Голубая кровь (СИ) - Гордиенко Татьяна Васильевна

Нейман ничего этого не видела.

Графиня Ронда на миг оцепенела. Перед её взором вновь пронеслась картина того, как была убита Ноэми. А теперь человек, тоже в закрытым лицом и в тёмной одежде, неизвестно откуда взявшийся, несётся к другой её дочери. У Нейман всегда был отличный слух, но графиня Ронда поняла, что та сейчас ничего не слышит. Вероятно, она позволила себе немного расслабиться, и горе тут же захватило её, предательски усыпив бдительность. А всадник уже совсем близко.

— Нейман! — крикнула Графиня Ронда, быстро побежав к дочери.

Человек на коне, поняв, что его заметили, пришпорил лошадь и поднял руку с оружием, целясь в спину девушки.

Нейман, услышав крик, замерла и повернулась на голос матери и в тот же миг прозвучали три выстрела, нарушивших тишину вечера. И вновь все ужасы с новой силой свалились на неё — она не успела…

Выстрелив, всадник резко развернул коня и скрылся в сумерках, а графиня Ронда, успевшая заслонить дочь от выстрелов, упала на траву в трёх шагах от неё.

Всё произошло мгновенно, и ошарашенная Нейман бросилась к матери, не успев рассмотреть стрелявшего. Потрясённая, она уже не знала, происходит ли это на самом деле или ей это только кажется. Даже много времени спустя, Нейман так и не смогла понять, почему она не умерла тут же, как она смогла всё это вынести. Из-за неё погибает уже второй близкий ей человек, и что-то внутри, истекая кровью, надрывно кричит: «Ты не достойна жить!»

Со всех сторон уже бежали люди, услышавшие выстрелы. И, пожалуй, только их появление не позволило Нейман тут же покончить с собой.

Нейман слегка приподняла голову и плечи матери, которая истекала кровью ещё сильнее, чем Ноэми, после удара кинжалом. Она хотела что-то сказать графине Ронде, но голос ей не повиновался, и она заплакала так, как ещё ни разу в жизни не плакала. Руки и одежда Нейман второй раз за один день окрасились кровью, но на этот раз не голубой, а красной.

Часы пробили час ночи. Мария тихо отворила дверь и вошла в роскошную и большую спальню матери. Она ненадолго задержалась у порога, пока её глаза привыкали к темноте, так как в комнате горела одна единственная неяркая лампа.

Графиня Ронда лежала без сознания, а возле неё сидела бледная, с потухшими глазами и в перепачканной кровью одежде Нейман.

Мария тихо подошла к сестре и положила руку ей на плечо. Нейман медленно подняла голову и посмотрела на неё полными безнадёжного горя чёрными глазами.

— Изабелла уснула? — спросила Нейман.

— Да, — прошептала Мария. — Я оставила с ней служанок, но, думаю, она не проснётся до утра. Леонарда я тоже заставила лечь. Как мама?

— Я ничего не могу сказать, — упавшим голосом, еле слышно ответила Нейман. — В неё попали две пули из трёх. Одна рана вызвала варикозное кровотечение, а другая задела лёгкое. Я сделала всё, что смогла, применила и знания, полученные в университете, и секреты альдерусского врачевательства, и знахарские средства, которым меня учили рабы. Я испробовала всё, но мама потеряла много крови, у неё был сильный стресс и сердечный приступ после смерти Ноэми.

— Рабы, что ездили за врачами, ещё не вернулись?

Нейман ответила не сразу:

— Вернулись. Но никто из врачей не согласился ехать в наш дом. Мы теперь проклятые, Мария, и люди боятся идти к нам. Даже доктора, несмотря на свой долг, не захотели приехать.

— Тогда, быть может, мы сами отвезём маму в больницу?

— Нет, этого делать нельзя. Малейшее движение убьёт её. Мы бессильны что-либо сделать.

Нейман снова опустила голову и закрыла лицо руками. При слабом свете лампы она и сама уже казалась не живой. Видя отчаяние сестры, Мария почувствовала себя ещё хуже. Ей всегда казалось, что она увидит убитую горем и с опущенной головой Нейман не раньше, чет наступит конец света. Так неужели этот день уже пришёл?

— Нейман, ты вся в крови, — Мария осторожно притронулась к её плечу, — пойди умойся и переоденься. А ещё лучше тебе поспать. Я посижу вместо тебя.

