Голубая кровь (СИ) - Гордиенко Татьяна Васильевна

— Нейман, — тихий голос матери отвлёк Нейман от грустных дум, и она обернулась.

Графиня Ронда, тоже одетая в траур, но в отличие от дочери, не в чёрном, а в тёмно-коричневом одеянии и без вуали, подошла к ней.

— Мама, зачем ты встала? — забеспокоилась Нейман, откидывая назад переднюю часть траурной вуали. — У тебя был сердечный приступ, тебе необходимо лежать.

— Мне уже лучше, и я хочу поговорить с тобой, — графиня пошла рядом с дочерью между благоухающими розами. — Нейман, ты всегда была для меня загадкой, с самого детства. Ты росла не такой, как твои сёстры, но с каждым годом, взрослея, ты становишься ещё более странной. Ты слишком рано стала не по-детски серьёзной и… отчуждённой. Мы очень сплочённая семья, но мне почему-то кажется, что там, за стенами этого дворца, ты живёшь какой-то своей загадочной жизнью, в которую нас не допускаешь. Когда ты подолгу по каким-либо причинам вынуждена оставаться дома, я вижу печаль и тоску в твоих глазах, ты становишься задумчивой, и я знаю, что твои мысли витают где-то очень далеко. В такие минуты я чувствую, что Измаил и то больше понимает тебя, чем я. Неужели ты хранишь какие-то тайны, и это они тебя так тяготят? Вот и сейчас, когда мы потеряли Ноэми, мне кажется, что ты знаешь нечто большее о её смерти, чем мы. Когда полиция задавала тебе вопросы, мне стало ясно, что ты что-то недоговариваешь. Нейман, ты знаешь почему убили Ноэми, я в этом уверена. Скажи мне, что произошло, я должна знать правду, какой бы она ни была! Ведь ты не из каприза скрыла от полиции то, что твоя собака отгрызла руку убийце и то, что эта рука и кинжал находятся у тебя.

— Мама к чему эти вопросы? — уставшим, безжизненным голосом спросила Нейман.

— Я твоя мать и мне не безразлична судьба моих детей!

Нейман посмотрела на неё своими бездонными глазами:

— И потому ты сама хранишь так много тайн?

Настала очередь графини Ронды смутиться и отвести взгляд.

— Пожалуйста, не требуй от меня невозможного, — тихо попросила Нейман.

— Я не могу оставаться в стороне, когда угроза висит над моими детьми. Нейман, я не требую от тебя исповеди, но будь хотя бы сейчас откровенна со мной. Гибель Ноэми очень сильно отразилась на всех нас, но, зная твой характер, я боюсь, что именно ты наделаешь глупостей, ведь ты никогда не верила в справедливость закона, не так ли?

Нейман молчала и старалась не смотреть в глаза матери. Она не хотела лгать, а сказать правду было невозможно. Но графиня Ронда настаивала.

— Я действительно знаю больше, чем другие, — призналась наконец Нейман, чтобы успокоить мать и не давать ей лишнего повода для волнения, — но я ничего не могу сказать тебе. И другим тоже. Когда я подбежала к Ноэми, она прошептала, что её убили потому, что она много знала, знала лишнее. Когда Гио отнёс её в беседку и побежал сообщить о случившемся вам, Ноэми успела мне кое-что рассказать. Если бы Ноэми не знала того, что пред смертью поведала мне, то её бы не убили. Похоже, всё это серьёзней даже, чем я полагаю. Если я тебе расскажу то, что услышала от Ноэми, то и тебя могут убить, а я не хочу больше смертей. То, что знала Ноэми, касается только меня, и только я буду вести борьбу с убийцей и тем, кто его послал. На закон, как ты правильно заметила, я и правда не полагаюсь. Но ты, мама, Изабелла, Мария и Леонард ничего не должны знать об этом, иначе с вами сделают тоже, что и с Ноэми.

— Нейман! Что происходит? — в ужасе воскликнула графиня Ронда. — Что такого могла знать Ноэми, что её убили? Кому она помешала? А если это и так, то теперь опасность угрожает тебе, и я не выпущу тебя из дома, пока полиция не поймает убийцу!

— Стражи порядка Аулента не станут проявлять особое рвение в поимке убийцы, который убил терианку, — в голосе Нейман вновь послышалась почти ненависть ко всему человечеству, так непонятная графине Ронде. — Хоть прошло больше десяти лет, но люди с красной кровью до сих пор ненавидят людей с голубой кровью, хотя последних осталось так мало, что их можно по пальцам перечесть.

