Мой портфель - Михаил Жванецкий

– А я что, с тобой разговариваю?

– Слушай, Клавка, я уже знаю твой телефон. Я вычислю твой адрес, я тебе, Клавка, такое…

– А я не Клавка.

– А мне все равно.

– Алло, простите, пожалуйста, с кем я сейчас разговариваю? Вот кто в данный момент со мной говорит?

– Бригадир рыболовецкой бригады главврач судоремонтного завода.

– Молодой человек отсоединяйтесь.

– Не хочу. Я вам всем все поперебиваю. Я возьму за свой счет и буду у каждого с утра в телефоне.

– Алло, Толя.

– Ой, Толя, Толя!

– Мила.

– Ой, Мила, Мила!

– Я не могу до тебя дозвониться.

– Ой не надо, ой не надо.

– Как, ты моя жена!

– Все! Я развелась.

– Извините. Может, вы все положите трубки, а я наберу восьмерку.

– От сволочь.

– Hello-y!

ПЕРВЫЙ. Да.

ВТОРОЙ. Да.

ТРЕТИЙ. Да.

– Hello-y! It is Los Angeles?! Do you speak English?

– Да нет, я из больницы говорю.

– Excuse me, I need Maikl Zhvanetskiy.

– А, ну это ей надо ночью звонить.

– Да не, он отключается ночью.

– Алло, надо его в Аркадии искать.

– Да нет, он сейчас в Москве.

Все хором: 233-80-88.

– Да он в Одессе – хором: 26-38-10.

– Thank you. П repeat.

– Что она говорит?

– Она говорит, что сейчас перезвонит.

– Все. Тихо… Тихо!…

– Hello-y.

Все. Hello-y.

– This is Maikl Zhvanetskiy?

Все. Yes.

– My dear Maikl…

– Пацаны, я чувствую, такая телка потрясная. Я уже от голоса возбудился. Слушай, а вдруг он где-то здесь? Алло, Миша, ты здесь? Михал Михалыч…

– Да нет, он сейчас в Москве.

– Да где в Москве, я его видел вчера на пляже. С такими классными телками валялся. Слушай, как они с такой рухлядью?… Он же развалина, он же еле дышит.

– Ну вот он на них и еле дышит. А им хватает. Им главное имя.

– Какое такое имя… Ну, Миша. Тоже мне имя… Что она хочет?

– Она хочет справочную.

– Скажи ей – 09.

– Что 09, она все равно сюда попадет. А ты, Клавка, положи трубку.

– Я положила.

– А вот, кстати, если мы все говорим, на кого счет придет?

ГОЛОС. А на всех.

– Это кто говорит?

– АТС.

И все положили трубки.

Не стоит

Ребята! Я считаю, что не стоит брать по сто грамм водочки, селедочку с картошечкой, редисочку, масла сливочного.

Не стоит. Не стоит.

И день такой прекрасный и море голубое.

Спортом надо, спортом…

Значит, так.

Я предлагаю не брать по сто граммов водочки, селедочки, картошечки с укропчиком, огурчиков солёных, брынзочки, салатика помидорного, редисочки со сметанкой…

Ни к чему.

Солнце жарит, народ на пляже.

А здесь хоть и видно море, но в стороне…

Да? Договорились?…

Я рад.

Значит, я повторяю: не берем по 150 грамм водочки, огурчиков, яблочек моченых, селедочки с картошечкой – разваристой, политой маслицем…

Дальше не берём: редисочки со сметаной, сока томатного со льдом и отбивную.

Кто записывает?… Не надо записывать.

Мы же как раз не берём не берем по 200 водочки остроохлаждённой, селёдочки, салатика из огурчиков, икры из синеньких с чесночком кусочками, картошечки горячей с укропчиком и борща… Да, и борща украинского наваристого обязательно с пампушечкой… Он у вас с пампушечкой?… Да?… Не берем!

А мы просто так зашли… Узнать… Узнаем и уйдём.

Ну поймите, такой день хороший, все плавают, загорают… Вон турник, все подтягиваются, разминаются…

А мы, как идиоты, по 250 грамм водочки очень холодной и томатный сок со льдом в такой день…

А зачем селедочка с картошечкой, масло сливочное, редисочка и борщ на главное, в горшочке, горячий, с пампушечкой и чесночком?…

А какое-то такое отбивное на второе…

Тогда уже и мороженое с вареньем!…

Видите, что у вас получается?!…

Нет, нет, не пойдёт. Вычёркиваем всё…

Значит так, из холодного вычёркиваем следующее: по 300 грамм водочки очень холодной… уж постарайтесь… вычеркнуть как следует… потом вычёркиваем селёдочку… у вас какая?., баночная, толстенькая, с лучком колечками, уксусом и подсолнечным маслом… и картошечкой горячей с укропом… картошечка какая?., молодая… ну да, вычёркиваем…

Вычёркиваем салатик – помидорчики, огурчики, редисочку… Мы идём плавать, купаться и загорать…

Что значит принесли?!…

Унесите!… По 350 грамм водочки и лёд отдельно к ней, и томатный сок к нему, и вот эту селёдочку и картошечку и вот этот борщ, я вижу, не парит, значит жирком залит хорошо, хотя горячий, а не парит… да… да… унесите… Это пампушечки такие румяные?… Немедленно заберите!…

Унесите также хлеб свежий белый горячий с хрустящей корочкой, масло сливочное со льдом, икру из синеньких, капусточку квашеную с сахаром…

Мы всё это есть не будем…

Мы пойдём на пляж и подохнем, захлебнувшись слюной, вися на их проклятом турнике!

