Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 ноября 1914
Варшава
Последний путь…
Быть может, я в последний разСвою дорогу выбираю,На дальней башне поздний часЗвенел. Что в путь пора, я знаю.
Мой новый путь, последний путь,Ты вновь ведешь во глубь ущелий!Не суждено мне отдохнутьВ полях весны, под шум веселий!
Опять голодные орлыНад головой витают с криком,И грозно выступы скалыВисят в безлюдии великом;
Опять, шипя, скользит змея,И барс рычит, пустынножитель;Но шаг мой тверд, и снова я —Охотник, странник и воитель.
Пусть годы серебрят висок,Пусть в сердце тупо ноют раны; —Мой посох поднят, путь далек,Иду чрез горы и туманы.
На миг мне виден с высотыТот край, что с детства взоры манит.Дойду ль до сладостной черты,Иль Смерть мне на пути предстанет?
Но знаю, прежде чем упасть,Чем вызов Смерти встретить дружно, —Мне снова улыбнется страстьУлыбкой ласково-жемчужной.
Последнем, роковой любвиСлова я прошепчу на круче,И, — словно солнце, всё в крови, —Пусть жизнь тогда зайдет за тучи!
18 ноября 1914
Всхождение
А лестница все круче…
He оступлюсь ли я?
Urbi еt ОrbiКак винт чудовищный, свиваясь вкруг стены,Восходит лестница на высь гигантской башни.Давно исчезло дно безмерной глубины,Чтоб дальше сделать шаг, все должно быть бесстрашней.
За ярусом — другой; сквозь прорези бойницЯ вижу только ночь да слабый отблеск звездный;И нет огней земли, и нет полночных птиц,И в страшной пустоте висит мой путь железный.
Направо к камням жмусь; налево нет перил;Зловеще под ногой колеблются ступени.Гляжу наверх — темно; взглянуть назад — нет сил;Бессильный факел мой бросает тень на тени.
Кто, Дьявол или Бог, какой народ, когдаВзвел башню к небесам, как древле в Вавилоне?И кто, пророк иль враг, меня привел сюдаНа склоне злого дня и дней моих на склоне?
И что там, в высоте? божественный покой,Где снимет предо мной Изида покрывало?Иль черное кольцо и только свод глухой,И эхо прокричит во тьме: «Начни сначала!»
Не знаю. Но иду; мечу свой факел ввысь;Ступени бью ногой; мой дух всхожденьем хмелен.Огонь мой, дослужи! нога, не оступись!..Иль этот адский винт, и правда, беспределен?
8 декабря 1914
Варшава.
«Когда смотрю в декабрьский сумрак ночи…»
Когда смотрю в декабрьский сумрак ночи,Все кажется, — под дальний гул пальбы:Дрожит земля до самых средоточийИ падают огромные столбы.
Все кажется, под страшный ропот боя,Что старый мир разрушиться готов.Не волны ли, неукротимо воя,Ломают стены древних берегов?
Не жаль сознанью новой Атлантиды!Пусть покрывает ясность глубиныВсю ложь веков, предвечные обидыИ тщетные, не явленные сны!
Пусть новый мир встает из бездн безвестных,Не знающий, что в прошлом были мы:О нем мечтаю, в свете звезд небесных,Под гул пальбы смотря в провалы тьмы!
12 декабря 1914
Варшава
Два врага
Над глубью бездны перекинут,Повис дрожащий узкий мост.Над ним в холодном небе стынутЛучи всегда бесстрастных звезд.
И здесь, на зыбкой серединеМоста, сошлись мы, два врага.Сошлись одни в ночной пустыне:Вкруг — бездна, звезды да снега!
Узнав друг друга в мгле неверной,Мы стали: между нами — шаг;И мост качается размерно,Соперник третий, третий враг.
Я видел беглый блеск кинжалаВ твоей, скользнувшей вбок, руке;Моя рука револьвер сжала,И замер палец на курке.
Молчим. Но не мелькнет минута,И чья-то грудь, не знаю чья,Покинув этот мост согнутый,Прильнет на дне к струе ручья.
