Личный демон. Книга 3 - Инесса Ципоркина

Или дьявол с ангелом, действуя слаженно, жестоко и четко, не позволили ей проорать, простонать, прохрипеть «берите их, оставьте меня». Не довели до последней грани.

— Так что, нет никакого заговора ангелов и демонов? — с надеждой спрашивает княгиня ада, некоронованная, неопытная.

— Есть, конечно! — смеется Мурмур. — Всегда есть заговор, подковерная интрига, дружба двух против третьего, троих против четвертого, всех против всех… Ад — скучное место, мама Катя. — Саграда едва заметно вздрагивает от столь… выверенного обращения. Мама Катя. Мурмур точно намекает: ты мне мать — и в то же время не совсем. Надо же, каков хитрец! — Вот мы и развлекаемся, как можем. Людьми расплачиваемся, демонами обмениваемся, отдаем себя в заклад на пару вечностей, а после выкупаем. Как будто это что-то меняет. Прости уж нам, дуракам обреченным.

— Прощу… — кряхтит Катерина, пытаясь приподняться, сесть, не валяться кулем на полу. Несколько пар сильных рук придерживают ее за плечи, подхватывают, обнимают. Теплые ладони прогоняют смертный холод, окутавший тело, словно ледяной кокон. — Прощу, конечно, куда деваться-то? Глупая у вас мать, дети мои. Ничего в этой жизни не понимает.

— Разберешься, — сухо роняет Наама. — Понемногу во всем разберешься. Время есть.

— Разве? — вскидывается Катя. — Три с половиной года — это, конечно, срок! — Катерина пытается язвить, но получается не столько зло, сколько беспомощно.

— А ты наплюй, — тихо отвечает ей мать обмана. — Наплюй на откровения, на пророчества, на законы божеские и человеческие. Как мы все. Живи сейчас, не думай ни о прошлом, ни о будущем. Обманывай себя, если тебе так легче. Обмани весь мир, если ему так легче. Ты — сама ложь. У тебя получится.

Саграда перехватывает ее взгляд — непроглядно-темный, нечитаемый, бесстрастный — и понимает: она больше не игрок. Она дилер, сдающий карты, шулер с полными рукавами тузов и джокеров. Если княгиня захочет, сидеть ей на троне рядом с князем своим до Судного дня. Но сначала…

— Куда мне теперь? — устало спрашивает Катя.

— Куда пожелаешь, — пожимает плечами Наама. — Хочешь отомстить за свою боль — иди. Мсти.

Владычица ада смотрит на сына. А Виктор на мать — не смотрит. Отводит взгляд, закрывается, боясь ее желаний, ее воли, беспощадной, сатанинской… Княжеской. Катерина чувствует себя диким зверем, вкусившим человеческой плоти. Зверем, которого вот-вот пристрелят, потому что больше не доверяют.

«Я учился не делать того, что сделали со мной», вспоминает она Витькины слова.

— Ну нет, — качает головой Катя. — Не стоит оно того.

— Так ты простишь отца? — жарко вскрикивает за спинами ее родных кто-то, кого Катерина до сих пор не замечала. А этот кто-то все время был здесь. Была. Эби, разменная монета в опасных играх небес и преисподней.

— Детка, — тянет руку Катерина, — детка, поди сюда.

Абигаэль покорно подходит.

— Знаю, твоему отцу нужно ВСЁ, — полушепотом произносит Саграда. — Он не довольствуется малым. Но он не получает того, чего хочет, никогда. Пусть привыкает быть вторым. Это его судьба. И моя, и твоя. Никто из нас не первый, даже Люцифер. Даже Он. — И Катерина поднимает глаза вверх — туда, где, по дурацкому поверью, находится обитель бога. Хотя бог — он всюду. И здесь, здесь тоже, среди отвергнутых, нелюбимых детей своих. — Всегда есть кто-то, над кем у нас нет и не будет власти. Попробуй научить Белиала этому. Ты сильная, у тебя получится.

— Я не могу. Не хочу, — зажмуривается Эби. — Не умею… хотеть.

