Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

Но дядя, доктор Креспи и даже Армеллина все следующие дни так успокаивали Аду, настаивая на поездке, что когда Дария позвонила обговорить детали, её подруга не смогла найти причин для отказа. Они договорились встретиться в аэропорту Афин. Дария через агентство в Болонье забронировала автомобиль, чтобы добраться до Эпидавра и, может, в свободное время съездить на пляж или посетить какие-нибудь раскопки.

Часть третья

Обманка

(энкаустика)

1

Попрощаться с Адой, уезжавшей в Грецию, дядя Танкреди решил в аэропорту, вместе с Лауреттой и доктором Креспи. Обняв племянницу, он пошутил: «Развлекайся и наслаждайся отдыхом. Обещаю не умирать до твоего возвращения».

И Ада, как бы абсурдно это ни выглядело, поверила ему и отправилась на посадку, ни о чём больше не тревожась. Но уже сев в самолёт, вдруг поняла, что совсем отвыкла путешествовать в одиночку и даже не взяла с собой ничего почитать. К счастью, полет длился недолго, а в кармане кресла обнаружился традиционный глянцевый журнал авиакомпании. Ада принялась листать его в надежде найти анонсы театрального фестиваля в Афинах и Эпидавре, а может (во что, правда, верилось слабо), и о последней работе Мимиса Плессаса. Но туристов, летящих в Грецию в августе, эта тема явно не интересовала, их привлекали вопросы попроще, которым, похоже, журнал посвятил все свои страницы: море, пляжи и местная еда, припорошённые неизбежной щепоткой археологии в качестве дежурного блюда. Среди фотографий с изображением восхитительных пейзажей, эвзонов в складчатых белых юбках-фустанеллах[44] (четыреста складок в память о четырёхсотлетнем турецком иге) перед зданием парламента, песчаных дюн и крошечных бело-синих домиков в глаза вдруг бросилось занимающее целую страницу подводное фото совершенно голых младенцев, плавающих, ловко двигая ручонками, в одном бассейне с молодыми дельфинами. Фотография не имела ничего общего с Грецией: она иллюстрировала рецензию на «Homo Delphinus», недавно переведённую на итальянский книгу известного французского ныряльщика Жака Майоля. Текст был коротким и малоинформативным: рецензент, фотография которого прилагалась, сосредоточился в основном на экспериментальных родах в воду, которые Майоль принимал в присутствии двух гинекологов, участников движения за «мягкие роды».

Снимок напомнил Аде о занимавшей её в начале исследовательской карьеры теме. Ахилл, один из самых её любимых героев, был сыном морской нимфы, нереиды Фетиды, жившей на дне моря и, судя по изображениям на древних вазах, разъезжавшей на дельфине или гиппокампе[45]. Она выходила из воды только в исключительных случаях, и одним из них, по мнению некоторых античных поэтов, было рождение сына, зачатого от смертного. Мать родила маленького Ахилла в прибрежном гроте, а отец вскоре перенёс младенца в лес, доверив его кентавру Хирону.

В древних текстах рассказы о первых днях новорождённого были немногочисленны, фрагментарны и противоречивы. Ада тогда считала, что имеет право представить себе совсем другую сцену, возможно, вдохновлённую, двумя документальными фильмами, которые она подростком видела по телевизору в программе о чудесах природы. В первом показывали рождение китёнка, которому подруги матери сразу же помогли подняться на поверхность, чтобы он мог дышать. Во втором морской конёк-самец, вертикально качаясь на волнах, буквально выстреливал из отверстия в центре живота мальков, заложенных самкой в его выводковую сумку ещё в виде икринок и выношенных им самим. Аду и Лауретту это зрелище очень тронуло, а дядя Тан проворчал: «Было бы справедливо, если бы и у людей хоть иногда рожали отцы, а не матери». Пару лет спустя Ада убедилась, что у греческих богов такое тоже случалось: несколько детей Зевса, например, родились прямо из его собственного тела.

Что касается рождения Ахилла, Ада предположила, что младенец появился на свет не на земле, а в морских глубинах. Ей представлялась нереида, легко, несмотря на уже оформившийся живот, плывущая под водой среди водорослей, раковин и кораллов. Она видела, как та, изгибаясь, словно танцуя, следует за волнами, как в такт этим движениям между материнскими бёдрами появляется светлая детская головка, за ней выскальзывает крохотное тельце идеальных пропорций, всё ещё связанное с матерью лазурной лентой, вьющейся вокруг неё, будто косяк мелких рыбёшек. Кровь? Да, возможно, вслед за ребёнком протянулась и полоска крови, тончайшая алая нить, сразу растворившаяся, исчезнувшая в морской синеве.

Когда Ада рассказала об этой фантазии психоаналитику, тот не придал ей особого значения. «Это всё литературщина, – отмахнулся он. – Слишком много деталей, материал для статьи, а не для погружения в глубины своего "я"».

Ада обиделась. Впрочем, возможно, психотерапевт был прав.

2

Дария ждала её в афинском аэропорту. Каждый раз,