Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1913
«Я в море не искал таинственных Утопий…»
Я в море не искал таинственных Утопий,И в страны звезд иных не плавал, как Бальмонт,Но я любил блуждать по маленькой Европе,И всех ее морей я видел горизонт.
Меж гор, где веет дух красавицы Тамары,Я, юноша, топтал бессмертные снега;И сладостно впивал таврические чары,Целуя — Пушкиным святые берега!
Как Вяземский, и я принес поклон Олаю,И взморья Рижского я исходил пески;И милой Эдды край я знаю, — грустно знаю;Его гранитам я доверил песнь тоски.
Глазами жадными я всматривался долгоВ живую красоту моей родной земли;Зеркальным озером меня ласкала Волга,Взнося — приют былых — Жигули.
Страна Вергилия была желанна взорам:В Помпеи я вступал, как странник в отчий дом,Был снова римлянин, сходя на римский форум,Венецианский сон шептал мне о былом.
И Альпы, что давно от лести лицемернойУстали, — мне свой блеск открыли в час зари:Я видел их в венцах, я видел — с высей Берна —Их, грустно меркнущих, как «падшие цари».
Как вестник от друзей, пришел я в Пиренеи,И был понятен им мой северный язык;А я рукоплескал, когда, с огнем у шеи,На блещущий клинок бросался тупо бык.
Качаясь на волнах, я Эльбы призрак серыйВысматривал, тобой весь полн, Наполеон, —И, белой полночью скользя в тиши сквозь шхеры,Я зовам викингов внимал сквозь легкий сон;
Громады пенные Атлантика надменноБросала предо мной на груди смуглых скал;Но был так сладостен поющий неизменноНад тихим Мэларом чужих наяд хорал…
На плоском берегу Голландии суровойЯ наблюдал прилив, борьбу воды и дюн…И в тихих городах меня встречали сноваГальс — вечный весельчак, Рембрандт — седой вещун.
Я слушал шум живой, крутящийся в Париже,Я полюбил его и гул, и блеск огней,Я забывал моря, и мне казались ближеТвои, о Лувр,
Но в мирном Дрездене и в Мюнхене спесивомЯ снова жил отрадной тишиной,И в Кельне был мой дух в предчувствии счастливом,Когда Рейн катился предо мной.
Я помню простоту сурового Стефана,Стокгольм — озерных вод и «тихий» Амстердам,И «Сеn» 'у в глубине Милана,И вставший в темноте Кемпера гордый храм.
О, мною помнятся — мной не забыты виды:Затихший Нюнесгейм! торжественный Кемпер!Далекий Каркасон! пленительное Лидо!..Я — жрец всех алтарей, служитель многих вер!
Европа старая, вместившая так многоРазнообразия, величий, красоты!Храм множества богов, храм нынешнего бога,Пока земля жива, нет, не исчезнешь ты!
И пусть твои дворцы низвергнутся в пучиныСедой Атлантики, как Город Шумных Вод, —Из глуби долетит твой зов, твой зов единый,В тысячелетия твой голос перейдет.
Народам Азии, и вам, сынам Востока,И новым племенам Австралии и двухАмерик, — светишь ты, немеркнущее око,Горишь ты, в старости не усыпленный дух!
И я, твой меньший сын, и я, твой гость незваный.Я счастлив, что тебя в святыне видел я,Пусть крепнут, пусть цветут твои святые страныВо имя общего блаженства бытия!
1913
«Опять мой посох приготовлен…»
Опять мой посох приготовлен,Все тот же, старый и простой,И день отбытия условлен —Отмечен роковой чертой.
Там, за окном, в пустом пространстве,Все тот же — милый лик луны.Кругом — трофеи прежних странствий,Как память мира и войны.
Там— камни с гор, там — лук и стрелы,Там — идолы, там — странный щит,Мой облик, грустно-поседелый,На них из зеркала глядит.
Вот — карты; резко исчертилаИх чья-то сильная рука.Вот — книги; что когда-то жило,Звучит в них — зов издалека!
А там — собранье всех приветствий,Дипломов пышных и венков…(О, слава! Как приманчив в детствеТвой льстивый, твой лукавый зов!)
Так почему ж, под мирной сенью,Мне не дремать покойным сном,Не доверяться наслажденьюМечты о буйном, о былом?
Я окружен давно почетом,Хвалой ненужной утомлен.Зачем же бурям и заботамЯ брошу мой счастливый сон?
<1913>
«Плохо приходится старому лешему…»
— Плохо приходится старому лешему,Мне, горемычному, брат домовой!Всюду дороги— телегам и пешему,Летось от пса я ушел чуть живой,Сын было думал помочь мне, — да где ж ему,Бок ему месяц лечил я травой.
— Плохо, брат леший, и мне, домовому,Фабрики всюду, везде корпуса,Жить стало негде, дом каменный к дому,В комнатах лампы горят, как глаза;Веришь, и думать забыл про солому,Видно, придется и мне к вам в леса;
<1913>
«Ступени разрушенной лестницы…»
Ступени разрушенной лестницыУводят в глубокий овраг,Где липы, столетью ровесницы,Вечерний нахмурили мрак.
Река обегает излучинойПриниженный берег. Во мглеТолпой, беспорядочно скученной,Рисуются избы в селе.
Лесами просторы обставлены,Поет недалекий родник…О город, о город отравленный,Я здесь, твой всегдашний двойник!
28 июня 1914
Эллису
Нет! к озаренной сиянием безднеСердце мое не зови!Годы идут, а мечте все любезнейГрешные песни любви.
Белые рыцари… сень Палестины…Вечная Роза и крест…Ах, поцелуй заменяет единыйМне всех небесных невест!
Ах! за мгновенье под свежей сиреньюС милой — навек я отдамСлишком привычных к нездешнему пеньюОных мистических Дам.
Их не умею прославить я в песне…Сердце! опять славословь,С годами все умиленней, чудесней,Вечно земную любовь!
1914
Листок, спрятанный в коре
Над Озером Грез, где большие березыЛюбовно дрожат на вечерней заре,Они, в летний день, свои детские грезыДоверили белой коре.
В заветном листке было сказано много;О чем они робко мечтали вдвоем,О чем они тайно молили у богаВ недавнем прекрасном былом.
В тот день, как свершились бы эти мечтанья,Как правдой надежды их сделал бы Рок, —Они бы вернулись на место свиданья,Чтоб вынуть поблекший листок.
И дерево свято в груди сохранялоЛисток пожелтелый с чуть видной каймой,В июле ветвями его обвевало,Хранило от стужи зимой.
Мечты же писавших не сбылись. ТаилаСудьба приговор: им не встретиться вновь!И юношу зло сторожила могила,Ее же — другая любовь.
Но все же остались их юные душиНа старом листке у свидетеля грез:О маленькой Мане и бедном ИлюшеТвердят колыханья берез.
26 октября 1914
«Не как молния, смерти стрела…»
Не как молния, смерти стрела,Не как буря, нещадна и зла,Не как бой, с грудой жертв без числа,Не как челн, на волнах без весла, —Тихим утром Любовь снизошла.
Как пророк, я в грозе, я в огнеБога ждал, — он предстал в тишине.Я молюсь просиявшей весне;Сын полей, в голубой вышине,Небу песню поет обо мне.
Пой певучую песню, певец:«Эти дни — над всей жизнью венец!Слышишь стук двух согласных сердец?Видишь блеск двух заветных колец?Будь любим — и люби, наконец!»
1 ноября 1914
