочем это, скорее всего, не более чем экзотика. Гораздо интереснее стратегическое развертывание противостоящих сил, предпринятое накануне выборов и отразившее в себе все бесплодие и разложение режима номенклатурного мятежа.

Основным фаворитом предвыборных схваток являлась “партия Лужкова”. За восемь лет абсолютного, никем не контролируемого, никому не подведомственного правления столичным регионом “выдающийся мэр” создал необходимые условия для того, чтобы ни при каких обстоятельствах не утратить свой личный контроль над городской администрацией. Главные ресурсы Москвы находятся в его безраздельном распоряжении. Мэр — их фактический собственник: тут и городская казна, и внебюджетные фонды, и теневые ресурсы, накопленные за время всевластного правления… Речь идет о триллионах рублей, так или иначе состоящих в активе лужковского баланса.

По сути дела это инструмент влияния на ситуацию — от откровенной покупки симпатий избирателя (к примеру, повышением пособий старикам или стипендий учащимся, разумеется, по решению правительства Москвы) до какого-нибудь эффектного зрелища, которое можно будет растиражировать в СМИ. Это первый ресурс московской бюрократии, питающий все остальные — прямой подкуп.

Второй ресурс московской бюрократии — подконтрольные, без лести преданные средства информации. Отнюдь не случайно за счет казны города создан мощный телеканал “ТВ-центр”, управляемый мэром, трестировано кабельное телевидение Москвы, поставленное в непосредственную финансовую и техническую зависимость от мэра, сформирован газетно-издательский пул (общемосковские, окружные и районные газеты и журналы, общий ежедневный тираж которых составляет не менее 6–7 млн. экз.), изо дня в день пропагандирующий светлый, исключительно положительный образ мэра и его окружения. Ждать от таких СМИ объективности и беспристрастности, и тем более критичности, конечно же, не приходится — одно промывание мозгов без каких-либо идей или общественно значимых целей.

Третий ресурс — административная система Москвы: десятки тысяч сотрудников городских министерств, префектур и супрефектур, сотни тысяч служащих, чье личное благополучие зависело от того, останется Лужков мэром или нет.

Все, что ни делается в городе самой администрацией или с ее санкции, имеет агитационно-пропагандистскую подкладку. Ведь номенклатуре надо имитировать эффективность, а не работать на благо народа. А раз бесчинство насилия для нее чревато и есть страх нового сталинизма, приходится сооружать систему оболванивания масс.

Поэтому если событие может быть использовано для прославления мэра, вступает в действие аппарат пропаганды, и через ТВ, радио и газеты особым образом интерпретированная информация внедряется в сознание столичных жителей. При этом не имеет значения, соответствует она действительности или является чистым вымыслом — имидж (образ) отца города, вникающего в каждую городскую проблему, повторяясь из года в год сотни тысяч раз, вбит в обывательское сознание крепко-накрепко.