Обрекающая - Глен Кук

– Все равно не понимаю, Грауэл. Чего они меня боятся?

Горри была ей понятна на уровне личных отношений. Та боялась, поскольку сама зародила в своей ученице негасимую ненависть. Но страх Горри оказался куда больше, чем просто опасение мести Марики. Не понимая полностью, Марика все же чувствовала, что все это гораздо сложнее, и знала, что до некоторой степени страхи Горри разделяют все силты крепости.

Грауэл повторила все, что говорилось раньше ею, Барлог и в особенности Брайдик. Но Марика отнеслась к этому не лучше и на этот раз.

– Они боятся не такую тебя, какова ты сейчас, Марика. Они боятся того ужаса, которым ты можешь стать. Горри твердо уверена, что ты – самая сильная ученица, которую она видела и даже о которой слышала. Включая и тех, с кем училась она, а по ее словам – это самые одаренные сестры современности. Что здесь правда – кто может знать? Они все лгут для своей выгоды. Но один факт неопровержим. Вокруг тебя ореол рока, которого они боятся.

Марика чуть не поперхнулась. Такого она еще не слышала.

– Ореол рока? Что это может значить?

– Точно я не знаю. Я просто говорю тебе, что слышала. А слышала я то, что Горри верит, будто в тебе есть что-то большее. Что-то мифическое. Эта мысль пришла к ней давно. Другие фыркали в ответ. Больше они не фыркают. Даже те, кто находит другие способы подтрунивать над Горри. Что-то ты сделала такое, что твои защитницы оказались в неловком положении.

Марика прогнала в памяти последние месяцы. Ничего там такого не было, чего она не делала бы раньше. Разве что достигла начала физического созревания, и ей было велено ежедневно пить зелье, которое должно было помешать наступлению первой течки.

– Не понимаю, Грауэл. У меня нет ощущения, что я носитель рока.

– А как ты могла бы знать? Разве Джиана знала?

Слово, услышанное от Горри. Джиана. Как-то в минуту гнева старая силта недавно назвала ее Джианой.

– Грауэл, это же миф. И вообще Джиана даже не была метой.

Полубогиня Джиана была дочерью великой самки рейма и всеобщей ипостаси Всесущего – Гиерлина, который спустился из великой тьмы и оплодотворил мать Джианы во сне. Это не было официальной доктриной. Просто сказкой, как и многие другие, дошедшие с давних времен. Донаучные попытки объяснить тайны мира.

Когда Джиана достигла взрослости, она понесла по миру проклятие, и на ее пути все животные теряли речь и разум. Все, кроме метов, которых предупредил Гиерлин, и они спрятались так, чтобы Джиана их не нашла.

Давняя была сказка, искаженная многими поколениями сказителей. Если там и была какая-то правда, ее давно уже выкинули в попытках улучшить оригинал. Марика ее воспринимала так, как и надо было, – попытка объяснить, почему только меты остались разумными животными, обладающими речью. Как мог быть связан этот миф с ее теперешним положением, она не могла себе представить.

Это она и сказала Грауэл.

– Миф или не миф, а Горри называет тебя маленькой Джианой. А кое-кто из других это серьезно слушает. Они все уверены, что ты отмечена прикосновением Всесущего.

Это выражение могло иметь два смысла. Сейчас Марика знала: это вежливый способ сказать, что она сумасшедшая.

– Кто-то отмечен прикосновением Всесущего, Грауэл. И я не думаю, что это я. Силты – они не очень от мира сего, если к ним приглядеться.

Марика в свое время была крайне поражена открытием, что силты, при всей их образованности и осведомленности, куда больше склонны к ритуалам и мистике, чем самые примитивные из кочевников. Они почитали десятки обязательных дней, о которых она прежде и не слышала. Они приносили ежедневные жертвы и Всесущему, и меньшим силам, с которыми имели дело. Они приносили жертвы в масштабах, удивительных для той, которая привыкла, что жертва – миска каши, выставленная за стену стойбища с кувшином ормонового пива, или небольшой зверек, принесенный в пещеру Махен раз в три месяца в день слияния больших лун. Силты же были одержимы боязнью дьявола. Они все еще боялись призраков, которых поверг Всесущий, собрав все более ранние силы. Они боялись теней, изгнанных Всесущим и надежно закованных в цепи в других мирах. И больше всего они боялись тех – всегда бывших верленами, – кто мог оказаться способным призвать эти тени против них.

Марика видела несколько высших церемоний, подглядывая сквозь отдушину между собой и миром призраков. Эти ритуалы не имели почти никакого влияния на Сущих – так силты называли то, что Марика называла призраками. И эти Сущие были единственными сверхъестественными силами, которые признавала Марика. В такие моменты она даже всерьез сомневалась в существовании самого Всесущего, а уж тем более – никогда не виденных теней, что преследовали ее наставниц.

Эти призраки не нуждались в жертвах, насколько Марика могла видеть. Вообще они оставались безразличными к той плоскости, где жили смертные. Они отвечали на сигналы, очевидно, лишь из любопытства, в моменты напряжения. И оказывали свое действие лишь тогда, когда их направлял кто-то, обладающий даром.

Обрекающая. Таков был мистический титул Джианы. Охотница, ищущая то, что ей никогда не найти, что всегда у нее за спиной. Насколько могла видеть Марика, хождение тропою рока было не более чем избитой метафорой.

Однако к этому мифу очень серьезно относились силты, и Марика подозревала, что Горри цинично на этом играет, чтобы заручиться против нее поддержкой старших силт. Ни одна силта Акарда не любила Горри, но все же ее уважали, хоть и неохотно, помня, кем она была до изгнания.

Но даже и так, ей придется еще долго и много убеждать, пока она получит разрешение на более грубые меры против своей ученицы. В этом Марика была уверена.

Осторожность и осторожность. Вот и все, что от нее требуется.

– Я не Обрекающая, Грауэл. И у меня нет честолюбия. Я только делаю то, что должна ради собственного выживания. Им не надо меня бояться. – Она соскользнула к роли, которую играла перед Грауэл и Барлог во время их редких встреч, поскольку опасалась, что они – по крайней мере Грауэл – передают все ее реплики ради собственного выживания. – Я искренне верю, что стану такой силтой, которая редко покидает монастырь и даром тоже редко пользуется, да и то ради обучении щен быть силтами.

Не слишком ли сумасшедшие подозрения? Всех подозревать в кознях против себя – не значит ли быть помешанной? Одну мету – разумеется. В каждом стойбище есть и вражда, и дружба. В каждом стойбище есть конфликт молодых со старыми, собственные пары «Горри – Марика». Взять хоть Пошит. Но подозревать, что против нее действует вся крепость, действует тонко и все энергичнее – пусть такое подозрение и поддерживают Грауэл, Барлог и Брайдик, – да еще по причинам, которые ей самой кажутся мистическими и недоступными, – это попахивает безумием чистейшей воды.