Корабль призраков - Виктория Платова

– Что скажешь? – спросила у меня Карпик.

– Здесь никого не было по крайней мере месяц, – высказала предположение я.

– Или два, – поддержала меня Карпик. – А может быть, здесь вообще никто не жил… Ты как думаешь? От ее спокойного голоса мне стало страшно.

– Ну что, теперь двинем к капитану?

– Теперь все равно. К капитану так к капитану.

Это был серьезный шаг. До нас с Карликом еще ни один из пассажиров не переступал порога его каюты.

…Открыть заслонку на иллюминаторе в каюте капитана, так как мы это сделали в каюте Здановича, так и не удалось. Да и свеча, которой пользовалась Карпик, медленно догорала. В ее крохотном ореоле находилась сама Карпик и часть помещения. Одно я могла сказать точно: каюта капитана не была похожа на аскетичную каюту третьего помощника. То, что я увидела в мерцающем свете, несколько удивило меня: слишком много дерева, слишком много ненужных с точки зрения корабельной целесообразности вещей. В этом еще предстояло разобраться. А сейчас я смотрела на тонкую руку Карпика, всю залепленную свежим воском. Его капли стекали по коже, наплывали одна на другую, но Карпик, казалось, не замечала этого.

– Тебе не больно? – спросила я, удивляясь, почему раньше не обратила внимания на расплавленный воск.

– В смысле? – Карпик с недоумением посмотрела на меня.

– Воск. Он же горячий… Тебе не больно?

– А-а… Ты об этом? У меня очень низкий болевой порог, все удивляются, – почти с гордостью сказала девочка.

Нет, Карпик. Насчет низкого болевого порога – это сказки. Вся твоя невосприимчивость к боли, к горячему парафину на коже, к пощечинам отца, – все это блеф, не больше, замещение одного другим. Твоя боль гнездится совсем в другом месте. В том месте, где твой отец обычно назначает свидание женщинам, которых ты ненавидишь…

– Сейчас она догорит. – Карпик вздохнула. – Придется взять побольше свечей, чтобы сюда вернуться.

И действительно, ярко вспыхнув напоследок, свеча совсем уж собралась погаснуть. Но этого секундного торжества света хватило, чтобы я заметила подсвечник на столе. Мы оставались в темноте не дольше нескольких мгновений. Я достала зажигалку, щелкнула ею и зажгла три свечи в подсвечнике. Каюта сразу же осветилась ровным и достаточно ярким светом. То, что мы увидели, поразило нас. Настолько, что некоторое время мы молчали.

– Да, – сказала Карпик и смяла в руке податливый воск: все, что осталось от свечи. – Отель “Георг Четвертый”, пять звездочек, президентские апартаменты.

Я была вынуждена с ней согласиться. Каюта капитана представляла собой апофеоз Большого корабельного стиля. В отличие от безликой, никому не принадлежащей каюты третьего помощника здесь чувствовалось мощное присутствие хозяина. Хозяина, знающего толк в хороших вещах. Дубовая обшивка, кровать под балдахином, сухие цветы в китайских напольных вазах, картины в тяжелых багетах, покрытые благородной паутиной растрескавшегося от времени масла… Подсвечник, который я зажгла, был в каюте не единственным. Еще один – с тремя витыми свечами – стоял в изголовье кровати. Вместо унылого умывальника, над которым Вадик Лебедев уныло скреб станком “Жилетт” свой безволосый подбородок, – медный, отлично надраенный таз и такой же медный кувшин.

И чистое полотенце.

Практичная Карпик уже сунула свой нос в платяной шкаф орехового дерева. Он был набит вещами: парадные тужурки, белоснежные рубашки, несколько пар обуви внизу, две капитанские фуражки. Все это выглядело просто великолепно, но в то же время в этом было непонятное несоответствие с реальностью, природа которого не поддавалась анализу.

– Что скажешь? – спросила я у Карпика.

– Шикарные шмотки. – Она снова приподняла верхнюю губу. – Только что-то в них не того…

– Ты тоже заметила?

– А ты?..

Карпик ничего не ответила, быстро пробежала пальцами по обшлагам пиджаков, подняла несколько пар туфель и внимательно их рассмотрела.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросила я.

– Слушай, я, кажется, поняла… Такой фасон в этом году не носят. Это старые вещи.

– Старые? – Я даже присела на краешек стула, обшитого красным потускневшим бархатом.

– Ну да.

– В каком смысле – старые?

