Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

У длинной стойки красного дерева Маркэнд был "младшим"; иногда, если бывали заняты все официанты, оба "старших" бармена посылали его с напитками в отдельные кабинеты третьего этажа. Этого Маркэнд не любил; одно дело было наливать виски людям одного с ним класса, промышленникам, за стойкой бара; совсем другое - прислуживать им и их девкам... как бы приготовлять их для постели. В тот вечер он был особенно нервно настроен, когда вышел на работу. Он выпил глоток-другой виски, но это не помогло; он оставался в стороне от шума и гомона пьющих - толпы грубых тел, плотной и непроницаемой. От виски у них только совели глаза и голоса точно скребницей царапали слух; губы комкали сигары, выплевывая дым, похвальбу, рыночные цены. У него заболела голова. Он еще хлебнул виски, и его настроение изменилось. Люди - грязные животные, но они забавны. Свиньи. Ну что ж, ведь не раз дома ты завтракал ветчиной, тебе бы следовало знать толк в свиньях... - Головная боль прошла. - Нужно, чтобы Элен могла спокойно молиться своему творцу. Нужно, чтобы у детей были платья, и игрушки, и учитель музыки. Вот как это делается. Не надо ни пахать, ни строить. На деньги, заработанные трудом, не купишь досуг и культуру. В игре полагается быть шумным: толкаться, хвалиться, пыхтеть. Когда я вернусь домой, я уже буду знать это и сумею применить с пользой для себя. У Элен будет достаточно денег, чтобы выстроить целый собор. Виски, дым... Если воздух отравлен вонью, я, пожалуй, внес свою долю, чтобы загрязнить его... - Он перегнулся через стойку в ту минуту, когда один из посетителей, резиногубый торговец из Чикаго, досказывал непристойный анекдот.

- Одно виски, одно шампанское, два коктейля и ведро со льдом наверх, в номер первый. И будьте осторожны, - услышал он голос "старшего", - там сам Старик.

Стариком звали хозяина; наконец-то он его увидит.

Худой маленький седой джентльмен сидел, положив ногу на ногу, и, одной рукой поглаживая свои холеные седые усы, другой менторски жестикулировал перед двумя девушками, сидевшими напротив него.

- Это христианский город, мы не можем разрешить ничего подобного. - Он не оглянулся на вошедшего официанта. - Мне простого имбирного эля.

Маркэнд наполнил его стакан. Маркэнд посмотрел на девушек, чинно, точно школьницы, сидевших за столом. Одна из них была Айрин. Он подал им виски с содовой.

С пустым подносом в руках он сошел вниз но красному ковру лестницы; Айрин бегом спустилась за ним.

- Ах ты, черт! Так это вы!

Все выпитое им виски вдруг тяжестью легло на желудок.

- Разъясните загадку, - сказала она, - где ваши денежки? Ухнули?

- Когда я отдал вам двадцать долларов, у меня не оставалось на билет домой. Вот я и поступил сюда, чтоб скопить, сколько нужно.

- Ах ты, черт! И скоро вы кончите копить?

- У меня есть уже больше, чем надо.

- Ах ты...

- Но я, кажется, забыл свой домашний адрес.

- Ах ты, черт!.. Слушайте, где же вы сейчас живете?

Он сказал.

- Я должна поговорить с вами, таинственная личность. В котором часу мне можно прийти завтра?

Он сказал.

Стоя в освещенном газом холле, она внимательно смотрела на него, а он постукивал по колену пустым подносом. Ее лицо отражало лишь одно: казалось, она сомневалась в его существовании.

- Ах ты, черт! - сказала она наконец и убежала.

Маркэнд проснулся слишком рано, оглядел свою комнату и почувствовал к ней ненависть. Что-то произошло, отчего все изменилось вокруг. Миссис Грант содержала свой дом в образцовой чистоте, по в утренних лучах обнаружилось, что все покрыто грязной пленкой, и он сам - тоже. Чувство необычного возвратилось, и в нем был теперь какой-то едкий привкус. Что же это - пляска смерти? Сегодня в три Айрин придет к нему; он знал, что хочет ее увидеть. Он принял ванну, надел коричневый костюм, купленный на деньги, заработанные в баре, и вышел из дому. Город под хмурым октябрьским небом казался старым, казался мертвым. В нем, правда, было движение; по ведь и распад есть движение. Точно в дурном сне он слышал голоса посетителей "Конфетки" - агентов, игроков, политиканов, мошенников, фермеров, купцов, адвокатов; они сливались у него в ушах, когда он проходил между двумя рядами уродливых строений. Каким свежим казалось небо, и как похожи были эти дома на людские слова, на жалкие людские желания. Была ли жизнь хоть в одном слове, повисшем в дыму? Айрин придет к нему сегодня, она тоже мертва, и он хочет увидеть ее.

Она пришла, откинула вуаль и села на его кровать.