Вдруг глянул месяц серповидный.О, как лицо твое бледно!В нем страх и гнев! — Как мне завидно!О почему — мне все равно!
12 декабря 1914
Варшава
Больше никогда
Когда Данте проходил по улице, девушки шептали: «Видите, как лицо его опалено адским пламенем!»
Летописец XIV векаБольше никогда на нежное свиданьеНе сойду я в сад, обманутый луной,Не узнаю сладкой пытки ожиданьяГде-нибудь под старой царственной сосной.
Лик мой слишком строгий, как певца Inferno,Девушек смущает тайной прошлых лет,И когда вдоль улиц прохожу я мерно,Шепот потаенный пробегает вслед.
Больше никогда, под громкий говор птичий,Не замру вдвоем у звонко-шумных струй…В прошлом — счастье встречи, в прошлом — Беатриче,Жизни смысл дающий робкий поцелуй!
В строфах многозвучных, с мировой трибуны,Может быть, я вскрою тайны новых дней…Но в ответ не встречу взгляд смущенно-юный,И в толпе не станет чей-то лик бледней.
Может быть, пред смертью, я венок лавровыйСмутно угадаю на своем челе…Но на нем не лягут, как цветок пунцовый,Губы молодые, жаркие во мгле.
Умирают молча на устах признанья,В мыслях скорбно тают страстные слова…О, зачем мне снятся лунные свиданья,Сосен мягкий сумрак ив росе трава!
1914
Германия
(Отрывки)
1Германия! Германия!Опять, как яростный поток,Разрушивший плотины,Ты рухнула на потрясенный мир,Грозя залить окрестные долины,Как древле,В дни готов, франков, вандаловИ в дни Аттилы;Как после,Во дни твоих губительных походовНа беззащитную, усталую Италию;И как недавно,Во дни разгрома Франции несчастной.Опять,Сломав плотины,Ты рухнула, как яростный поток,Весь в брызгах пены.
Но вещая надежда в насТаится, что об эти наши стены,На этот раз,Ты разобьешь свои дерзания!Что в третий разТы не разрушишь Рима!Германия! Германия!Стремись волной неукротимой,Влеки свой яростный поток.РокВо имя Права, Красоты, СвободыВспять обратит бушующие воды!
2Германия! Германия!Почти поверил легковерный мир,Что по твоим полям прошла мечта —Титания,Что покорил тебя Орфей веков — Шекспир!
Что твой священный сын, богоподобный Гете,В тебя сумел вдохнуть гармонию, что тыВ таинственном полетеМечтыДостигла вдохновенной высоты…
1914
Семейная картинка
(Аллегория)
И вот в железной колыбели
В громах родится новый год.
Ф. ТютчевТы спишь «в железной колыбели»,И бабка над тобой, Судьба,Поет, но песнь ее — пальба,И светит в детской — блеск шрапнелей.
Сейчас скончался старший брат.Вот он лежит в одежде ратной…Должник несчастный, неоплатный,Он, кажется, был смерти рад.
Чу! соскочив поспешно с «бенца»,Вошел отец, двадцатый век,Сел, подписал огромный чекИ бросил на постель младенца.
Печально улыбнулась матьЭпоха: ей знакомы этиПодарки в люльке… Те же детиДолжны без гроша умирать!
И, на портреты предков глядя,Она вперила взор в один:Седой, поникший господин:Век девятнадцатый, твой дядя!
Меж тем твой дед — бессмертный РокУгрюмо дремлет в старом кресле.Былые дни пред ним воскресли:Грозит Аттила, жив Восток…
Он спит… Внезапно, как химера,Неведомая гостья в домВлетает… Шелестя крылом,Вещает радостно: «Я — Эра».
А за дверями, как и встарь,Меж слуг выходит перебранка.История, как гувернантка,Зовет ребенка за букварь;
Ему винтовку тащит Время,Седой лакей; его жена,Статистика, возмущена,Кричит, что то младенцу — бремя.
Шум, крик. Но дряхлая Судьба,Клонясь упрямо к колыбели,При ночниках — огнях шрапнелей,Поет, и песнь ее — пальба!
31 декабря 1914 — 1 января 1915
