Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович

Сразу же, как только посольство с Джурус-ханом во главе миновало безымянную русскую крепость у брода, Летко Волчий Хвост вернулся туда со своим отрядом. На следующий день в версте от заставы Летко и Харук-тархан встретились. Они быстро договорились о совместном походе на земли булгарского властителя Талиб-алихана, уточнили время, детали набега и разъехались, довольные друг другом.

На переговорах от имени конунга Ольгерда присутствовала княжна Альбида. Говорить ей почти не пришлось: она только и сделала, что передала дары отца степному владыке.

— Ты стремителен в деле ратном и мудр речами, как бог моей суровой родины Вотан[117], — без тени обычной улыбки сказала Альбида.

И Летко Волчий Хвост, бесстрашный воин и мудрый воевода, опять не нашел слов для ответа...

— Князь-война, говоришь? — переспросил гонца Святослав. — Ну-ну, поглядим. Русь не запугаешь. Иди!

Отпустив гонца, великий князь Киевский долго сидел задумчивый, иногда вставал со скамьи, мерял гридницу тяжелыми шагами. И в это время мало кто осмелился бы потревожить его. Во дворе толпились соратники князя-витязя, советники в мире и войне — бояре, князья, воеводы, старцы градские.

— Что Святослав-князь? — спрашивали они Добрыню. — Грозен, сказывают? Когда же он позовет нас пред светлые очи свои?

— Ждите! — следовал краткий ответ.

Приехал Асмуд. Бояре бросились к нему поддержать стремя. Тот отстранил всех мановением руки, тяжело спрыгнул с седла, бросил поводья отрокам и, ни на кого не глядя, пошел к дверям гридницы.

— Чего тебе? — сверкнул глазами Святослав. — Яз тебя покамест не звал.

— Один думу думаешь? — сурово-укоризненно спросил прославленный воевода. — Не дело так-то! Зови всех, промыслим сообща.

— Учишь, старик? — зловеще спросил великий князь. — Так яз давно не отрок малый.

— Нет! Не учу. Просто совет — к слову! Русь велика, одной головой за всех не промыслишь.

— Добро! Пусть войдут все!..

Как два года назад, грозой повеяло над Русью. Дума была тяжкой. Но... не решились на этот раз хазары напасть в открытую на земли грозного соседа: не забыли урока доброго. По-другому решили эльтеберы сокрушить Русь Светлую: в чистом поле разбить полки ее. Надеялись, как всегда, числом воинов задавить. Мужи нарочитые русские понимали это и совет дали, как надлежит принять посла хазарского...

Джурус-хан не заставил долго ждать себя: на третий день в сопровождении двух беков, посланцев Булгарии и Буртасии, а также четырнадцати богатуров со значками тарханов Хазарии, каждый из которых должен был представлять десять тысяч всадников, хан-Война в полном боевом снаряжении, внушительный и грозный явился в гридницу великокняжеского дворца.

Каковы же были его растерянность и ярость, когда великий князь Киевский встретил послов, сидя верхом на коне. На конях же сидели позади него десять ближних бояр и воевод. И это еще не все: вдоль обеих стен огромной залы, на возвышении, стояли рослые богатыри. И ничто уже не могло спасти гордую честь высокородного хазарина и сопровождавших его беков — булгарского и буртасского. Куда бы ни бросили взгляд вестники войны, им приходилось невольно поднимать лица вверх, как карликам перед великанами. Джурус-хан понял вдруг, что Святослав знает, с какими словами послали его сюда каганы великой Хазарии. Но хан-Война заметил и другое: все русские богатыри держали мечи в ножнах. Значит, Русь не хочет войны, а боевым снаряжением своим просто предупреждает Хазарию.

Однако надо было исполнить данное поручение, и Джурус-хан, гордо подбоченясь, заговорил громко:

— Кагану Урусии Святослябу привет шлет каган-беки Асмид Могучий и Всепобеждающий! Он спрашивает: здоров ли ты?!

Святослав не шевельнулся и не ответил. Взгляд его был устремлен поверх голов хазарского посольства. За него ответили богатыри русские. Ответили дружно, громогласно:

— Великий князь Руси здоров и грозен по-прежнему! Говори, зачем пришел?!!

