Искры и зеркала - Дорофея Ларичева

Дора присела в сторонке, наблюдая за их мучениями, слушая Сашкины шуточки и ворчание обоих профессоров. Как они вообще могут так себя вести, когда Ланс там лежит больной? Кстати, девушка невольно отметила, что великан уже более миролюбиво относится к коллеге, даже с толикой уважения. Видно, сработались.

– Дорофея, ты к нам на помощь пришла? – отвлекся на нее Роберт, привинтив к металлической рубашке очередную пластину. – Ты как, держишься?

– Вы, я посмотрю, даже не переживаете, – уколола она.

– Не считаю нужным тратить время на охи-вздохи, если они бесполезны. – Он пошарил рукой в коробочке с инструментами и раздраженно бросил через плечо: – Саш, хорош чавкать, подай крепеж. Возле тебя там банка.

– А вы только полезные эмоции испытываете? – удивилась девушка. – И как меряете – полезная она или вредная? Поделитесь системой.

Уголки губ Ноэля на миг дрогнули, но он отвернулся, проигнорировав вопрос, и Дорофея окончательно уверилась – с этим человеком очень сложно общаться.

– Получилось у вас отключить метеорит? – Девушка решила не оставлять в покое необщительного профессора. – Больше не будет мутаций?

– Пока только заглушили. О, черт, Броня, не дергайся, ради тебя стараюсь, дылды двухметровой. Захотел путешествовать, терпи! – загремел инструментами Ноэль. – Над отключением еще думать и думать. Но сигнал сейчас практически нулевой. Нужен сильный электромагнитный импульс, который бы спалил связи в начинке «метеоритов». Как это сделать, не устраивая по всей Земле ядерной зимы, я еще не решил.

– Спорим, до утра придумаешь? – прогудел из шлема Соловьев. – У тебя это как бы между делом получается.

– Есть такой талант, – кивнул Роберт.

Дора вдруг напряглась, ощущая грядущую бурю, отступила к стене, чтобы не задело, приготовилась в случае необходимости слиться с местностью, испариться из поля зрения. Потому что тайфун, мчащийся на их комнату, был действительно страшен.

– Ой-ой-ой, шеф вернулась, – предупредил Сашка, отложил пустой пакетик из-под кальмаров и передвинулся за аквариум, понимая – дезертировать уже не получится.

Дверь распахнулась, громко хлопнув о прикрученный к полу фиксатор. Ворвавшийся в кабинет рыжеволосый ураган притормозил, выбирая жертву, и всей сокрушительной мощью обрушился на Ноэля-Никитина.

– Ты знал! Нет, ты знал, не отнекивайся! Ты один из них? Связной, шпион, пособник? Я верила в тебя! Да что там, мы все верили! А ты все это время был в курсе событий, шпионил, высматривал, пакостил! Так? – выпалила она.

Глаза Вероники стремительно меняли цвет с сапфирно-синего на изумрудный, потом превращались в темно-малахитовые и начинали обратную метаморфозу, набирая синеву. Черты лица сделались жесткими, заостренными, хищными… Не человек – рысь, умеющая затаиться среди ветвей, выследить добычу и рухнуть вниз, вонзая когти в беззащитные участки тела обреченной жертвы.

– Ты предатель! – продолжала она, наставляя на опешившего Роберта пистолет. – По законам военного времени я имею полное право тебя посадить под замок, пытать, добиваясь правды, а после – пристрелить! И никто меня за это не осудит!

– О чем ты? – Ноэль выглядел удивленным и растерянным, явно не считая себя виновным в чем бы то ни было.

Остальные свидетели бури боялись лишний раз вздохнуть, дабы не навлечь на себя буйство стихии.

– Объясни, как ты умудрился попасть Гамме трижды именно в те места, где у него были имплантированы части портативной установки ретросдвига? – не унималась Ильина, наступая на Роберта.

Броня, шлепая босыми ногами, отодвинулся в сторонку – на всякий случай.

– Это не совпадение, это знание, помноженное на меткость! – шумела руководитель центра клонирования. – Ты умудрился задеть у него правую височную долю мозга, пустить пули в двух сантиметрах от сердца и в четырех над печенью! Причем не разбил части установки, только отключил! Эксперты в шоке. Гамма еще четыре с половиной часа после этого прожил и умудрился дать показания! Как?! Признайся, ты его, как и Альфу, скинул сюда наживкой, расходным материалом?

– Ника, что за бред ты несешь! – попытался вставить слово Ноэль. – Послушай…

– Я пропустила тебя сюда, доверилась, дала людей и оборудование! А ты!.. Ты, оказывается, тот самый координатор, про которого вещал Гамма! Мальчика своего великовозрастного натравливал следить, сам нос длинный во все совал. Все сходится, Роберт. Ты человек этого мира, слишком умный, слишком идеальный, чтобы быть простым смертным. Ты умеешь управлять временем. Выходит, ты тот самый призванный демон из их первоначальной компании! – Она начала успокаиваться, уже не кричала, но говорила резко и обреченно.