– Не в смысле, что им сто лет… Они новые. И все чистые. Просто так выглядели бы новые вещи, если бы их пошили сто лет назад… Или около того. Это несовременные вещи, вот что я хотела сказать…

Мне показалось, что по каюте капитана “Эскалибура” пронесся тихий вздох. От него у меня сразу же засосало под ложечкой.

– Ты слышала? – спросила я у Карпика.

– Что? – Карпик была совершенно невосприимчива к подобного рода мистическим веяниям.

– Кто-то здесь есть.

– Это сквозняк, мы просто не прикрыли дверь. – Карлик повернула голову к двери. Она оказалась плотно закрытой.

– Пойдем отсюда, – жалобно попросила я.

– Сейчас. – Оставив в покое платяной шкаф, Карпик переключилась на стену. Здесь, среди барометров, секстантов и миниатюр, исполненных на кости и фарфоре, висело несколько фотографий в рамках.

Она явно не дотягивалась до одной из них, которая висела слишком высоко. Почему именно она заинтересовала девочку, я не знала. Карпик согнала меня со стула и подставила его к стене. И только потом сняла фотографию. Я не обладала таким исследовательским пылом, – все мои эксперименты по профессиональному обыску остались в прошлой жизни, которую я очень хотела забыть.

Побродив по каюте, я подошла к медному тазу с водой Интересно, сколько она уже здесь стоит?.. Скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, я сунула в него руку. И тут же одернула ее, чувствуя, что теряю сознание.

Вода в тазу была теплой.

И не просто теплой, а почти горячей. Судя по температуре, ее налили не больше пятнадцати-двадцати минут назад. Ее налили в то самое время, когда мы с Карликом подходили к дверям капитанской каюты… Откуда никто не выходил.

– Смотри, Ева! – позвала меня Карпик. – Очень любопытная штука!

Все еще не в состоянии прийти в себя, я придвинулась к Карлику и ухватилась за ее испачканную воском руку, как за спасательный круг.

– У меня тоже любопытная штука, – промямлила я.

– Нет, ты не понимаешь! Здесь такое!

Карлик сунула фотографию мне под нос, прикрыв ладонью нижнюю часть снимка.

– Ну! – торжествующе сказала она – Смотри внимательно!

Я повиновалась.

На фотографии, забранной под стекло, был изображен капитан “Эскалибура”, фанат дисциплины, собирательный образ, герой Джека Лондона, Германа Мел-вилла и других маринистов всех времен, вместе взятых. Капитан “Эскалибура” с его неуемной страстью к Шопену и бретонской кухне. Капитан, с которым я три раза в день встречалась в кают-компании. Капитан, который приказал отправить труп старпома Митько на Большую землю. Капитан, который так неожиданно исчез сегодня утром.

Или ночью?..

Конечно же, я ни с кем не могла спутать это лицо, уж слишком оно было запоминающимся. Улыбающийся капитан стоял на фоне какого-то корабля. Общею абриса судна видно не было, только чернота борта за капитанской спиной. И название корабля. Это было английское название. И английские буквы, которые я прочла без труда. Они составили именно то слово, которое я ожидала.

"EXCALIBUR”

– Что скажешь? – спросила у меня Карпик.

– Шпион. Агент 007. Человек с двойным гражданством.

– Все понятно. – Карпик убрала руку с нижней части снимка. – А на это? Под снимком стояла дата. 1929 год.

– Здорово, правда? – Глаза Карпика горели. – С ума сойти, как здорово!

По каюте снова пронесся вздох. В нем не было ничего угрожающего, но я поняла, что не слышала в своей жизни звука, страшнее этого. Теперь он был гораздо явственнее, даже невосприимчивая к мистике Карпик уловила его. И отреагировала так же, как и я.

Не сговариваясь, мы бросились вон из каюты, едва протиснувшись в дверь и сразу же за ней столкнувшись лбами друг с другом. Мы не удержали равновесия и шлепнулись на пол в метре от захлопнувшейся капитанской каюты. Несколько минут мы лежали в полной темноте.

– Ты почему побежала? – отдышавшись, спросила у меня Карпик.

– А ты почему?

– Потому что ты. – Карпик не договорила и принялась смеяться Она смялась так громко и заразительно, что мне ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру. Некоторое время мы слышали только свой истерический хохот: сплетенные руки, сплетенные ноги, две дуры – одна большая, другая маленькая – валяются в беспросветно темном коридоре и ржут как ненормальные, надо же!..

И только когда смех поутих, я явственно услышала шаги. Они были неуверенными и вкрадчивыми одновременно. Они были явственно слышны.

Они приближались.

– Ты слышишь? – шепотом спросила у меня Карпик. – Кто-то идет.