У хазар зазвенело в ушах. Доселе неподвижные бунчуки из конских хвостов в могучих руках их вздрогнули.

— Я пришел сказать слова великого царя Шад-Хазар Наран-Итиля Светоносного и Ослепляющего! А также изложить волю властителей Булгарии — Талиб-алихана и Буртасии — Бурзи-бохадур-хана!.. Мы объявляем: если ты, коназ Святосляб, отдашь нам земли наших предков с городом Чурнагив, тогда Хазария обещает вечный мир и дружбу Урусии!.. Если коназ Святосляб не согласится на это, тогда пламя войны затопит его землю! — объявил Джурус-хан.

— Да будет так! — воскликнул посол Талиб-алихана.

— Да будет так! — вторил ему посланник Бурзи-бохадур-хана.

На мгновение по гриднице разлилась зловещая тишина... Но вот Святослав поднял правую руку в железной перстатой рукавице и заговорил, не глядя на послов:

— С коих это пор Чернигов-град козарским стал? Земля сия искони русская... А што есть земля?! — голос великого князя Киевского зазвенел: — Земля есть основание Отечества!

Властитель Руси устремил горящий взор на послов врага и спросил внушительно и грозно:

— Кто ж, поведайте мне, добровольно отдает свою землю?!

Он вырвал из ножен меч и бросил его к ногам кочевых владык: кованый клинок зазвенел по каменным плитам гридницы:

— Вот мой ответ Итиль-хану и прочим! Вы мира делить не хотите с Русью?! Вам кровь и пожары надобны?! Будут пожары! Теперь узнайте последнюю волю мою: раз мира не хотите — на вы иду!

Глава  вторая

Патрикий Михаил требует...

Греческий посол гневно требовал встречи с самим «царем Скифии». Ему невозмутимо и коротко отвечали бояре:

— Не можно.

— Но почему?! Я требую! У меня хорисовул[118] от самого императора Романии!

— Не можно.

— Тогда я желаю говорить с ближайшими советниками архонта Сфендослава!

— Это можно.

Посла тотчас провели в княж-терем. Здесь, в малой горнице, патрикия принял воевода Асмуд.

— Яз слушаю тебя, посланник ромейский, — остро глядя прямо в черные глаза Михаила, сказал русс.

— Я вынужден начать с требований! — Патрикий придал своему лицу строгое и внушительное выражение.

— Романия вечно што-нибудь требует, — усмехнулся в седые усы Асмуд. — Требуй, грек, коль уж по-иному не можешь.

— Я требую разыскать мою кондуру и выдать взбунтовавшихся рабов! Я накажу их сам по законам империи Рима[119]!

— На Святой Руси законы твоего Рима ничего не стоят. Мы живем по заветам мудрого и неподкупного бога Праве. Здесь не Романия, и требовать ты ничего не можешь. — Воевода равнодушно зевнул, прикрыв рот ладонью.

Патрикий покраснел от гнева, однако понял, что разговаривать в этом дворце надо по-иному.

— Хорошо, я оговорился. Я прошу, — Михаил нарочно подчеркнул это слово. — Я прошу от имени императора Никифора Фоки...

— Пять боевых лодий с сотней ратников ищут твою кондуру. Как только она отыщется, рабы сразу будут выданы тебе на суд.

— Я потерял на вашей земле около трех тысяч литр[120] золота. Оно мне нужно сейчас... — Патрикий запнулся. — Об этом я скажу самому архонту Сфендославу! Кроме того, пропал дар императора вашему властелину: боевые доспехи и меч. Император знает, как любит оружие царь Скифии.

— Император ошибается, — построжел воевода Асмуд. — Великий князь Киевский и Руси всей любит охоту на красного зверя и еще коней резвых!

— Пусть так, — ухмыльнулся Михаил.

Патрикий ждал ответной улыбки, но лицо воеводы оставалось суровым и замкнутым. Тогда посол Никифора Фоки встал и, гордо задрав подбородок, заявил решительным голосом:

— Я требую возместить мне ущерб, нанесенный империи на вашей земле!

— Што-о?! — невольно вырвалось из груди русса.

— Я тре... прошу возместить убыток, причиненный казне императора Романии на вашей земле! — повторил патрикий твердым голосом.