Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Я оказалась не у дел, лишним, неуместным человеком, с устрашающей ясностью понимая, что без учебы и связанных с ней хлопот являюсь просто-напросто никем.

Глядя на то, как временно забыв о ссорах и мелких бытовых распрях, соседки собирают чемоданы для поездки домой, я вновь и вновь понимала, что мне возвращаться некуда и не к кому. И даже Ярослав, моя единственная надежда скрасить одиночество, "порадовал" меня новостью о том, что тоже уезжает.

— Две недели! Лекс, у тебя есть две недели, чтобы прекратить, наконец, тихушничать и ждать у моря погоды, а точнее говоря — неизвестно чего! Давай договоримся так — я возвращаюсь, и ты мне рассказываешь, чем закончился телефонный разговор с твоим бывшим семейством. И никаких больше отговорок! Ты же преступница, Лекс! Ты все тянешь, тянешь, убиваешь и время, и себя. Если бы ты послушалась меня еще тогда, когда я предлагал позвонить, кто знает — может быть, сейчас ты бы ехала на каникулы к своему Марку! Или он к тебе. А теперь — посмотри, что ты имеешь вместо этого? Да ничего не имеешь! Потому что у кого-то слишком поджилки от страха трясутся, да?

Я вздрогнула от этих слов, как от удара, и Яр, понимая, что перегнул палку, поспешил перевести разговор на другую тему:

— А я вот еду на слет юных журналистов! Как тебе названьице? Звучит, а? Мои предки в восторге, что я такой идейный, и даже добросовестно заслуженные каникулы трачу на духовное и профессиональное развитие!

Тут уже я не выдержала и, несмотря на боль от его последних слов обо мне и Марке, насмешливо фыркнула:

— Слет юных журналистов? И где же он, интересно, проводится? Наверное, в Артеке, как слет юных ленинцев, где вы будете маршировать на линейках и скандировать кричалки: "Я никогда не опущусь до заказухи"?

— А вот и да, практически так! — продолжал веселиться Яр, ни капли не обижаясь на мой выпад. — Вернее, практически так я все преподнес! Образцово-порядочно и очень, очень идейно! На самом деле мы едем в Карпаты, у моего… — он опять промямлил что-то, пропуская имя своего таинственного любимого, — отпуск на целых десять дней, ради меня, между прочим, сроки перенес! — с нескрываемой гордостью добавил Яр, и я не смогла сдержать улыбки. Как же все влюбленные похожи друг на друга!

— Ну, в общем, такие дела. Я уезжаю, но совсем ненадолго. И после возвращения я хочу услышать от тебя новости. Если не будет новостей, я с тобой, Лекс, поссорюсь. А ты еще не знаешь, как я умею ссориться. Когда надо, я форменная истеричка, Лекс! Так что будь готова и пеняй на себя!

Пенять на себя я стала уже на второй день беспросветной тоски и гробовой тишины в нашем всегда шумном общежитии. В корпусе теперь остались только такие же неприкаянные студенты-тени, у которых не было места, где их ждут, или желания куда-то ехать. Наше унылое передвижение по коридорам и испуганные взгляды друг на друга только подчеркивали атмосферу неправильности происходящего. Очень скоро я не выдержала и чтобы сбежать из этого сонно-заброшенного царства, отправилась гулять с самого утра.

Наспех набросив зимнюю крутку и кое-как повязав толстый шарф, я не думала куда иду, зачем иду. Мне просто хотелось вырваться на улицу, на свежий воздух, к реальным, живым людям, не похожим на грустных призраков, которых никто не ждет. Поэтому, с удивлением обнаружив, что ноги сами привели меня к переговорному пункту, я поначалу испугалась — неужели сейчас? А с другой стороны, обрадовалась — да, именно сейчас! Сколько можно тянуть с этим разговором!

Еще не зная, что скажу моей бывшей семье, в странно-спокойном состоянии я дождалась очереди за жетоном на междугородний разговор. И только в уютном убежище переговорной кабинки, мне стало по-настоящему страшно. Но отступать уже было некуда — многие из присутствующих в зале нервно мерили шагами помещение, с нескрываемой злостью поглядывая на тех, кто уже получил доступ к телефону, будто намекая: "Граждане, имейте совесть, не вам одним надо поговорить!"

Я набрала номер, который помнила наизусть. Номер, который не так давно считала своим домашним — именно его я писала во всех анкетах, бланках и документах. А теперь он был мне чужим. Чужая комбинация цифр из жизни чужих людей.

