Крепы - Александр Бородыня

Мы стояли друг против друга в сгущающейся темноте. Артобстрел прекратился. Далекое шмелиное гудение танков тоже затихло.

— Ерунда какая! — зло сказал Валентин Сергеевич. — Пойдемте, полковник… Видите же, мальчика в здании нет!

И, будто нарочно перечеркивая правоту его слов, совсем рядом, где-то под ногами, послышался тихий, но вполне различимый голос:

— Я здесь!.. Идите сюда… Только, пожалуйста, ставьте ноги осторожно…

— Где — здесь?.. Олег, это ты? — Завуч поворачивался на месте с таким видом, будто его укусил паук. — Олег?

— Внизу… — послышался тот же голос. — В подвале… Я упал и, кажется, сломал ногу. Когда идете по ковру, старайтесь сначала прощупать место ногой, а уж потом наступайте.

Отвинтив крышечку фляги, я сделал большой глоток и зачем-то поискал глазами вокруг. Но никакого ковра, конечно, не увидел.

IV

Очень далеко, на грани слышимости, заработали полевые орудия. Усадьбу редко использовали в качестве мишени — во-первых, берегли, а во-вторых, она официально числилась памятником архитектуры, подлежащим восстановлению, но я подумал почему-то, что именно сегодня по ней парадным образом шарахнут. В общем-то, я исходил из логики. Никаких ведь учений не планировали, иначе Игорь бы мне сказал, да и пропуск он бы не выписал. Значит, на полигон приехала какая-то комиссия. А для показухи и памятника архитектуры не жалко, только бы начальству пыль в глаза пустить.

Я подумал, что хорошо бы позвонить в штаб, сообщить, что так, мол, и так, в зоне обстрела люди. Тогда они прекратят и пришлют БТР. Мгновенно пришлют, через пять минут прикатит — только позвонить. Выскочат четверо с автоматами: руки за голову, лицом к стене… И таким образом все остаются живы. Раз уж мы отыскали мальчика, значит, и скрываться-то больше незачем.

Совсем уже стемнело, так что приходилось нащупывать ногой каждую следующую ступеньку. В одном месте я чуть было не свалился с лестницы, но ухватился за какой-то выступ и удержался. Я достал из кобуры свой смешной пластмассовый пистолет. Зачем? Трудно сказать — почувствовал что-то. Пистолет был неестественно легким для оружия, но наличие его в ладони немножко успокаивало. В проеме внешнего выхода хорошо были видны покалеченный мраморный лев и ведущие вниз ступени. Под ступенями, в самом низу, стоял наш джип.

— Нужно фары включить! — сказал я. — Во-первых, будет хоть какое-то освещение, а во-вторых, могут заметить.

— А вы думаете, лучше, чтобы заметили? Хотя, оно конечно, теперь что ж, мальчика нашли… Егор Кузьмич, — завуч с улыбкой покосился на пистолет в моей руке, — а вы не можете подогнать машину к самому входу? У ребенка сломана нога… И вообще, будет спокойнее! Семь часов, — сказал он, показывая на часы. — Хорошо бы к десяти быть дома.

Спускаясь к машине, я поскользнулся и все-таки упал. Какое-то время я лежал, прижимаясь лицом к ледяной ступени, и прислушивался. Судя по скрипу, завуч открыл люк, вероятно ведущий в подвал. Я с трудом приподнялся, кружилась голова. Завуч как-то глухо и странно вскрикнул, и опять все стихло. Я поискал вокруг себя в темноте, нашел оброненный пистолет, вложил в кобуру, но застегивать ее не стал.

— Валентин Сергеевич! — позвал я. — Валентин Сергеевич… Олег! Что случилось?

В ответ ни звука. Противный дождь, проникая за воротник, холодил мою спину. Спустившись с холма, я забрался в джип. Мотор завелся сразу, без проволочки — военная техника не подводит, и я тут же включил фары. У меня крепкие нервы. Просидев несколько лет на героине, я отвык чему бы то ни было удивляться, но тут даже я не выдержал: инстинктивно подался назад, так что голова уперлась в подголовник сиденья.

На верхней ступени, в разверзшейся черной пасти входа покачивалась безголовая белая фигура. В ярком свете фар она была видна особенно отчетливо. Левая рука мраморного Апполона неприятно и бессмысленно шарила по воздуху, тогда как в правой он сжимал что-то длинное и металлическое. Я снял джип с тормоза и дал задний ход. Колеса пробуксовывали в глине, летела грязь. Аполлон махнул своей железной палкой, потом опробовал оружие, с силой ударив им по ступени. Даже в ярком свете фар сверкнули высеченные железом длинные искры.

