Собственное мнение - Джек Ричи

Чандлер сделал шаг назад.

Я чувствовал, как пот выступает у меня на лице.

— На этот раз ножовки и ножа мне было мало. Это не удовлетворило бы меня. — Я наклонился вперёд. — Ночью я отнёс мешок к хищникам. При свете луны. И я наблюдал, как они с рычанием терзали мясо и ждали у решётки, не достанется ли им ещё.

Чандлер вытаращил глаза.

Я медленно поднялся. Я протянул руку к бутерброду, который он оставил на моём столе, и снял верхний ломоть хлеба. Я улыбнулся:

— Свиные кишки продаются густо подсоленными, Чандлер. Вы этого не знали? В небольшой круглой коробке. Пятьдесят фунтов кишок за восемьдесят восемь центов.

Я вернул ломоть хлеба на его место.

— Вы знаете, что колбасный шприц стоит всего тридцать пять долларов?

Я улыбнулся, глядя мимо него вдаль.

— Сначала вы снимаете мясо с костей — у мясников это называется «обвалка мяса». Потом нарезаете его на куски подходящего размера. Постное мясо, жир, хрящи.

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Ваша жена не захотела расстаться с вами, Чандлер. Она играла со мной всё это время. Я любил её и ненавидел. Ненавидел, как ещё никого на свете. И я вспомнил этих хищных кошек, и как они смаковали каждый…

В глазах Чандлера стоял ужас.

Я сказал:

— Как вы думаете, где сейчас Элен на самом деле?

И протянул ему недоеденный бутерброд.

После похорон я проводил Элен к машине. Когда мы остались одни, она повернулась ко мне:

— Я уверена, что Генри ничего о нас не знал. Не могу понять, с чего он вздумал покончить с собой, да ещё у тебя в кабинете.

Я выехал из кладбищенских ворот и улыбнулся:

— Понятия не имею. Наверное, съел что-нибудь.

Ровно через десять минут[22]

Я вошёл в вестибюль мэрии с коробкой, завёрнутой в бумагу, и быстрым шагом направился к лифту. Стоявший у двери полицейский пристально посмотрел на меня, но не окликнул. Возможно, его внимание привлекла моя живописная борода.

Я поднялся на третий этаж, миновал ещё двух полицейских (один из них почесал подбородок и нахмурился) и открыл дверь приёмной мэра. Там в углу за столом у высокой двери сидел молодой человек. Увидев мою ношу, он захлопал глазами и нервно спросил:

— Чем могу служить?

— Мне надо немедленно побеседовать с мэром.

— Вы с ним условились? Он вас ждёт?

— Нет, — я взглянул на часы. — Но это очень срочно.

— Минутку, — проговорил юноша, облизал пересохшие губы и поспешно скрылся за высокой дверью, заперев её за собой. Я слышал, как щёлкнул замок. Минуты четыре стояла тишина, потом кто-то опасливо открыл дверь из коридора. В приёмную заглянул долговязый мужчина в синем костюме, за его спиной толпились полицейские.

Долговязый посмотрел на коробку, потом на меня, словно оценивая положение, подал какой-то знак полицейским и с опаской вошёл в приёмную.

— Вы хотите встретиться с мэром? — спросил он.

— Да, — подтвердил я. — Вы и есть мэр Петтибоун?

— Нет, я Уаймар, его помощник, — долговязый выдавил улыбку. — Зачем вам к мэру?

— По личному делу.

Наступила напряжённая тишина. Уаймар прислушался. Уловив звук, исходивший из моей коробки, он указал на неё и нервно спросил:

— Что это там тикает?

В коробке действительно тикало. Я повернулся и чуть было не выронил её, но успел подхватить. Помощник мэра в страхе зажмурился, потом открыл глаза и облегчённо вздохнул.

— Что в коробке? — спросил он.

— Это вас не касается, — я взглянул на часы. — У меня всего десять минут и ни секундой больше. Мне надо поговорить с мэром.

Помощник вздрогнул и сделал шаг в мою сторону.

— Десять минут? Почему такая спешка? Мэр очень занят. Не могли бы вы прийти позже?

— Нет, — я сел на стул и поставил коробку рядом. — Если вы не пропустите меня, я буду прорываться силой.

Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой. Уаймар схватил мою коробку, бросился к двери в коридор и истошно завопил:

— Ведро! Скорее! Через десять минут эта штука взорвётся!

Я ринулся за ним.

— Какое вы имеете право!

Уаймар не обратил на меня ни малейшего внимания.

— Чёрт! Давайте скорее воды!

С десяток полицейских бестолково забегали туда-сюда. Взломали замок кладовки. Там стояли щётка и пылесос, валялись тряпки. Была раковина, но ведра не было. Полицейский проворно заткнул слив и пустил воду.

— Мистер Уаймар, сюда!

Помощник бросил коробку в раковину.