Или все же, не совсем чужих? Слушая длинные гудки в трубке, я с удивлением обнаружила, что дрожу — и не потому, что собираюсь выведывать информацию о Марке. Мысль о том, что спустя пару секунд я услышу голос Виктора Игоревича или Валентины Михайловны, людей, одаривших меня фальшивой родительской любовью, но по которым я совсем немного и очень тайно скучала, взволновала меня.

Пытаясь справиться с собой и сделать так, чтобы зубы не выбивали дробь, я совершенно забыла о гудках, и когда их прервал голос Виктора Игоревича, напористый и бодрый, даже подпрыгнула на месте.

— Я вас слушаю! Кто это? Не молчите — говорите! Или перезвоните — вас не слышно!

Сам глава семейства на проводе! Чувствуя, что против воли по губам расползается улыбка, я живо представила, как важно Казарин-старший сейчас восседает в кресле гостиной, торжественно вещая в трубку радиотелефона. Если бы ответила Валентина Михайловна, я совсем бы стушевалась. С Виктором Игоревичем говорить начистоту было куда проще.

— Виктор… — я прокашлялась. — Виктор Игоревич, здравствуйте! Это Алексия.

— Алешка! Ты?! — недоверчиво переспросил он. — Ах ты… Засранка ты эдакая! Ты куда пропала? Я уже решил, что ты о нас забыла совсем! — продолжала энергично кричать мне в ухо трубка, источая радость, резво бежавшую по проводам.

Я так и не могла прекратить улыбаться. Приятно, когда тебе рады.

— Куда же ты делась, неблагодарная маленькая… Как бы тебя назвать поприличнее — даже не знаю. Признавайся — боялась?

— Ну… — замялась я, безуспешно пытаясь подобрать слова, которые бы могли хоть немного описать мое состояние. — Наверное, да.

— Ну и дурочка! Поняла, кто ты? Маленькая вредная дурочка, которая совсем не знает своего папку! И думает, что папка злопамятный, что папка будет дуться, или вообще — мстить!

Я, совершенно не ожидавшая подобного приема, почувствовала, как на смену веселью приходят слезы.

— Я… я не знала, зачем вам звонить… что говорить… Ведь все и так было сказано. Ну, тогда… вы помните… — сбивчиво заговорила я, всхлипывая. Найти в себе силы сдержаться и не расплакаться у меня не получилось.

— Да ладно тебе, Лешка! Ну, успокойся, родная, успокойся, слышишь? Не плачь! Что было, то прошло. Я всегда рад тебя слышать, несмотря на то, что… было. И я рад твоему звонку. И что у тебя все в порядке! У тебя же все в порядке? Ты же им там показала всем, да? Поступить, как ты, без денег, без связей — это еще уметь надо! Алексия Подбельская, наверное, теперь первая студентка на курсе?

Мне опять захотелось смеяться — все было так знакомо, так по-старому. Виктора Игоревича, как всегда, интересовали только победы, успехи и достижения. Не стоило его сейчас потрясать и разочаровывать, решила я. Да к тому же, не хотелось портить общий мило-задушевный тон беседы, такой неожиданный, такой приятный.

— Да, у меня все неплохо, Виктор Игоревич. Оценки… нормальные, стипендия тоже. Все хорошо, всего хватает.

— Точно хватает? — сразу же перешел на деловитый тон вечно мой предприимчивый покровитель. — Лёшка, если вдруг чего не так, ты скажи, не стесняйся, я всегда помогу, чем смогу, ты же знаешь!

"Неужели сейчас? Сказать, ради чего я действительно позвонила?" — пронеслась в голове сумасшедшая мысль, но я одернула себя. Не стоило спешить, тем более, Виктор Игоревич тут же перевел разговор на другую тему:

— Ты мне скажи, ты так и живешь в общежитии? Квартиру снять не хочешь? Давай, я тебе денег пришлю, чтобы ты не торчала там вместе с клопами и тараканами, а? Не хочешь съехать? Я помогу! — опять с нажимом предложил он.

— Да нет, Виктор Игоревич, в этом нет надобности, — я попыталась успокоить его обычную агрессивную манеру осчастливливать. — У нас совсем нет клопов, поверьте мне. Да и тараканов почти нет… Ну, не так уж и много. Все нормально, в плане жилья и быта все хорошо, можете не беспокоиться.