Дочь фортуны - Исабель Альенде

Капитан Джон Соммерс и Тао Чьен первый раз подали друг другу руку.

Путешествие

Съеженная в своем укромном местечке в винном погребе, Элиза приготовилась было умереть. Темнота и ощущение замкнутого пространства, к чему вдобавок примыкал и запах - некая мешанина содержимого тюков с ящиками, соленой рыбы в бочках и след от морской рыбы-прилипалы, оставшийся в видавшей виды древесине судна. Ее безупречное чутье, потрясающее качество для того, чтобы перемещаться по миру с закрытыми глазами, ныне обернулось для самой девушки чуть ли не в пытку. На тот момент компанию составлял лишь один кот трех цветов, заживо, как и она, погребенный в винном погребе, чтобы беречь человека от крыс. Тао Чьен заверял ее, что, мол, привыкнет и к запаху и к заточению, потому что во времена нужды человеческое тело привыкает чуть ли не ко всему. А еще тогда добавил, что путешествие будет долгим, и та ни разу не сможет высунуться из укрытия на свежий воздух, потому и более стоило не думать вообще ни о чем, чтобы в конец не сойти с ума. Будет и вода, и еда, - обещал он девушке. Данное дело тот берет на себя - не вызывая подозрений у окружающих, когда только сможет, будет спускаться в винный погреб. Бриг оказался небольшим, но был набит людьми до предела, поэтому проникнуть туда под различными предлогами считалось не такой уж и трудной задачей.

- Спасибо. Когда прибудем в Калифорнию, подарю вам брошь с бирюзой.

- Сохраните ее у себя, вы мне уже заплатили. Вам понадобится эта вещица. Зачем вы едите в Калифорнию?

- Чтобы выйти замуж. Моего жениха зовут Хоакин. Он поддался золотой лихорадке и уехал. Хотя и сказал, что вернется, однако ж, я не могу его ждать.

Едва лишь судно покинуло бухту Вальпараисо и вышло в открытое море, как Элиза начала делать глупости. Часами девушка сидела в темноте, точно животное в собственной дряни. Находилась в тот момент настолько в болезненном состоянии, что не помнила, где она есть и зачем; так продолжалось вплоть до тех пор, пока, наконец, не открылась дверь винного погреба, и не появился Тао Чьен, освещенный огарком свечи и принесший ей блюдо с едой. Мужчине оказалось достаточно взглянуть на молодую особу, и стало понятно, что та ничего не могла в себя запихнуть. Тогда отдал ее ужин коту, после чего вышел на поиски ведра воды, с которым вскоре и вернулся, решив было вымыть девушку. Начал с того, что стал поить ее крепкой имбирной настойкой и умело поставил дюжину своих золотых иголочек, пока у той не прошла боль в желудке. Элиза все еще мало соображала, когда мужчина полностью ее обнажил, нежно обмыл морской водой, ополоснул из сосуда с пресной водой, а также сделал массаж с ног до головы с тем же самым бальзамом, что рекомендовали от приступов малярийной лихорадки. Спустя несколько мгновений она уснула, завернувшись в свою кастильскую шаль, с котом в ногах, а тем временем на палубе Тао Чьен прополаскивал в воде ее одежду, стараясь не привлекать к себе особого внимания, несмотря на то, что в данное время как раз отдыхали моряки. Недавно подсевшие на судно пассажиры испытывали небольшое головокружение, как, впрочем, и сама Элиза, с той лишь разницей, что она вместе с остальными уже три месяца путешествовали из Европы и много раннее миновали схожее состояние.

В последующие дни, пока новые пассажиры судна «Эмилия» привыкали к хлестанию волн и утрясали необходимые ежедневные нужды на оставшееся время морского путешествия, в глубине трюма Элиза заболевала все сильнее. Тао Чьен спускался туда, когда только мог, чтобы дать девушке воды и попытаться унять тошноту, возникающую при попытке уменьшить прогрессирующее недомогание. Пытался облегчить ее существование, применяя известные в подобных случаях средства, а также и другие, что, движимый отчаянием, тут же и импровизировал, хотя Элизе слабо удавалось успокоить боль в желудке, напротив, все более и более чувствовала обезвоживание. Тогда приготовил ей воду, в которой растворил соль и сахар, и, проявляя нескончаемое терпение, давал ей пить с ложечки. И, несмотря на все, две последующие недели прошли без видимого улучшения, после которых настал момент, когда кожа молодой девушки стала трескаться, точно пергамент, и та уже не могла вставать даже для того, чтобы выполнять предписанные Тао физические упражнения. «Если не будешь двигаться, онемеет тело, а мысли начнут путаться», - вот что молодой человек повторял ей не раз. Бриг ненадолго причаливал к портам Кокимбо, Кальдера, Антофагаста, Икике и Арика. В каждом из них выпадала возможность попытаться убедить ее высадиться на берег. А затем поискать способ все-таки вернуться к себе домой, потому что временами видел, как девушка лишалась сил, что пугало его не на шутку.

