ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ - Юрий Караш

«Зачем вообще нужны космические полеты? Разве на Земле нет более важных задач, которые имеют к людям более прямое отношение?» Аналогичные вопросы задаются в этой стране и применительно к программе «Аполлон». Но независимо от намеченных темпов освоения космоса, оно будет продолжено обеими странами. Господин Кеннеди был прав, призывая к тому, чтобы это освоение было совместным»[363].

Осознав, что бумеранг, которым он хотел «пооббить перья» программе «Аполлон», вернулся и ударил по нему, Никита Сергеевич поспешил исправить положение. Предлог для этого ему, как обычно, предоставили советские конструкторы. 1 ноября королевской «семеркой» на орбиту Земли был выведен спутник «Полет-1», снабженный аппаратурой и системой двигательных установок, обеспечивающих изменение высоты в плоскости орбиты во время полета. Первый в мире маневренный ИСЗ был разработан в КБ В. Н. Челомея[364].

Сославшись на успех этого полета, продемонстрировавший новые возможности советской ракетно-космической техники, он заявил следующее:

«Что касается вопроса о том, закрыли мы лунный проект по экономическим или каким-либо другим причинам, мы никогда не говорили, будто закроем наш лунный проект. Вы это сказали. Когда мы говорим о технических возможностях осуществления этого, то подразумеваем наличие у нас полной уверенности в том, что кто бы ни отправился на Луну, сможет безопасно вернуться. Только тогда это будет вполне осуществимо и возможно. Когда — я не знаю. Однако вы продолжаете рассчитывать, что мы откажемся от нашей программы из-за экономических трудностей. Что ж, господа, скажу вам — откажитесь от таких надежд раз и навсегда и просто выбросьте их»[365].

Читая подобные высказывания Хрущева, невольно видишь его стучащим по трибуне ООН своим ботинком или грозящим американцам «ракету в форточку засунуть» (речь шла, естественно, не о ракете, предназначенной для советско-американского полета на Луну). А между тем, по воспоминаниям сына Хрущева, уже в конце лета 1963 г., еще до знаменитого выступления Кеннеди в ООН, Никита Сергеевич начал размышлять о предложении американского президента. Вот как описывает это Сергей Хрущев:

«В последние недели лета 1963 года отец несколько раз вспоминал о своем разговоре с Кеннеди в Вене о возможности объединения наших усилий в лунном проекте. Тогда он отверг предложение президента об установлении сотрудничества, опасаясь за военные секреты, и ограничился соглашением о совместной деятельности в области мирного космоса. Это была скорее декларация об обмене информацией, чем серьезная программа работ.

Постепенно взгляды отца трансформировались. Возможность раскрытия перед американскими учеными некоторых наших секретов переставала казаться ужасной. Раньше отца особенно беспокоило, что за океаном узнают, что межконтинентальных ракет у нас раз-два и обчелся. К тому же уровень их боеготовности не шел ни в какое сравнение с возможностями противной стороны. Такая информация, по мнению отца, могла толкнуть горячие головы на превентивные действия. Пока не поздно…

С 1963 г. положение начало изменяться. Ракетная программа приобрела законченный вид. Если там узнают, что Советский Союз обладает массовыми межконтинентальными ядерными носителями, вреда не будет. То, что ракеты только начали проектировать, отца не смущало: пройдет не так уж много времени — и они появятся на боевых стартах. Первый шаг сделали той же осенью. В сентябре успешно начались летные испытания янгелевской Р-36[366].

Встреча с Королевым и Глушко заставила отца еще раз задуматься о лунной программе. Уж больно дорого запросил Сергей Павлович за свою Н-1 (носитель, предназначенный для доставки советских космонавтов на Луну. — Ю. К.). Впервые слова отца, точнее мысли вслух, о возможности заключения соглашения с США в осуществлении лунной программы я услышал где-то во второй половине сентября (выделено мною. — Ю. К.). Он еще ни с кем не делился своими идеями, но я знал по опыту: раз они возникли, то пробьют себе дорогу. Постепенно отец созреет и тогда пойдет напролом.

