Упреждающий удар - Николай Иванович Чергинец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошелся по коридору, вернулся в секретариат. Посмотрел снова и снова на все эти столы и на какие-то бумажки, разбросанные по полу, и подумал: один я не выдержу. Не с кем посоветоваться.
Я прошелся по залу. Скучно, одиноко.
Куда мне идти с грузом моих проблем? У кого просить совета?
Я долго судил и рядил и в конце концов ничего путного не придумал, кроме как обратиться к Гошику. Я мог позвонить ему, но разговаривать о насущных проблемах по телефону было бы равносильно самоубийству. Тогда я вышел из Здания и сел в машину.
Вырулив на шоссе, я вдруг увидел, что пластиковый пакет с компьютерной платой и набором видеокамер все еще лежит рядом со мной. Вчера я как положил его на переднее сиденье, так и забыл там. Нет, это черт знает что, сказал я себе, пора сбрасывать оцепенение. В центре города полно милиционеров, вдруг какой-нибудь заглянет ко мне в салон? Что тогда будет? Пусть я не знал, чему сейчас учат в милицейских школах, зато вполне допускал, что эти современные молодые ребята могут с одного взгляда распознать средство электронного наблюдения.
Вот и дом, где расположена фирма Гошика. Въезжаю на стоянку и торможу. Оставляю машину рядом с синим «фольксвагеном», который принадлежит моему другу. Вхожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице. Звоню.
Мне никто не открывает. Что за черт?! Звоню второй раз, долго не отрываю палец от звонка, но за дверью не слышно ни одного звука. Мне бы уйти, но я настроен решительно, и я поворачиваю ручку и тяну дверь на себя. И надо же — дверь оказывается не заперта!
В офисе Гошика обе входные двери были как в любой современной квартире: первая дверь, железная, открывалась наружу, вторая — обычная, деревянная, — внутрь. Я толкнул вторую дверь, она во что-то уперлась. Что такое? Я снова надавил — тихо так, осторожно. Дверь подалась и остановилась. Я понял: ей мешает что-то массивное, но мягкое, лежащее на полу. Бочком-бочком я протиснулся в прихожую… И что увидел?
На паркете в прихожей лежал Гошик. Он был в невменяемом состоянии, глаза закрыты. В первую минуту я перепугался, подумав, что Гошик отдал концы, но мой друг был жив. Он натужно дышал. Рядом белела на паркете россыпь порошка. Я присел на корточки и тронул пальцем. Да-а, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это кокаин.
* * *
Я захлопнул обе двери — железную и внутреннюю. Прислушался. Все было тихо, только сердце билось учащенно. Ну сердце, это мое сердце, его никто, кроме меня, не услышит.
Офис Гошика представлял из себя обычную двухкомнатную квартиру, правда, после недавнего евроремонта. Стены были отделаны пластмассовыми панелями «под дерево», пол в прихожей покрыт широкими блестящими плитками, на которые и ступить-то было боязно — казалось, что ноги сейчас заскользят, как по льду.
От волнения я захлопнул металлическую дверь слишком сильно — она ударила по косяку так, что одна из плиток возле порога подпрыгнула и опустилась рядом с тем местом, на котором лежала.
Подняв эту плитку, я обнаружил тайник, полный прозрачных полиэтиленовых пакетов, каждый размером десять на десять сантиметров. Я не мог понять, что это за пакеты, пока не вынул один и не увидел, что пакет пуст и что стенки его покрыты слоем белой пыли. Сразу пришла мысль о наркотике. Кокаин?
Я засунул руку в пакет и, вынув ее, лизнул палец. Ну, да. Он, родимый. Кокаин, порошок.
Я притянул табуретку из кухни, сел над Гоши-ком и задумался. Судя по всему, здесь только что произошла какая-то разборка. Только я не мог понять, кто с кем мог разбираться.
— Эй, голубь, вставай, — сказал я, наконец, и дотронулся до Гошика ногой.
Он зашевелился и зачмокал губами. Тогда я присел и стал трясти его сильнее. Гошик подтянул колени к груди и замычал. Вдруг он подхватил голову и посмотрел на меня широко открытыми глазами, словно с луны свалился.
— А? — спросил Гошик. — Что?
— Что, что!! — сказал я, доставая из тайника пакеты с пылью. — Вот, что! — Я разжал руку, и несколько пакетов, кружась, упали на пол перед самым носом Гошика. — Это ты расскажи, что здесь было!
Он охватил голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Я терпеливо ждал, пока он придет в себя, а он все не приходил. Тогда мне надоело, и я толкнул его в плечо:
— Что с тобой, а? Может, расскажешь?
Он вскинул глаза.
— А-а… — протянул он и начал: — На тебя, Паша, устроена охота… Самая настоящая охота… Самая настоящая…
— Как так? — спросил я.
— Вот так, — пожал плечами Гошик. — Мне попало рикошетом.
И снова стал раскачиваться и подвывать что-то в манере среднеазиатских акынов.
— Рассказывай дальше! — прикрикнул я.
— Приехали ко мне в камуфляже, — сказал Гошик. — Вот только что. Спрашивали о тебе…
В камуфляже, повторил я. Обо мне. Только что. Что же, снова неугомонный Звягинцев?
— Это МУБОП, — подтвердил мою мысль Гошик. — Старший Звягинцев… — (При упоминании этой фамилии я присвистнул.) — Он показал удостоверение, — продолжал Гошик. — Мельком, правда, показал, но я запомнил…
— И чего хотел… этот Звягинцев?
— Он приказал рассказать все, что я знаю о Ярвиде Павле Альгердовиче. То есть о тебе. Я отказался говорить, а Звягинцев, гад, челюсть вперед выставил и говорит: «Тогда завтра явишься к нам, Хохмачев, и все на допросе выложишь…» И кулак, гад, к моей груди приставляет… Я и не выдержал…
— Что не выдержал? Рассказал, как мы с Надей за границу ездили? — похолодел я.
— Ты что, дурак? — обиженно сказал Гошик. — Я ничего не рассказывал… Я о другом. Зря мы с тобой полгода в боксерский клуб ходили? Я не успел толком сообразить, а мои руки уже сработали…
— Засветил кому?
— Ага, — сказал Гошик. — Был там один такой. Рябой весь из себя. Я не выдержал, когда он начал плитки на полу простукивать…
Тут я присел на корточки.
— Ты знаешь, что это такое? — спросил я, тыча в нос Гошику полиэтиленовый пакет.
Он помотал головой:
— Не-а.