Уже оставили позади порт Кальяо, когда ситуация Элизы обернулась роковым крахом. Тао Чьен раздобыл на рынке запасы листьев коки, чьи лекарственные свойства были хорошо известны, и трех живых куриц, которых думал припрятать и одной из них совершить жертвоприношение, ведь больная нуждалась в чем-то более питательном, нежели существовавший на этом судне скудный рацион. Приготовил курицу в густом бульоне на свежем имбире и спустился, решив было накормить Элизу таким супом пусть даже и силком. Зажег фонарь с помощью сала от китового уса, кое-как открыл себе проход среди тюков и пришел в логово-свинарник девушки, а та все лежала с закрытыми глазами и, казалось, не ощущала его присутствия. Под ее телом все увеличивалось огромное кровавое пятно. «Чжун и», конечно, воскликнул, после чего наклонился над нею, подозревая, что несчастная устроилась было так для того, чтобы совершить самоубийство. Мужчина не мог ее обвинять, ведь подумал, что в схожем положении сделал бы то же самое. Тогда приподнял рубашку, однако ж, не заметил видимых ран и лишь прикоснувшись к девушке, понял, что та еще была жива. И стал трясти до тех пор, пока не открылись глаза.

- Я беременна, - наконец, призналась она натянутым голосом.

Тао Чьен схватился за голову обеими руками, поглощенный нескончаемым потоком жалоб, издаваемых на диалекте его родной деревни, к которому не прибегал вот уже пятнадцать лет. Должно быть, знал, что бессилен в ситуации. И как только пришло в голову везти ее в Калифорнию, беременную, сумасшедшую, которой не доставало только аборта. А если вдруг умрет, то его самого охватит чувство потерянности, и возникнет путаница такой величины, что каким бы дураком он ни был, все бы не догадался о причине ее необходимости сбежать из Чили. Прибавил и клятвы с проклятиями на английском языке, но та снова упала в обморок, и поэтому уже не реагировала ни на какой упрек. Поддерживал девушку на руках, покачивая точно ребенка, в то время как ярость потихоньку сменялась неудержимым состраданием. На мгновение ему в голову пришла мысль посетить капитана Каца и признаться в произошедшем, но реакция последнего могла оказаться совершенно непредсказуемой. Этот голландец-лютеранин, который обращался с женщинами на борту как с докучливыми созданиями, разумеется, только взовьется, узнав, что везет еще одну спрятавшуюся пассажирку, вдобавок же беременную и чуть ли не при смерти. А какое наказание припасено для него? Нет, он не мог никому об этом рассказать. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы Элиза все-таки родила, если уж такова ее судьба, а затем стоило просто выбросить тело в море вместе с мешками различного кухонного мусора. Большее, что мог сделать, видя, как сильно страдает девушка, - это помочь той достойно умереть.

Собрался было уже уходить, когда своей кожей ощутил несколько странное присутствие. В страхе, поднял фонарь и, нисколько не сомневаясь, ясно увидел круг дрожащего света над головой своей обожаемой Лин. Та с небольшого расстояния наблюдала за ним насмешливым выражением полупрозрачного лица, которое и являлось главной прелестью девушки. Носила платье из зеленого шелка, расшитого золотыми нитями, к нему же прибегала и по особым случаям. Волосы ее были собраны в простой пучок, что поддерживался палочками из слоновой кости, а из-за ушей выглядывали два свежих пиона. В таком виде он и видел любимую в последний раз, когда знакомые женщины поселения одевали усопшую перед траурной церемонией. Появление его супруги в винном погребе было настолько реальным, что молодого человека охватил приступ паники: духи, какими, будучи живыми, ни были бы добрыми, но, что касается умерших, те, как правило, начинали вести себя с ними жестоко. Попытался было убежать через дверь, но она таки успела заблокировать проход. Тао Чьен упал на колени, весь дрожа, не выпуская фонаря – свою единственную связь с реальным миром. Попробовал прочесть молитву на изгнание дьявола, на случай, если последний принял очертания Лин, чтобы его самого сбить с толку, но не мог вспомнить подходящие слова, и изо рта вырвалось лишь долгое стенание от испытываемой к женщине любви и воспоминаний по прошлому. Тогда Лин склонилась над ним в порыве незабываемой нежности, причем так низко, что вполне мог бы осмелиться поцеловать ее, в то время как сама прошептала, что явилась из далеких миров не с целью напугать, а лишь напомнить ему об обязанностях почтенного доктора. А еще, как и эта девушка, она тоже в свое время изошла кровью, когда родила дочь, и в данном случае юноше было под силу спасти человека. Почему тогда не сделал того же самого для молодой особы? Что произошло с ее любимым Тао? Неужели где-то потерял свое доброе сердце и превратился в никчемного таракашку? Карма Элизы – вовсе не преждевременная смерть, - заверила она молодого человека. Если женщина, погребенная в дыре ночного кошмара, намерена пересечь мир, чтобы встретить своего мужчину, значит, у такой немалый запас энергии «ки».