Графиня Ронда понимала, что сквозь эту ненависть и бессильную ярость, в глубине души Нейман боролась с горем и рыданиями. Несколько минут они провели в молчании. Нейман шла, опустив голову, и закрыв глаза ладонью, стараясь унять слёзы, а графиня Ронда смотрела отрешённым взглядом на сад, который начали окутывать сумерки.

— Мама, скажи, почему у Ноэми была голубая кровь? — тихо спросила Нейман, нарушив тягостное молчание. — Каким цветом моя кровь, Изабеллы и Марии? Как ни странно, но я никогда не была больна или по-настоящему сильно ранена, как, впрочем, и мои сёстры, а потому не видела ни их, ни своей крови. Меня почему-то никогда это не интересовало. Если я и была когда-то в крови, то, скорее всего, в чужой, а свою я вижу не так уж часто, да и то в виде запёкшейся чёрной массы. У Леонарда кровь красная, это я знаю точно, так как он в детстве часто падал, и я не раз лечила его ранки.

— Нейман, не думай об этом, — попросила графиня Ронда.

— А я не могу не думать, — сказала Нейман и, вынув из ножен маленький кинжал, полоснула себя по руке.

— Нейман, что ты делаешь! — в ужасе воскликнула графиня Ронда.

— Пытаюсь установить истину.

Запястье девушки между двумя браслетами украсилось длинным порезом. В тот же миг их раны медленно потекла густая вязкая жидкость тёмного неопределенного цвета. Лицо Нейман ничем не выдало боли, а глаза под слегка нахмуренными бровями вопрошающе взирали на мать, умоляя сказать истину. И графиня видела, что дочь готова нанести себе и более серьёзные раны, лишь бы раз и навсегда покончить с этими тайнами.

— Посмотри, мама, — Нейман показала свою руку, — я видела свою кровь только такой. А какая она на самом деле?

— Нейман, умоляю тебя…

— Почему ты не хочешь сказать правду? Мама, почему?

— Твоя кровь такая потому, что я всегда оберегала вас, особенно тебя. Нейман, ведь ты порой так безрассудна и часто не думаешь о своей безопасности, поэтому-то я и прибегла к знаниям своего народа…

— Мама, я знаю о воинских обрядах и обычаях Альдеруса, — немного резковато оборвала её Нейман. — Но при чём тут я и мои сёстры? Что ты скрываешь? Почему ты так сильно печёшься именно обо мне? Какая кровь у меня и моих сестёр? Почему ты молчишь, мама?

— Сейчас не время говорить об этом, Нейман, — ушла от ответа графиня Ронда, печально глядя на дочь и ласково погладив её по голове, — давай вернёмся во дворец.

— Хорошо, — согласилась Нейман, не желая ещё больше расстраивать мать. — У нас был тяжёлый день, и ты должна отдохнуть. Я ни о чём не буду спрашивать тебя сегодня. Обещаю.

Графиня Ронда и Нейман направились в сторону дворца. Обе молчали и шли медленно, подсознательно стараясь оттянуть своё возвращение к реальности, а она была такова, что сегодня они потеряли дочь и сестру. Поверить в то, что они уже никогда не увидят Ноэми живой, было невозможно. Нейман пришлось тяжелее всех, так как она не плакала. Её всегда считали самой сильной в семье Эриндо и сейчас, если бы она позволила себе утонуть в своём отчаянии и слезах, это было бы равносильно поражению. Рабы смотрели на Нейман как на опору семьи, и упади она духом, то среди них поднялась бы настоящая паника. Она обязана была быть сильной. Дать выход своему горю она сможет потом, когда останется одна.

Дойдя до дворца, Нейман сказала матери:

— Я схожу к Измаилу. У него ещё не зажила одна рана, а я его сегодня совсем забросила.

— Иди, Нейман, но не задерживайся долго, а то уже темнеет, — ответила графиня Ронда и устало пошла во дворец, но какое-то предчувствие заставило её остановиться и посмотреть назад, едва она сделала три-четыре шага.

Солнце уже почти скрылось, сумерки быстро сгущались, а тени становились длиннее, но видно всё ещё было хорошо.

Нейман, опустив голову, брела в сторону конюшни. Кругом не было ни души, кроме одинокого всадника. Какой-то человек, верхом на коне, почти бесшумно скакал по траве к Нейман. В его руке был пистолет.