– Вы не каком расстоянии от Одессы?

– Тысяча километров.

– И не надо менять.

Два яблока

В Одессе отец зажал сына в углу.

– У тебя два яблока. Я одно выбросил. Сколько у тебя осталось?

Тихое скуление.

– У тебя было два яблока. Я одно порезал на куски. Сколько у тебя осталось?

Скулеж, тычки, прижатие к стене.

– У тебя было два яблока. Я одно сожрал. Я! Я сожрал. Сколько у тебя осталось?!

Плач, рев, удары.

– Ты держал в своих грязных руках два немытых яблока. Я вырвал у тебя одно и сожрал. Сколько у тебя осталось?

Крик, плач.

– Папа! Не надо!

– Нет надо! У тебя было два яблока. Я у тебя вырвал и растоптал одно. Одно из двух я растоптал ногами. Сколько у тебя осталось?!!

Дрожание, вой, крики, визг мамы.

– Оставь ребенка.

– Он идиот. Я меняю условие. У тебя было два яблока. Одно сожрал ты! Ты сам сожрал одно! Сколько яблок, идиот, у тебя осталось, болван?

– А-а-а!! Не бей, папа!!

– Никакаго зоопарка. Никаких гостей. У тебя никогда не будет дня рождения. Весь праздник я проведу с этим идиотом… У тебя было два яблока. Зина, у нас есть яблоки? А что? Давай морковки… У тебя было две морковки, сукин ты сын. Я отнял… Дай! Дай! Идиот. Это арифметика. Я отнял у тебя одну и сожрал… Вот… Хря-хря… На, смотри…

– Гриша, она немытая.

– Ничего. Пусть он видит. Я сожрал с землей одну морковку. Сколько у тебя осталось?

– Яблок?

– Морковок!!!

Всхлипывание.

– Посмотри. Сколько грязных морковок осталось в твоих грязных руках?

– Одна-а-а-а-а…

– Правильно, сынок… А теперь возвращаемся к яблокам.

– А-а-а-а! Папа, не надо!

– Гриша, не надо.

– Не реветь! Отвечать! У тебя было два яблока.

– Гриша, умоляю!

– Надо! Этот идиот с морковками ответил правильно, значит, есть надежда. Я развиваю у него абстрактное мышление. У тебя было два яблока.

Дикий рев. А-а-а! Не надо!

– Гриша, не надо.

– Или он не будет идиотом, или он не вырастет вообще. У тебя было два яблока.

А-а-а! Ревут все.

– Тишина! Весь дом молчит. Не подсказывать. Я, твой папа, отнял у тебя…

А-а-а! Все ревут.

– … одно яблоко из двух (перекрикивая рев). Я, твой отец, подкрался и из твоих двух яблок отнял у тебя одно… (Рев стал таким, что в стены застучали, «Что там у вас?») Ну, хорошо… Ты мне сам дал одно… Сколько у тебя осталось?

– (Тихий шепот): Одно.

– Значит, теперь у меня сколько яблок?

– Одно.

– У тебя сколько яблок?

– Одно.

– Давай их съедим?

– Давай…

– Но яблок нет! Жрать нечего! Это и есть абстрактное мышление!

Наблюдатель

Кто рыбок любит наблюдать в аквариуме, кто – зверушек в зоопарке, я баб люблю наблюдать. Как ходят, как передвигаются… Очень успокаивает.

Задумчивые есть какие-то, тоже лежат себе. А есть, что бегут, не стоят никогда, все время крутятся. Между собой стрекочат. Сидят некоторые. С книжкой даже. Но это редко. Больше – вдвоем, втроем. В прическах такие есть.

Мех вдруг здесь или здесь. В общем там, где у нее его не ждешь. Или вдруг пуговка или булавка. Ну это, конечно, мужики им воткнули, они носят. В чулках бывают. Даже летом. Мужики надели, они и не снимают.

И перебегают, знаешь, так озабоченно. Так и кажется, что знает, куда. Так деловито бежит, бежит, там наткнется на что-нибудь – обратно бежит тоже деловито-деловито. Пока не наткнется. Тогда поворачивает и в третью сторону бежит. Ну полное впечатление, что знает куда. Но если пунктиры составить сверху – беспорядочное движение.

В магазин забегает, вроде знает, зачем. Ну ткнется туда-сюда – выбегает и дальше бежит.

А в капюшонах которые, – не слышат и не видят, только впереди себя. Два капюшона если встретились посреди дороги – вообще ничего не видят, хоть дави их мусоровозом. А чего: им тепло, окружающих нет.

Мужики тоже, когда чулки носили в шестнадцатом веке, бегали все время. А брюки одели – как-то успокоились. Теперь эти все у них переняли.

А есть некоторые хохочут и хохочут, а подойдешь – убегают. И погладить себя не дают. Она, конечно, страдает, если ее гладят или там щипают, но если поймал, держишь крепко, то уже гладишь, гладишь… Пока не вырвется. А зачем вырываться, зачем? Ну понимает же, что гладить будут, далеко не убежишь. Так нет, вот этот пусть гладит, а вот именно этот – нет.