- Я много чего видела на своем веку, не в первый раз мне велели убираться ко всем чертям. Но до сих пор не приходилось получать в придачу двадцатидолларовую бумажку.

- Это вас задело?

- За самую душу. Слушайте, мистер! Вы прямо кругом загадка. Что вы тут делаете, в нашем городке? Может, вы шпик, а? Не поздравляю вас, если так: ваши хозяева вам спасибо не скажут, если донесете на них... Но нет, вы не шпик, я знаю. Кто же вы? Скажите мне... все скажите.

Он сел возле нее на кровать, ощущая себя рядом с ней грузным и тяжеловесным.

- Если я скажу вам, вы мне расскажете о себе?

- Рассказывать нечего.

- Если я расскажу, вы расскажете?

- Обо мне?

Он кивнул. Воротник ее пальто был из какого-то дешевого коричневого меха; он был высоко застегнут, он отделял ее лицо от тела, и оно казалось неожиданно детским.

- Ну конечно, - сказала она.

- Снимите пальто, - сказал он, - здесь тепло.

Ее тело послушно делало движения, неловкие и трогательные, как у ребенка. Шея ее была обнажена. Она не носила корсета.

- О себе, - начал он, - я пока немного могу вам сказать. Все, что я прежде знал, теперь оказалось неверным. Я сам не знаю, что со мной теперь происходит.

Она смотрела на него пустыми глазами; его слова были ей непонятны и слегка пугали.

- Не бойтесь, я не беглый убийца и не сумасшедший.

В коротких чертах он описал ей свою прошлую жизнь человека со средствами, свой уход, свои скитания.

- Нет, вы не полоумный, вы просто врунишка.

- Что вы хотите сказать?

- Я не верю ни одному вашему слову. Разве что насчет любящей жены. Это похоже... И про деньги... Нет, я-то хороша - собиралась ведь вернуть вам ваши пятнадцать монет.

- Двадцать.

- Нет, мой милый мальчик, пять идут хозяину. Но раз так, то я и не подумаю.

- И не нужно.

- А все остальное вы просто наврали. Но мне наплевать. Сказочка недурна.

- Теперь я хочу услышать вашу...

- Я же вам сказала, что мне нечего рассказывать. Я - девка, вот и все.

- Нет, говорите. Откуда вы родом?

- Из самой западной части Колорадо. Ма к старости остепенилась и вышла замуж за па. Кажется, они познакомились в Денвере, где она работала в публичном доме. Наверное, оба были здорово пьяны, вот и окрутились, вместо того чтоб переспать да и забыть об этом, как порядочные люди.

- Ну а дальше?

- Вам действительно хочется знать? Ну что ж. Вот вам и дальше. Па увез ма на свое ранчо в Рио-Бланко, и там я родилась. Когда я увидела, как невесело живется ма, после того как она стала добродетельной женщиной, я решила взять себе в пример ее веселые ночи, а не добродетельные дни. Я сбежала из дому и отправилась в Чикаго. Но один коммивояжеришка в поезде уговорил меня сперва повеселиться с ним. У меня в кармане маловато было для большого города, ну я и сказала: ладно. Мы сошли в Централии и отправились в тот отель, который вы знаете. Он смылся, пока я спала, захватив все свои деньги, и мои в придачу. Что ж мне было делать? Пришлось остаться. Вот и осталась.

- Давно все это было?

- Не то год, не то два.

- И что же вы чувствовали тогда?

- Когда?

- Когда вас обобрал этот мерзавец.

- О, это было в общем занятно. Одна-одинешенька и без гроша в чужом большом городе. Пришлось-таки пошевелить мозгами.

- И что же - он стал вашим возлюбленным?

- Если это так называется по-вашему.

- Неужели вас совсем не огорчило, что вы отдались в первый раз жулику?

Ее рассеянный взгляд коснулся его. Потом она рассмеялась.

- Нет, вы, видно, и вправду полоумный. Понятное дело, я злилась, что меня провели. Но мне некогда было переживать по этому поводу - надо было думать, что делать дальше, - поняли? Он дал мне хороший урок. Больше я уж с тех пор не попадалась.

- Зачем вам по утрам ходить замарашкой? Зачем убирать постели...

- И выносить ночные горшки?.. Я же вам говорила. - Взгляд ее стал сосредоточенным, глаза прямо смотрели на него; голос понизился. - Это часть моей игры, поняли? Если уж играешь роль, надо ее играть до конца. Это знает всякий artiste. - Она рассмеялась произнесенному на французский лад слову; потом снова стала серьезной. - Джентльмен видит меня утром в номере Золушкой, в пыли, в грязи. Я кажусь ему чем-то вроде сального пятна на пиджаке. - С превосходной мимикой она счистила с рукава воображаемую грязь. - А потом, к вечеру, он видит меня опять... - выгнув стройное тело, она вскочила с постели... - принцессой! Впечатление в десять раз сильнее.

- И вам это нравится?