Ветровое стекло заливало дождем, и я включил «дворники». Безголовый Аполлон медленно, вразвалочку спускался по лестнице. Машина дрожала от напряжения, но с места так и не тронулась. Никак не могло колесо вырваться из глинистой лужи. Каменный монстр был в каких-то трех метрах от машины и уже заносил палку, когда машина наконец пошла. Но не назад, а вперед. Я выжал педаль газа, одновременно переключая скорость. Капот ударил в округлый каменный торс. Одна фара сразу разбилась. В черном воздухе метнулась белая каменная рука, и по бронированному стеклу чиркнул железный прут. Машина ударом опрокинула гиганта и, въехав на него, опять застряла. Безголовый возился под кузовом, и меня подбрасывало, как на палубе легкого катера во время шторма.

В скачущем свете уцелевшей фары я уловил еще какое-то движение на верху лестницы. Мне показалось, что там стоят двое. Двое в синей форме — женщина и мужчина. Женщина склонялась к мраморному льву. Мне даже показалось, что на лацкане у нее что-то блеснуло золотом.

«А чего ты испугался-то, Егор Кузьмич? — спросил я себя. — Мужчина при оружии — и задергался, как баба… Старуха твоя и та крепче!»

Распахнув дверцу, я соскользнул из джипа на камни, одновременно выхватывая из кобуры пистолет. Особенно я не целился, просто навел ствол на копошащееся под машиной бело-черное каменное крошево и сильно надавил на пластмассовый спуск. Звука выстрела я не услышал. Струя из пистолета бесшумно ударила в цель, и неприятное шевеление прекратилось: ни вздоха, ни шороха. От этого я испытал, надо сказать, немалое удовлетворение. Оружие оказалось вполне действенным.

Второй выстрел я произвел навскидку и поразил прыгнувшего с середины лестницы каменного льва, рефлекторно попав ему в брюхо. Он упал, кажется, с высоты не менее метра и, с хрустом разбившись на куски, покатился под машину.

— Гадина… Гадина… — завопил в ту же минуту истерический детский голос. — Убью!

— Не надо его убивать! — сказал другой детский голос.

— Почему! Он Левика грохнул…

— Сказал, не надо… Давай иначе сделаем…

Отирая с лица противную холодную воду, я поднял голову. Было совершенно неясно, откуда звучали эти голоса, перешедшие вдруг на сдавленный шепот. Парочки у входа видно не было.

V

Забравшись в джип, я развернул машину и, обогнув холм, на котором высилась усадьба, нашел-таки, как на него въехать. Еще при свете я отметил большую пробоину в стене и теперь прикидывал, сможет ли в нее пройти машина. По деревне опять били ракетами. Гул стоял такой, что даже шума собственного мотора не было слышно. За спиной моей ежеминутно вспыхивало, и наплывающий дым, разогревая воздух вокруг, делал его все темнее и темнее.

После долгих усилий мне удалось втащить машину на холм и сквозь пробоину прорваться внутрь здания. Только посыпались какие-то кирпичи сверху, когда я въезжал. Все равно за грохотом взрывов ничего слышно не было.

Свет фары уперся в высокую выщербленную стену. Я почувствовал усталость, но не более. Я был почти счастлив. Отвинтив крышечку фляги, сделал еще пару глотков водки. Спасибо старухе — знает моя бабка, что солдату в ответственный момент нужнее всего. Какой, к черту, морфий?! Без «белой» вот не повоюешь, а без морфия разве только подохнешь от боли.

Выходить из машины не хотелось. В конусе света моей фары клубами плавал дым — он проникал через пробоины — и в этом дыму что-то копошилось, что-то такое, что невозможно было поймать взглядом и осмыслить. Я проверил свое смешное оружие. На бой с каменными монстрами ушла, оказывается, половина обоймы: воды в пистолете осталось от силы на еще один такой же бой. Подав джип немного назад, я осветил пол. Действительно, скрип, услышанный мною снаружи, был скрипом открываемого люка. Теперь хорошо можно было разглядеть откинутую крышку: обитая ржавым железом, она чуть приподнималась на осколках кирпичей. Из люка торчала женская голова. Я сначала даже не понял, что это такое, и только когда появилась рука и девушка высунулась почти по пояс, ясно увидел золотой самолетик на лацкане стюардессы.

«Что-то такое уже было… Что-то, связанное с самолетом… — соображал я. — Конечно… Они приходили ночью: капитан корабля — кажется, его звали Герман — и вот эта самая… Это было перед тем, как меня пытались задушить!..»

Неожиданно стало тихо. Только шорох осыпающихся стен и падающей вдалеке земли. Белая ручка стюардессы сделала приглашающий жест.

Откашлявшись, я как мог громко, но без крика сказал:

— А Герман здесь? Я хочу поговорить с Германом.