Проклятие палача - Виктор Вальд

Нужно было разобраться и с другими занозами. Более задиристыми, и оттого более мучительными.

…Уже через несколько часов после светлой поляны на узкой горной дороге, путь Джованни Санудо преградило множество повозок, на которых и вокруг которых было более сотни вооруженных топорами и копьями мужчин. Все они, несмотря на теплый весенний день, были в бараньих полушубках и высоких овчинных колпаках. Их лица с характерными длинными усами и бритым подбородком выражали холодную решимость держаться дороги и не сделать шага назад.

Из повозок густо, как гроздья винограда, выглядывали женские и детские головы. Их масленые глаза также не предвещали ничего хорошего. Казалось, крикни кто-то из этого застывшего на дороге племени овечьих шкур, что-либо крикни, и мужчины в ледяном безмолвии станут колоть и рубить встречных путников, а их жены и детишки тут же примутся снимать с раненых одежду и добивать их ножами.

– Арнауты[82], – почему-то шепнул герцогу Стешко, и оглянулся на своих всадников, – Много их. Придется уступить дорогу.

Джованни Санудо вспыхнул:

– Слон не уступает дорогу муравьям.

– Не знаю, кто такой слон, но в наших краях говорят, что только глупый медведь с муравьями сражается. Мы их пропускаем на всех дорогах. Пусть идут куда желают. Так их меньше на западной границе. Меньше, а значит спокойнее. Дикие люди, и нравы их дикие.

– Но голова у них есть на плечах. Они не слепые и видят мой благородный флаг.

– Не уступят. Они, как горная река. Расшибается о камни, бурлит, крутит, но не останавливается.

– Арес, Марс! – подозвал герцог наксосский. – Пусть попробуют эти камни.

– О, Господи! – вмиг протрезвел Стешко.

– Постойте, постойте! – воскликнул также протрезвевший лекарь. – Там всадники. И кажется благородные!

Медленно раздавливая густую толпу, из-за повозок выехало несколько всадников в богатых одеждах. Они издали помахали своим флагом и, дождавшись сигнала знаменоносца герцога, пришпорили коней.

Вскоре они остановились в пяти шагах от Джованни Санудо.

– Я правитель Мореи[83] Мануил.

Услышав достойное уважения имя, герцог склонил голову:

– Джованни Санудо. Герцог наксосский.

– Наксосский? – явно потешаясь, призадумался Мануил. – Это… Это… Да, да! Припоминаю. Острова, острова, острова. Что же вы здесь делаете? Среди гор? Здесь морские свинки[84] не водятся. И здесь, конечно же, не море, чтобы спокойно разойтись двум кораблям. Младший уступает дорогу старшему. Наверное, даже на островах знают, что деспот Мануил сын византийского императора. Ему и первому дорога.

Джованни Санудо нахмурил брови. Этому молодому правителю Мореи было не более двадцати пяти, может, чуть старше лет. Но слава о нем как о великом воине и правителе, облетела средиземноморье. Второй сын византийского императора Иоанна Кантакузина и Ирины Асень, правнучки величайшего из болгарских царей Ивана Асеня, Мануил за несколько лет навел порядок в землях Пелопоннеса.

Эта земля, некогда непобедимых спартанцев, была совершенно опустошена. И не только турками, которые, уже имея значительный флот, беспрерывно атаковали берега, но и христианами Ахайи, с севера нападавшими на владения своего господина. По сути на Пелопоннесе шла междоусобная война тех, кем Мануил назначен был править.

Города опустели. Неукрепленные селения были полностью сожжены и разграблены. Каждый убивал каждого. Греки, славяне, цыгане, валахи, албанцы резали друг друга и радовались, если соседнее селение ночью уничтожили безжалостные турки.

Скорее от безвыходности и отчаяния византийский император отправил в эти кровавые земли своего сына. А оказалось это действие угодным Господу.

Уже через год Мануил принял от отца титул деспота[85] – титул, даруемый императором наиболее приближенным лицам (Территория, управляемая деспотом, называлась деспотат), и принял по достоинству. Внутреннее кровопролитие прекратилось. Архонты[86] склонили головы и согласились дать деньги на постройку флота, чтобы охранять берега Пелопоннеса от набегов пиратов. Но собравший эти деньги, по велению Мануила, архонт Лампудиос поднял восстание против своего господина.

Имея большую армию из мятежных архонтов, Лампудиос потешался над отрядом из трехсот всадников и двухсот арнаутов, что привел с собой на бой Мануил. Но уже через час всадники Мануила разбилили и рассеяли мятежников. Говорят, что большинство из этих всадников были презираемые жителями Балкан рыцари-«каталонцы».

С некоторой надеждой на копейные значки своих попутчиков рыцарей-«каталонцев» Джованни Санудо и обернулся. Ведь ему совсем не желалось продолжать разговор, который ранил оскорблениями его сердце и душу. Ведь Мануил не просто так решил показать свое старшинство. Он наверняка многое знает о делишках островного герцога. Недоказанных и невыявленных. И все же не весьма лицеприятных. Скорее всего, деспот Мореи желает избавиться от темной личности, рисующей свои круги на глади Ионического моря. Вот и желает кровопролития. Может даже вызвать на поединок.

Сражаться с молодым и храбрым всадником – дело не предсказуемое. Даже если сбросит герцог заносчивого мальчишку с коня, или даже убьет, это совсем не на пользу Джованни Санудо и его плану. Поединка совсем не желалось. А еще более не желалось вступать в групповой бой на лесной дороге, где быстрые и жестокие арнауты имели значительный численный перевес.

Мануил усмехнулся и, приподнявшись на стременах, также бросил свой взгляд на копья приближающихся на разговор рыцарей.

– Что я вижу?! – в восторге воскликнул деспот Мореи. – Желтые и красные цвета Барселоны и Каталонии! И они же цвета моего флага! Это рыцари из Испании?

– Нет. Это рыцари из Афин. Истинные каталонцы. Мои гости, – вежливо ответил герцог.

– Вот как! Друг моих друзей… – несколько поостыл Мануил. – И кто же это?

Деспот Мореи не удержался и поспешил навстречу «каталонцам». Через миг он бурно приветствовал афинских рыцарей и для беседы отвел их назад по дороге.

– Куда Мануил ведет этих арнаутов? – в голос задал себе вопрос Джованни Санудо.

На вопрос тут же отозвался властелич Стешко:

– Известно куда. На свои земли. Не может земля быть без людей. Зачем она тогда нужна? Одни погибают, другим от этого польза.

– Польза… Какая польза греческой земле, когда на ней осталась горстка греков с их высокой духовной культурой и умением растить виноград и пшеницу едва ли не на камнях? Что этой земле дадут полудикие народы?

Стешко пожал плечами:

– А что поделать, когда самих греков еще меньше чем горстка? Одних убили соседи, других унесла чума.