— Умеешь. — Саграда поглаживает ее по руке. — Ты же захотела прощения для него? Ты же пришла ко мне — сюда? Значит, ты моя семья. Кэт, твоя мать, часть меня и…

— Я не ты! — почти с ненавистью обрывает Катю Абигаэль. — Мне нечем ХОТЕТЬ!

Катерина беззвучно смеется.

— Да ты полна желаний. И страхов. Боишься отказа, боишься проиграть. Папочкина радость, гордыня дьявольская, темный нефилим… Отпусти себя с поводка. Я — человек, но и я справилась. А тебе сам… сама суть твоя велит хотеть и добиваться.

Саграда выпускает узкую ладонь с каменными мозолями от ножевой рукояти — и Эби отступает, отходит, теряясь в темноте.

Чего я хочу, думает Катя, чего я хочу… На море. Я хочу на море. К Лясирен. Сидеть у кромки воды, бездумно перебирая в горсти сокровища морские — разноцветные ракушки. Многие из них уже объедены волнами, скоро прибой перемелет раковины в песок, уничтожив их красоту без следа. Но вдали от моря эти яркие известковые цветы вянут, превращаются в груды блеклого мусора — как будто близкая гибель есть непременное условие их красоты.

Совсем как у людей, улыбается Катерина.

Решено, она отправляется к морю. С семьей, как в далеком детстве.

Много лет назад они с родителями ездили в Крым на машине. Два дня в «Жигулях», тяжко просевших от совершенно необходимого на море барахла — и вот она, цепочка каменистых пляжей, заваленных телами гриль.

Катерина ненавидела всё — и дорогу, и пляжи, и море. С того момента, как родители бросали клич: «Ура, мы едем в отпуск!», Катина жизнь превращалась в кошмар. Из своей маленькой, но отдельной комнаты Катя попадала в месиво посторонних тел и взглядов, точно в прокисший бульон, уже начавший пованивать. В машине, сутками ползущей по раскаленной дороге, крепко пахло потом, влажные, наполненные комариным звоном ночи в палатках и обшарпанных кемпингах пахли средством от насекомых, галька на пляжах, больно язвящая ноги и даже само море, казалось, пахли распаренными, рыхлыми телами. Все человечество валялось здесь, у склизкого от медуз мелководья, уныло ворочаясь с боку на бок, прожариваясь на год вперед.

Море не хотело становиться бассейном у солярия. Море сопротивлялось, отбирая у людей любимые безделушки — цепочки, колечки… жизни. По пляжу день и ночь бродили местные жители, глядя себе под ноги жадными глазами стервятников — искали золото, выброшенное волнами за ненадобностью. Позже, на песчаных берегах Адриатики, Катерина встречала людей с металлоискателями, бродивших, словно саперы-привидения давно отгремевшей войны. Охотников за драгоценными игрушками стихий.

Саграда не хочет видеть ТАКИХ морей. Она мечтает о море, свободном от людской власти, от бремени ленивых, разморенных тел. О море злом и хитром, словно синие Карибы из воспоминаний Кэт, о море, поющем свою бесконечную песню: ты моя, ты принадлежишь мне, это моя соль в твоей крови, мое семя в твоем лоне, моя смерть в твоей жизни. И все происходит именно так, как хочет княгиня.

Пляж пуст и воды пусты до самого горизонта. Зимний ветер вспенивает волны, обманчиво ласковые, зовущие окунуться в их серебро, и синь, и зелень. Волнолом вспарывает прибой, прошивает его, точно белая игла. В проржавевших прутьях под Катиными ногами плещется прилив. Тот самый, который унес мертвое тело Пута дель Дьябло — или другой, но такой же ненасытный. Люцифер обнимает Катерину обеими руками, прижимается грудью к ее спине, словно боится, что Катя шагнет с бетонного уступа в хищную синеву — и растворится в ней, разойдется пеной морскою. Но Катерина не андерсеновская русалочка, она не собирается жертвовать собой ради прекрасного принца или ради бессмертной души. У нее есть и то, и другое, нет только ответа на вопрос: надолго ли?