Любовь холоднее смерти - Анна Малышева

– Ты бы лучше задала другой вопрос, – мрачно, но вполне спокойно сказала она. – Почему я после того первого раза напилась опять? Почему повторяла это снова и снова, пока не поняла, что…

Женщина запнулась и раздраженно погасила сигарету. Ее взгляд остановился, она быстро и бессознательно покусывала губы, будто пыталась что-то разглядеть в нависших перед ней слоях голубого дыма.

– Напивалась снова и снова, все годы, пока с ним жила. Почему ты не спросишь, почему я это делала?

– Я бы спросила… Но вы…

– Я не обижусь. – Вера Сергеевна отрывисто засмеялась. Мало было веселого в этом смехе и в ее взгляде, который по-прежнему оставался неподвижным, будто глаза были вылиты из прозрачного, с сиреневым оттенком стекла. – Я пила, потому что только так могла чем-то заполнить пустоту внутри себя. А больше ее ничто не могло заполнить. Представь себе человека, которому делают операцию и спрашивают – вас как резать, с наркозом или без? Что бы ты предпочла?

– Наркоз.

– Вот и я выбрала наркоз.

– Наверное, ваш муж был жестоким человеком, – решительно сказала Лида. – Иначе вы бы не стали пить, чтобы как-то выдержать такую жизнь!

Вера Сергеевна искренне изумилась:

– Жестоким? Да что ты, детка! Не больше других! Я просто была ему не нужна. То есть жена как таковая ему была нужна, но если бы на моем месте был кто-то другой – это бы его тоже устроило. Главное, чтобы был готов обед, паркет сиял, нигде не пылинки, и все рубашки выглажены так, что хоть на витрину вешай. И пока я все это делала, ему не было дела до того, что я пью, что от меня пахнет перегаром, что я иногда путаю дверь со стенкой, и что… Ну, впрочем, это нет. Это – нет.

Последние слова прозвучали как-то загадочно, но Лида предпочла не вдаваться в объяснения. Она боялась вызвать новый приступ раздражительности.

– И я запила всерьез… Какое-то время чувствовала себя почти счастливой. Знаешь, ведь ко всему можно привыкнуть, даже к такому «счастью». До брака я вовсе не знала, что такое алкоголь. Говорила же, как меня воспитывали – пылинке не давали сесть. А тут я стала самостоятельной, взрослой… Он хорошо зарабатывал, да и родители ему помогали. У меня всегда были деньги, я никому не отчитывалась в расходах. Покупала хорошее вино, коньяк… Думала, что если пить дорогие напитки, то не сопьешься. – Она снова засмеялась своим отрывистым, злым смехом. – Глупости! Элизабет Тейлор погубил не «Солнцедар», а первосортный виски!

Лида даже подпрыгнула – так подействовало на нее это имя. Она не выдержала и призналась:

– Ой, вы так на нее похожи!

– Я знаю, – благосклонно заметила та. Как ни глубока была ее депрессия, но комплимент возымел свое благотворное действие – Вера Сергеевна машинально поправила спутанные черные волосы. – Я видела этот знаменитый фильм – «Клеопатра». Правда, он был весь порезанный, и дубляж часто не совпадал с кадрами. Например, говорит Клеопатра, а дублирует ее мужик и почему-то за Марка Антония. Ну, да это мелочи. И потом, все это было так давно… Я стала пить как лошадь, поверь мне, деточка… Я не преувеличиваю. Иногда вела себя очень странно. Все путала, теряла, забывала. И со здоровьем начались проблемы – дергало печень, болела поджелудка, часто ломило голову… Я разжирела окончательно. Выпивала в день большую бутылку коньяка – без этого я уже не могла быть счастливой.

– Какое же это счастье…

– Тебе не понять. Это была анестезия. Наркоз. Чтобы не думать о себе, чтобы не сомневаться… Наверное, я просто не была создана для такой жизни. Я не должна была стать домохозяйкой, чьей-то женой… Машиной для уборки и готовки. А ведь я так жила целых пять лет. – Она взяла новую сигарету и, поколебавшись, потянула к себе бутылку: – Ты не можешь себе представить, как привыкаешь к этому жесту. Бывали дни, когда я не могла выпить даже глотка воды. Не могла пить ничего, что не содержит алкоголя.

– Вы не пробовали бросить? Лечиться?

– Я не люблю врачей, – отрезала та, наливая себе рюмку. – Зачем они нужны? Сдохну так сдохну. Да ты и сама вчера увидела, насколько мне дорого мое здоровье! А бросать, конечно, пробовала. Один раз, еще до развода. Он сказал, что если я не брошу пить, то буду всю жизнь об этом жалеть… Я не поверила.

Рюмка опустела, и эти два глотка дались Вере Сергеевне без особых усилий. Видимо, она и впрямь обладала железным здоровьем – к ней быстро возвращалась прежняя форма. Лида только диву давалась, каким крепким может оказаться организм, истощенный двадцатипятилетним пьянством.

– А ведь он оказался прав, – сказала Вера Сергеевна, доверительно обращаясь к пустой рюмке и насмешливо улыбаясь. – Он все-таки отомстил мне. Так отомстил, что…

Она налила еще – на сей раз до краев. Лида не решилась бы ее остановить и молча проследила, как та залпом выпила коньяк. Слегка охнув и зажав рот рукой, Вера Сергеевна подалась вперед, немного подождала и, наконец, выдохнула воздух. Ее глаза начинали блестеть.

– Я думать не могла, что он решится на такой шаг… Что ему помогут это сделать… Ведь это было немыслимо! Бесчеловечно! На суде они называли меня горькой пьяницей, говорили, что я теряю человеческий образ, что я плохая хозяйка, безответственная… Больная… И на суде говорили, и везде… Везде… Они сказали, что я сама отказалась лечиться, отказалась бросать пить… Но я же пыталась! Пыталась! Я просто не сумела!

Она заплакала – Лида с жалостью наблюдала, как по пухлым белым щекам скатываются дрожащие крупные капли. Плакала и в отчаянии прижимала руки к груди, обтянутой пушистым голубым свитером – будто молилась какому-то неведомому богу, ничего не прося, а только обвиняя:

– Я старалась, искала в себе силы… И не нашла! Когда впервые поняла, что нужно бросать пить, то не пила ведь… Я долго держалась! Но он всегда был со мной как чужой, почти не разговаривал, я жила как в тюрьме… Я или другая – какая ему была разница? Я опять начала покупать коньяк. Подумала – кому теперь от этого вред? Только мне самой. Сперва пила понемножку, потом у меня опять уходила большая бутылка в день. Врач сказал, что это я виновата… Врач так сказал! И после этого стало еще хуже, намного хуже… А потом он ушел от меня, и я осталась одна. Оставил мне эту роскошную квартиру, все бросил… Как кость собаке. Решил от меня откупиться, чтобы не смела показываться на глаза, чтобы знакомые считали, что он поступил благородно…

Она порывисто вытерла слезы, все еще не глядя на Лиду. Та сидела, окаменев – исповедь производила на нее все более тягостное впечатление. Лида плохо понимала причины, по которым Вера Сергеевна никак не могла справиться с собой и бросить пить, но ей почему-то казалось, что другого выхода у той не было. Не было – и все.