В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса - Мартин Писториус

«У меня тоже такое чувство, будто я сошла с ума, – пишет она. – Мне хочется время от времени себя ущипнуть, чтобы убедиться, что это не сон, потому что я по уши влюблена в мужчину, с которым еще даже ни разу не виделась, и все же мне кажется, что я знаю тебя много лет».

Я понимаю, почему нам приходится задавать вопросы об урагане, который без предупреждения ворвался в нашу жизнь. Когда твой мир мгновенно становится совершенно иным, это дезориентирует. Но любовь не подчиняется логике, и наши фантомные сомнения легко развеиваются. За эти годы я не раз слышал, что, когда встречаешь подходящего человека, видишь это сразу, и теперь я понимаю, что люди имеют в виду. Это чувство не похоже ни на одно из тех, которые я когда-либо знал.

49: Сахар и соль

Я растворяюсь в Джоанне, когда мы с ней вместе грезим наяву.

«Я хочу танцевать с тобой», – пишу я ей.

Мы пишем картины словами, рассказывая друг другу обо всем том, чем мы будем заниматься, когда наконец встретимся. Теперь, не считая рабочих часов, мы постоянно поддерживаем онлайн-контакт. Наши дни приобрели определенный ритм, общий для нас обоих.

И хоть мы и находимся в разных полушариях планеты, разница во времени между Южной Африкой и Англией составляет лишь пару часов. Благодаря этому я могу разбудить Джоанну утром коротким сообщением, поболтать с ней, прежде чем отправиться на работу, и в течение дня послать ей пару писем, а весь вечер мы проводим в Интернете вместе. Мы не выключаем компьютеры даже тогда, когда кому-то из нас нужно поесть или ответить на телефонный звонок. Если Джоанна звонит мне вечером, чтобы пожелать спокойной ночи, я разговариваю с ней, используя биперы на телефоне для ответов «нет» и «да», чтобы мы могли еще раз поговорить друг с другом.

Наша тяга друг к другу так сильна, что недавно я решил посылать ей SMS, проснувшись среди ночи, зная, что она в это время должна ехать домой, проведя вечер с друзьями.

«Ты меня только что разбудила», – в шутку написал я, а пару секунд спустя получил ответное сообщение.

«Ты не поверишь, – писала в ответ Джоанна, – но я сейчас, открывая дверь, уронила связку ключей и подумала, что, должно быть, разбудила тебя, и только потом поняла, что этого никак не могло случиться».

Как-то раз у меня ни с того ни с сего разболелась правая рука, и я рассказал Джоанне, что не понимаю, в чем причина боли.

– Это я сегодня ударила правую руку! – смеясь, сказала она в ответ.

Я не могу дать объяснение таким вещам, но мне нет нужды задаваться вопросами по поводу таинственных совпадений, коль скоро я могу сосредоточиться на том, что реально. Сейчас апрель 2008 года, и я забронировал авиабилеты в Великобританию на начало июня. Еще каких-нибудь восемь недель – и мы с Джоанной будем вместе, а тогда уж сможем решить, что будет с нами дальше. Мы уже знаем, что любим друг друга, и это означает, что у нас нет иного выбора, кроме как найти способ быть вместе.

Мои родители пребывают в тихой панике. Даст ли авиакомпания согласие везти меня так далеко? Кто будет кормить меня с крохотной тарелочки, которую мне дадут, кто будет поддерживать меня в кресле, чтобы я не ударился головой, когда сила гравитации толкнет меня вперед при приземлении, поскольку я недостаточно хорошо удерживаю равновесие, чтобы ей сопротивляться? Но хотя от их вопросов воздух вокруг меня звенит, я напоминаю себе об обещании, данном самому себе: обрести независимость. Мне 32 года. Прошло почти 7 лет с моего первого тестирования, я многому научился. Пора. Я больше не должен бояться.

Однако как бы ни были мы с Джоанной уверены, мы понимаем, что нам придется вести наш союз через рифы и мели опасений других людей, если мы хотим, чтобы он выжил.

По мере того как недели превращаются в месяцы, становится все очевидней, что некоторые знакомые подозревают, будто наши чувства – роман, который мы пишем вместе, не позволяя неудобствам приземленной реальности разрушить наш замысел. Они думают, что реальность не поддержит эту иллюзию, и я способен понять их скептицизм: мы ни разу не встречались, наши жизни совершенно различны, и во всем этом нет даже толики здравого смысла. И бывают моменты, когда я всей душой желаю, чтобы Джоанне не приходилось испытывать боль, причиняемую благими намерениями других людей. Хотя я сам к ней привык, я сделал бы что угодно, чтобы защитить ее от этой боли.

– Что случилось? – спросил я ее как-то вечером.

Ее лицо было менее выразительным, чем обычно. Оно словно потухло.

– У меня был ужасный вечер, – ответила она.

– Почему?

– Я встречалась с подругами, и мне так хотелось поговорить с ними о тебе. Но они просто не желали слушать! Они только и делали, что спрашивали, хорошо ли я понимаю, насколько ты уязвим. Они считают, что я поступаю жестоко, заставляя тебя поверить, что у нас может быть общее будущее.

Голос ее печально дрогнул.

– Это было ужасно, – призналась она. – Я не могла ничего им ответить, потому что боялась, что вообще не смогу говорить.

– Мне так жаль!

– Ты не виноват. Но я не понимаю, почему мои подруги вообще говорят мне такие вещи. Они что, совсем меня не знают? Словно я ребенок, которому нельзя доверять.

– Мне хорошо знакомо это чувство.

Ее лицо на мгновение посветлело, а потом снова стало печальным.

– Это заставляет меня гадать, что будут думать окружающие, встречая нас, – говорит она. – Меня расстраивает мысль о том, что единственное, что они будут видеть, – это твою инвалидную коляску. Это так неправильно! Мои подруги даже не упомянули о том факте, что мы с тобой еще не встречались. Больше всего их беспокоило то, что значит менее всего.

– Так часто бывает, – пишу я. – Люди забывают обо всем, за исключением того факта, что я не могу ходить.

– Я знаю, – сказала она печально. – Но так не должно быть.

Пока Джоанна говорила, меня преследовало желание дотянуться до нее, коснуться ее, приласкать и уверить, что мы докажем окружающим, что они не правы.

Мне хотелось бы найти какой-то способ показать ей, насколько я уверен, что так и будет. В конце концов, любовь – это одна из форм веры. Я знаю, что наша любовь реальна, и я верю в нее полностью.

– Людям придется научиться иметь с нами дело, потому что наши чувства таковы, каковы они есть, и мы их изменить не можем, – сказал я ей.

– Думаешь, они захотят?

– Да.

Она на мгновение умолкла.

– Мне просто очень грустно понимать, что я больше не смогу разговаривать о тебе со своими подругами. Такое ощущение, что я больше никогда не смогу доверить им самую драгоценную вещь в своей жизни.

– Может быть, со временем и сможешь. Возможно, потом они будут думать иначе, когда увидят, что мы остаемся вместе, что бы ни случилось.