– Ника, я родился тридцать шесть лет назад на юго-востоке Франции, в Гренобле, а вырос здесь, в России. Я ни разу не мигрировал. Об установке ретросдвига впервые узнал от Ланса. Обширными познаниями, которые так тебя пугают, я обязан собственной гордыне и глупости, но никак не отнятым жизням. Выслушай меня, потом наклеивай ярлыки вражеского лазутчика! И убери пистолет. Уверен, с такими талантами ты и без него меня скрутишь буквой «зю». Успокойся. Присядь. Я готов ответить на все твои вопросы честно и без утайки.

Ника недоверчиво оглядела его с ног до головы, указала на стул, сама присела напротив, положив оружие на колени. Броня, словно рыцарь Тевтонского ордена, протопал к столу, уселся на жалобно заскрипевшую скамеечку. Рядом устроился вылезший из-за аквариума Сашка. Гроза пошла на убыль, можно покидать укрытие.

Дора отыскала себе место поудобней – спиной к свету, чтобы было видно всех участников. Уж очень хотелось послушать исповедь таинственного профессора Ноэля, понять – как он стал нечитаемым, умным, расчетливым. Или он всегда был таким?

– Что ты хочешь узнать? – Роберт облокотился о спинку стула и устало прикрыл глаза. – Так вышло, что я чувствую технику, всегда знаю, как она работает и почему. Я никогда раньше не встречался с Гаммой. А там, в библиотеке, не задумывался, куда стрелять, просто спасал друга. Когда тело Гаммы уже уносили, я уловил наличие металлических имплантатов, но забыл сказать. Это все.

– Врешь! – Вероника была непоколебима. – Я не верю тебе. Не верю из-за твоих знаний, пугающих даже Броню. Из-за того, что при всем желании не могу доказать, что ты мигрант.

– Я не мигрант, я уже говорил. Меня вдоль и поперек проверили ваши спецслужбы, едва я обнародовал первое серьезное изобретение. Думаю, иностранные тоже подсуетились. Французские уж точно, раз дважды гражданство принять предлагали.

– Ты давай не отвлекайся, исповедуйся, как докатился до жизни такой, – заерзал на скамеечке Сашка, тоже, оказывается, заноза любопытная.

Дора на секунду отвлеклась, прислушиваясь к своим ощущениям. Где-то там Ланс впал в забытье – тревожное, тяжелое. Ей не нужно быть рядом, чтобы чувствовать. Если все удастся, если его спасут… Нет, не «если». Спасут обязательно. И она, Дорофея, сделает все, что в ее силах.

Тем временем Роберт задумчиво обвел взглядом собравшихся, сплел и расплел пальцы рук, глухо хлопнул ладонями по коленям и сдался.

– Хорошо, я расскажу вам об источнике своих знаний и почему стремился именно в этот проект. Но мое повествование, боюсь, выйдет куда более неправдоподобным, чем опубликованное на первой полосе федеральной газеты интервью с йети.

Едва мне исполнилось семнадцать, мой французский папочка впервые после развода возжелал общения с отпрыском, примчался в Россию, где я жил с матерью и отчимом. Те долго не раздумывали, отпустили меня с отцом в далекую Францию. Пожалуй, еще и перекрестились на радостях. Подростком я был неблагополучным. Учился неплохо, но дрался, хулиганил, детскую комнату полиции знал лучше, чем родной двор. Не действовали на меня ни угрозы, ни уговоры, ни тяжелая рука отчима, кстати, полицейского.

По прибытии в Гренобль отец взялся за меня основательно: вызнал, что из всех путных увлечений мне ближе всего радиоэлектроника, лишил карманных денег, запер в доме, нанял репетиторов. Не знаю, что заставило меня слушаться его. Может, непривычная обстановка, может, желание повзрослеть. Через год я поступил в университет, осваивал инженерные премудрости. А в конце второго курса впервые по-настоящему влюбился.

Ее звали Джудит. Джу Высокая, смешливая, любознательная, с фигурой гимнастки. Я с трудом продирался сквозь дебри ее жуткого французского, она едва понимала мой английский. Американка, летом колесившая по Европе в поисках хороших фотоснимков, впечатлений, приключений. Будучи старше меня на три года, она смело взялась руководить нашей жизнью. На все каникулы увезла меня в Штаты, после в Канаду.

– Ты еще расскажи, как в детский сад ходил, – проворчал Соловьев, не выдержав романтических подробностей.