— Нет, я не уйду отсюда. Лучше уходи ты. Оставь меня с моим горем, мне ещё о многом надо подумать.

Мария почувствовала, что её охватил холод страха от слов Нейман. В них были и отчаяние, и намерение принять какое-то немаловажное решение.

— Нейман, что с тобой происходит? — не на шутку заволновалась Мария за рассудок сестры.

— Мария, ты не знаешь многого, но теперь находиться рядом со мной опасно, — Нейман перевела взгляд на графиню Ронду. — Сегодня мама прикрыла меня, но ведь тот, кто стрелял, не успокоится, пока не убьёт меня. Его не остановит никто. Для того чтобы убить меня, он зарезал четырёх слуг, охранявших сад, а потом пострадала мама… Поэтому я запрещаю тебе, Изабелле, Леонарду и даже рабам походить близко ко мне вне стен этого дворца. Не хочу, чтобы ещё кого-нибудь ранили или убили. Только с моей смертью вы обретёте мир и спокойствие.

— Не смей так думать! Ты в отчаянии и потому сама не знаешь, что говоришь. И не вздумай наложить на себя руки, неужели нам и так горя мало?

— Я знаю, что говорю.

— Нейман, ты устала и несёшь какой-то бред. Рабы теперь усиленно охраняют дворец, и никто даже близко не сможет подойти к нему. Больше не будет убийств. Возьми себя в руки, Нейман, ты в безопасности и тебе ничего не грозит, кроме тебя самой, а потому не взваливай всю вину за случившееся на себя и не смей лишать себя жизни из чувства вины и раскаяния.

— Нет, Мария, я не покончу жизнь самоубийством на радость нашим недругам. У меня теперь есть неоконченное дело, и пока я его не доведу до конца, я не покину это мир ни живой, ни мёртвой, — Нейман говорила спокойно и уверенно, но Марии казалось, что та сходит с ума. Если бы она рыдала, как и все вокруг, изливала бы своё горе в нормальных человеческих чувствах, то Мария была бы куда спокойнее за неё.

— Успокойся, ты ни в чём не виновата, а полиция вскоре поймает убийцу.

— Мария, не будь такой наивной. Сейчас вся полиция гоняется за Лэс-Терой и ищет Одинокого Убийцу, но никто не станет заниматься такой мелочью, как убийство Ноэми. Тем более, что у неё была голубая кровь.

— Ты права. Убийство Ноэми вызвало скандал в светском обществе, и все отвернулись от нас.

— Если мама умрёт, то я сама найду убийцу и заставлю его испытать все муки ада. Он умрёт такой ужасной смертью, что сожжение на костре или голодная смерть будут казаться ему раем по сравнению с той, какую он примет, — вдруг произнесла Нейман, её голос и внезапно вспыхнувшие в темноте глаза привели Марию в ужас.

— Но это произойдёт не сразу, — продолжала отрешённо, как во сне, Нейман, не замечая перепуганной сестры, — сначала он увидит смерть своей семьи. Он переживёт всё то, что переживаем сейчас мы и, если он сможет всё это вынести, и не покончит с собой сам, то я помогу расстаться ему с жизнью.

— Нейман, опомнись! — трясла Мария за плечи сестру. — Убивать людей большой грех, ведь ты же христианка. Что ты говоришь, подумай!

— Месть. Только месть, — шептали бледные, как у покойницы, губы Нейман.

— Нейман, ты же не палач!

— Но я им стану.

— Перестань, ты сходишь с ума!

Но Нейман не слушала Марию. Горящие, как у кошки, большие глаза Нейман, казалось, смотрели в будущее через дни и года. Она была словно в трансе, но Марии удалось вернуть сестру в нормальное состояние и уже через минуту они обе плакали, обнявшись, у постели графини Ронды. Время и заботы простых смертных потеряли для них всякое значение, и в этот ночной час во дворце Эриндо было тихо, как никогда. Всё поместье сейчас объято обрушившемся на него внезапным горем и трауром. Во дворце уже давно уснули даже рабы и только в комнате графини Ронды тихо плакали Мария и Нейман. Они единственные, бодрствующие в ночи, не могли заснуть. Сквозь открытые окна на них смотрела большая терианская луна, но разве она могла понять горе двух детей, плачущих у постели умирающей матери? Они плакали долго, пока измученная Мария не уснула, склонив голову на плечо Нейман.