— Она водонепроницаемая, — тихо сказал я.

Уаймар вытаращил глаза.

— Водонепроницаемая? — Он замахал руками. — Отойдите все! Каждую секунду может грянуть взрыв!

Толпа увлекла меня в дальний конец коридора.

— Позвоните в полицию, пусть пришлют сапёров! — надрывался Уаймар.

Полицейский козырнул.

— Слушаюсь! Какой там номер?

Уаймар позеленел. Еле сдерживаясь, он повернулся к сержанту и сказал:

— Мёрфи, вызовите сапёрную бригаду.

Сержант ушёл, и настала моя очередь. Помощник мэра распорядился схватить меня и отвести на второй этаж, а сам бросился эвакуировать из здания людей. Спустя четверть часа он вернулся в прекрасном расположении духа и объявил:

— Сапёры прибыли, — после чего достал из кармана лист бумаги и протянул мне. — Это нашли под обёрткой вашей коробки. Ваша записка?

Я прищурился и стал читать: «Мэру Петтибоуну. Я возмущён Вашим произволом в деле о строительстве памятника ветеранам войны. Эти действия не отвечают интересам общества. Поскольку законного способа сместить Вас с должности нет, я вынужден Вас взорвать. Мститель».

Я покачал головой.

— Нет, это не мой почерк. У меня более разборчивый.

Уаймар бросил на меня грозный взгляд.

— Вы или не вы сочинили эту записку?

— Уважаемый, зачем посылать предупреждение, если хочешь взорвать здание?

— Мало ли чокнутых.

Я улыбнулся.

— А на бумаге есть отпечатки моих пальцев?

— Ваше имя? — спросил Уаймар.

— Джеймс Беллингтон.

— Адрес?

— Мотель «Мелфорд». Мерзкая дыра, но на лучшее у меня пока нет денег.

— Вы что, один из тех, кто вложил личные средства в строительство памятника ветеранам на востоке города?

Я помолчал, подёргал себя за бороду и ответил:

— Ни слова не скажу без адвоката.

В комнату вошёл огромный полицейский в причудливом шлеме с забралом, вероятно, сапёр. На нём была диковинная толстенная куртка, в руках он держал мою насквозь мокрую коробку. Подняв забрало шлема, он доложил:

— Проверили. Там только дешёвый будильник и больше ничего.

— Конечно, — подал голос я. — А вы чего ждали? Бомбы?

— Вы всё ещё хотите встретиться с мэром Петтибоуном? — хрипло спросил меня Уаймар.

— Сейчас я уже не расположен к беседе, — я улыбнулся. — А вы неплохо охраняете мэра. Желающим его взорвать придётся проявить изобретательность.

Уаймар с прищуром посмотрел на меня. Я встал.

— Всего хорошего, господа.

— Не забудьте свои часы, — спохватился помощник мэра.

Я пожал плечами.

— Боюсь, от них мало что осталось. Передайте обломки в полицейский музей и скажите мэру Петтибоуну, что я вернусь.

В вестибюле первого этажа я купил пачку коротких сигар, закурил и медленно вышел на улицу. На углу остановился у киоска и принялся разглядывать журналы, предназначенные для озабоченных мужчин.

— Какая гадость! — сказал я.

Пожилой продавец в потрёпанном пальто, с сумкой для мелочи на поясе, вздохнул.

— Вот что, дорогой, если не хотите это читать, не читайте, или гоните монету и прячьте покупку за пазуху.

— Я не возьму эту дрянь и даром. Надо бы вовсе запретить печатать и продавать такую грязь!

Продавец начал сердиться.

— Тогда ступайте в библиотеку и возьмите там приличную книгу. Моё дело — предлагать людям то, что им нужно. Одному — одно, другому — другое.

Я ткнул тростью в стену киоска.

— Достаточно одной гранаты, чтобы разметать всю вашу макулатуру.

Продавец посмотрел на меня с тревогой. Я же попыхал сигарой и зашагал дальше. Дойдя до перехода через улицу, остановился и бросил взгляд через плечо. У газетного киоска стоял долговязый мужчина в длинном пальто военного покроя и явно о чём-то расспрашивал продавца. Оба смотрели в мою сторону, старик недоумённо пожимал плечами.

Светофор мигнул, и я перешёл дорогу. В дешёвой лавочке купил будильник, две батарейки и два ярда телефонного шнура. Выйдя на улицу, я закурил вторую сигару, прошёл несколько кварталов и остановился у безвкусного массивного фасада Музея изобразительных искусств. Сколько же надо динамита, чтобы взорвать такое монументальное уродство?

Бросив сигару на тротуар, я поднялся по ступеням и вошёл в музей. Побродив по залам, добрался, наконец, до галереи в глубине здания, где была выставка полотен Утрилло, Пикассо и Модильяни. Я — человек консервативных взглядов, и их мазня вызывала у меня отвращение. Я заскрежетал зубами.