Падает снег - Марьяна Куприянова

– Ладно… А деньги, Вера? – неожиданно спохватился Андреев, и злое его лицо приобрело выражение уязвленности.

– Не беспокойся об этом, я достану. В крайнем случае, мне помогут. Потом вернем, когда все кончится.

– Что это там за покровители у тебя всемогущие? – спросил Андреев с ноткой недовольства.

– Ревнует! – воскликнула я, счастливая и повеселевшая. – Поверить не могу: неужто любишь, неужто простил?!

– Ох, Вера, если б не решетка, я б показал тебе, как я тебя простил… – Андреев вновь поцеловал мои ладони, поднял страшный черный взгляд и пообещал: – съем тебя, как все закончится. Съем, никому не оставлю.

– Угомонитесь, Максим Викторыч. Ты лучше мне скажи: разве не знал, что я тут буду ждать?

– Откуда бы? – удивился он.

– Тебя должны были предупредить! Записка, медсестра?.. не было?

Андреев нахмурился, стал задумчиво водить моей ладонью по своему лицу.

– Кажется, кто-то заходил, что-то мне говорил… что-то принес, но я… Откуда же я знал, Вера? Я ведь на них совсем внимания не обращаю, что мне до них, зачем они мне? Я о тебе одной все это время думал…

– Максим, родной… Расскажи мне, тебя охраняют? Зачем тебя тут держат?

– Меня обследуют. Нужно постановление экспертов о моей вменяемости.

– Ах ты ж мой невменяемый психопат. Ну, нагнись же, дай хоть в щеку себя поцеловать.

– Это уже не шутки, Вера, – сказал он серьезно, но все же нагнулся ко мне, хоть и с недовольным лицом.

Я впилась ему в волосы, притянула поближе к себе и коснулась губами его переносицы.

– Вера, ты помнишь?..

– Ту ночь? – улыбнулась я, чувствуя, как краснеют щеки.

Он чуть улыбнулся. Понял, что помню, и помню во всех подробностях.

– Ты правда не считаешь меня… последним уродом? После того, что я натворил?

– Думаешь, я могу делать все это только из чувства вины?

– Ты не считаешь, что мне, может, действительно нужно подлечиться? – спросил он странным голосом и немного отстранился. – Что тебе не стоит быть рядом со мной, потому что я опасен. Вера.

Я не находила слов, чтобы ответить, лишь озадаченно глядя на него.

– А я вот много думал о том, что вышло бы, если бы ты не ушла вскоре после того, как призналась мне. Ты стала бы первой, кого я… Просто попала под горячую руку. Понимаешь? Я мог бы убить тебя в горячке. А потом даже не вспомнить. Не вспомнить. Ты это понимаешь?..

– Максим, пожалуйста, не надо.

– Я не верю, что ты пришла ко мне.

– Поверь хотя бы в то, что ты мне нужен, и в то, что скоро ты отсюда выйдешь. Будет суд, и тебя оправдают… обязательно оправдают…

Андреев отпустил мои руки. Меня вновь поразил его взгляд, словно два тлеющих угля в черной золе. В глазах его читалась металлическая решимость. Я грохнула руками по решетке, еще раз и еще. Лязг неприятно звенел в ушах. Я хотела сломать ее, выворотить из стены, шагнуть к Андрееву и залепить ему по щеке, чтобы он пришел в себя.

– Не смей! – истерично взвизгнула я. – Не смей меня оставлять! – это был не мой голос, не мой крик, это была не я… – ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ!

Слезы бежали градом.

– Прости… Я не оставлю тебя. Снова с тобой этого не случится, – Андреев напоследок стиснул мои ладони. – Мне нужно идти. Увидимся… на суде.

– Максим… – прошептала я, глядя, как он сквозь силу делает несколько шагов назад, и протягивая за ним руки через решетку.

– Я хочу, чтобы ты была жива и здорова. Но провести с тобой остаток жизни я хочу больше.

– Поклянись, что позвонишь Комову! Что не будешь сам судить, как будет лучше!

– Вера, мне пора. Я все сделаю. Обещаю.

Я еще долго стояла, вцепившись в решетку и глядя ему вслед. Он не обернулся ни разу. Даже когда их заводили обратно, внутрь. Не посмотрел. Я все стояла, не замечая, что двор опустел, что я сильно замерзла, и что снег перестал идти, пока за мною не пришел Леха.

XXVI

. Сон

– Верок, чего ты? – сосредоточенно спросил Леха, приблизившись.

Я медленно повернула голову, но ничего не ответила. Не знаю, что за выражение было на моем лице, и было ли там вообще какое-нибудь выражение, но Леха, кажется, испугался.

– Повздорили, что ли? – не дожидаясь ответа, Леха мягко притянул меня к себе и обнял. Я с удовольствием погрузилась в синие волны его необъятной куртки. Стало спокойнее, ушла необъяснимая тревога, которая, будто кошка, сжимала сердце коготками.

– Я требую от него того, чего не имею права требовать… Я попросила у него, нет, я приказала ему… не делать со мной того, что сделала с ним я. Не оставлять меня. Я сказала ему: не смей этого делать. И… видел бы ты его взгляд. Ему не нужно было даже ничего говорить. Все было и так ясно.

– Думаешь, не простит?

– Ах, если бы так просто… Он уже меня простил. Простил, но не забудет.

Леха прочистил горло.

– Вера, все ошибаются… – туманно начал он.

– Я ошибалась слишком часто.

– Но раньше рядом не было Громовых! – прогудел он уверенно.

– Раньше… раньше рядом не было никого, – хмыкнула я и отстранилась. – Идем. Мне нужно еще кое-что сделать.

– Куда идем-то? – по-деловому осведомился Леха, помогая мне выкарабкаться из сугроба.

– В обитель лени и грязной посуды, товарищ Горбач.

– Понял, – улыбнулся Леха с той гордостью, присущей только древним холостякам, которые находят в хаосе правильный порядок вещей и уверены, что в жизни вполне можно обойтись и без всяких там жен.

***

Как раз, когда мы пришли, очередным звонком дал о себе знать Серега. Он коротко и четко расспросил меня, как все прошло, уверил меня, что дело в шляпе, и что, скорее всего, если Андреев позвонит Комову, а Комов, в свою очередь, поговорит со своей сестрой, которая в этой жизни ценит еще кое-что так же сильно, как деньги, а именно – родственные связи, то цену эта вся махинация неплохо скостит, а может быть, дело и не только в цене. Также он сообщил, что было бы неплохо мне самой встретиться с Комовой, по крайней мере, она этой встречи хотела бы. Не раньше, чем я достану деньги, подумала я про себя, но вслух выразила энтузиазм. Хотя, если Комова такой же неприятный человек, как ее брат, то я бы лучше с ней не виделась до самого конца, пока это не станет неизбежно. Понимаю, что так нельзя, ведь дело серьезное, но все же. Оставшиеся деньги она, кстати, возьмет только после того, как суд вынесет приговор. В том, что наша сторона победит, она уверена пока что процентов на шестьдесят. Что ж, неутешительно. Больше, чем ничего, и чуть больше, чем половина.

С момента