Не могу сказать, чтобы его идея меня вдохновила. Мне казалось, наше разоблачение перед противником чрезвычайно опасно. Сегодня они к нам подходят со своими мерками и преувеличивают наши возможности, а тут легко поймут, кого кому следует догонять. Сегодня их гнетет миф о нашем превосходстве: мощные носители, таинственное горючее, фантастически точные приборы и кто знает, что еще. Но мы-то знаем, что ничего этого нет, наши ракеты, возможно, не хуже, но уж никак не лучше стартующих с мыса Канаверал.

В 1957 году, до какой-то степени в 1961-м, еще можно было говорить об исключительной грузоподъемности «семерки». Сегодня это все ушло в прошлое, а УР-500 (кодовое название ракеты-носителя «Протон», расшифровывающееся как «Универсальный ракета-носитель»-500. — Ю. К.) и Н-1 здорово уступают «Сатурну». Я не мог не высказать свои опасения отцу. Он согласился с моими доводами, но выводы у него оказались противоположными. Отец повернул их в подтверждение своей точки зрения: если мы не в состоянии сохранить первенство, то тем более имеет смысл объединить усилия (выделено мною. — Ю. К.).

Мои страхи насчет военных секретов он не отбрасывал, но считал их преувеличенными. Отец снова повторил признание Кеннеди о нашей способности уничтожить Соединенные Штаты. Он только чуть перефразировал свой ответ: «Используем ли мы более или менее совершенные ракеты, не имеет никакого значения. Если там убедятся, что подобное в принципе возможно, все остальные соображения отойдут на второй план»[367].

Сейчас уже трудно сказать — заговорил ли глава Кремля о возможности сотрудничества с США в полете на Луну после выступления Кеннеди в ООН или же пришел к подобному заключению под воздействием трех упомянутых факторов. Напомню, что к их числу относилось укрепление ракетной мощи СССР, связанное с этим уменьшение озабоченности сохранением секретности и осознание того, что «лунную гонку» Советский Союз скорее всего все равно проиграет.

Была, правда, и еще одна причина, по которой Хрущев стал задумываться о принятии «лунного» предложения Кеннеди. Никита Сергеевич все больше доверял американскому президенту. По воспоминаниям Сергея Хрущева

«…отец прилаживался к длительному сотрудничеству с Джоном Кеннеди. Он считал, что раз им удалось договориться, не пострадав и не уронив достоинства своих стран, выйти из столь серьезного испытания, как Карибский кризис, то окажутся по плечу и другие проблемы, требующие совместного решения»[368].

Естественно, советско-американский полет на Луну был с политической точки зрения проблемой менее масштабной, чем урегулирование ситуации, грозившей СССР, и США взаимным уничтожением. А уж коль скоро политические вопросы сотрудничества могут быть решены, то технические, как менее сложные, — и подавно. Видимо, так рассуждал руководитель Советского Союза, когда на приеме в Кремле 1 ноября сказал, что с ослаблением международной напряженности не только морально, но и практически, то есть когда это подкреплено практическими шагами по разоружению, можно говорить о реальном расширении сотрудничества между государствами в области освоения космоса. При таких условиях мы, то есть советское руководство, с должным вниманием относимся к предложению президента США о целесообразности объединения усилий СССР и Соединенных Штатов в деле освоения космического пространства с научными целями, особенно что касается совместного полета на Луну. Действительно разве не замечательно, если бы советский мужчина и американский, или советский космонавт и американская женщина вместе слетали на Луну? Разумеется, замечательно[369].

Однако буквально через несколько дней после столь сладкого для слуха Кеннеди и всех, кто поддерживал идею президента о советско-американском «лунном альянсе», заявления, Хрущев делает другое, прямо противоположное. Это произошло накануне очередной годовщины Октябрьской революции, когда Советский Союз впервые открыто показал свою противоракету (предназначенную для уничтожения ракет противника). Данный вид оружия, вероятно, еще больше укрепил веру Никиты Сергеевича в неминуемую победу коммунизма, ибо он заявил тогда: «До революции Россия была нишей. Теперь же она стала Советским Союзом и превратилась в хозяина земли. Из беднейших она стала второй страной в мире и, максимум через семь лет, мы будем первыми»[370]. Что же касается космоса, то он по-прежнему оставался для Первого секретаря «полем боя», на котором тот был намерен выиграть одну из генеральных битв между двумя мировыми системами. «Даже наши противники, — отметил Хрущев, — осознают, что мы лидируем в космосе. Им все еще не удалось нас обогнать, и мы не дадим им сделать это»[371].