С Кощеем жить – злодейкой быть - Марина Бастрикова

алкоголя смотрелся странно. И я не могла не обратить на это внимания. Пэн на мое заявление, что «несовершеннолетним ни-ни», обиделся. И сообщил, что ему четыреста.

В голове появилась почему-то картина целующего Кощея. А потом его же холодность. Хм.

– А у всех, кто старше трехсот, желание к девушке есть, а дальше тю-тю?

Питер Пэн зло сверкнул глазами, поджал губы и улетел в окно. Вот и Кощей так же. Эх.

– Жестоко-о-о.

Обернулась на слова Алисы. Все собутыльники смотрели на меня осуждающе. Ну, кроме Карлсона. Того слишком быстро разморило, и он уснул под кроватью. Хотя залез он туда в испуге, после моего рассказа о современных способах стать красивее в Мусорном мире. Как и Акелу – его больше всего впечатлила депиляция. И согласился, что местный депилятор – это вещь. И даже перед тем, как уснуть, успел поблагодарить меня за то, что ему так просто удалила волосы с ног.

Потом я пыталась объяснить, что такое лак и зачем менять цвет ногтям. Восхитились моими – с «антимагической присыпкой». Воля особенно заинтересовался составом, предположил, что, возможно, мои проблемы с магией заключены в лаке. В итоге мой шеллак мне содрали, а великим магом я не стала. А вот Воле ногти накрасили. Тот попросил в черный. Алиса легко согласилась на эксперимент, Яга, пошатываясь, притащила антимагическую присыпку. Нанесли лак – и ничего не произошло. Так что все в итоге, включая меня, согласились на только что созданный лак с какими-то антимагическими блестками. Воля и Яга отказались, занятые вопросом патентования такого крутого изобретения. Сейчас был процесс придумывания ему названия. Я не хотела выслушивать этот бред, отошла от спорящих и улеглась на чью-то кровать.

Шумы отдалились. Очнулась я не знаю через сколько времени, но картинка изменилась. Яги не заметила, а Багира, Алиса и Воля сидели с длиннющими ногтями. Видимо, решили поэкспериментировать и с рассказанным мною наращиванием. Пригляделась и поняла, что Алиса спит сидя. Голову положила на плечо Багире, вытянула длиннющие свеженаращённые когти и спит. Вот только не знаю, что они намудрили с наращиванием… все их ногти вились спиральками. Только у Воли получились длинные и ровные. Но он их и не наращивал такой длины, как девчата. Так, на один пальчик длиной. У девчонок же когтяры до пола бы доставали, если бы не их спиралевидная форма.

Прислушалась к тому, что невнятно пыталась изъяснить Воле Багира. Кажется, про то, что она бы и сменила пол, но в тюрьме нельзя. Уже девушкой зарегистрирована.

Взгляд упал на окно. Светает. Надо возвращаться, меня ж Кощей, типа, запер. Попыталась встать, но что-то мешало. Оттолкнула от себя ногой какую-то огромную тушу в черном. Вот же ж, успели еще кого-то споить, пока я дрыхла. Полезла к окну. Встала на знакомый карниз и пошатнулась. Рама раздвоилась, но я схватила ту, что нужно. И не упала. Хи-хи. А еще Баюну говорила про становление блинчиком. Я еще не упала, но уже готовенькая.

– Ты куда? – Это голос Воли. Багира тоже отвлеклась от разговора, но то, что она проговорила, разобрать нереально.

– К Кощею. – Я же честная злодейка, верно?

– Убью, – знакомый голос и фраза. Оглянулась и поняла, что за туша на мне развалилась на кровати.

Выглядел принявший сидячее положение Кощей непрезентабельно. Весь какой-то помятый и с кругами под глазами. А взгляд-то жесткий и трезвый.

– Недостаточно споили, – погрозила пальцем Воле и Багире. Вот только надо было другой-то рукой махать. А то теперь лечу вниз. Тут ощутила под спиной что-то скользящее. Возникло то же чувство, что и в первое мое падение. Только в этот раз я поняла, что это не левитация, а как будто горка, замедляющая падение. Скользкая. Дернулась, и падение снова ускорилось. А ведь в этот раз внизу никто не будет ловить. Невысоко вроде, но больно-о-о будет. И лечить сломанные ребра тут некому. Рука дернулась, и я подняла взгляд. Вот и мой колдун-спаситель. Смотрит из окна своими черными злыденьскими очами. От его руки шла знакомая бирюзовая цепь, доходящая до моей руки с браслетом. Так, это что выходит… он меня столько времени на самой натуральной цепи держал? Как собачонку. И не так важно то, что невидимой, как сам факт. Погрозила кулаком Бессмертному. Свободным, естественно. Вторая рука удерживала на браслете мою тушку. Тянуло болезненно, кстати.

За разгневанным лицом Кощея появились еще и помятые алкоголем морды лица Воли и Багиры.

– Ну поднимите меня уже, чего смотрите? – Плечо уже откровенно ныло, а Кощей замер злобным истуканом и как-то подозрительно громко и часто дышал. – Ладно у этого с дыхалкой какие-то проблемы, – я помахала все еще молчащему народу и тише добавила: – Хотя триста лет – уважительная причина.

– Вряд ли осилим, – сказал Воля.

– Так, значит, как стулья левитировать – это они мастера! А друга… ну или хотя бы собутыльника спасать – пас?

Пояснила мне на удивление Багира. И я даже разобрала ее невнятную пьяную речь:

– Так стулья те полегче тебя, дева ты наша. Да и они летели к нам вниз, а тебя тоже могу… вниз, их-хи.

– Убью! – Кощей наконец отмер. Что-то прошипел, меня приподняло и затолкнуло в нашу родную гостиную. Обернулась. Окно сзади сразу покрыла знакомая защитная мыльная пленка. Присмотрелась к двери – да, там тоже все еще оставалась такая же пленка. Похоже, та, что физически не преодолеть. Не больно-то и хотелось.

Я совершенно точно не успела выспаться у Воли. Лечь бы спать, но вставать лень и страшно. Земля родненькая близко. Спать я поползла на четвереньках. Не доползла.

Проснулась на руках у Кощея. Пока меня укладывали баиньки уже на кровать, я пускала сопли в рубашку Бессмертного, жалуясь на тотальный контроль и несправедливость. Все-все сказала про его идею закрывать двери. Про свободу, которой и так не много у девушек в тюрьме. Про то, какой никчемной себя тут ощущаю, среди великих и могучих. Прямо даже слишком много выговорила. А Кощей обнимал и успокаивал пьяницу. Вот только, кажется, сопливая и пьяная Снежка окончательно убила его либидо. Потому что мои попытки полезть целоваться пресек, укрыв одеялом и уговаривая поспать. Похоже, уговорил.

Глава 24. Бойкот Грымзы

– Йоптвоюмать! – Кажется, этот жуткий хриплый голос принадлежит мне.

О святые Кощеевы яйца, чего ж мне так плохо? Кажется, я слышу, как на меня орет моя печень. Но и крикливый орган не мог сравниться с той болью в голове, что раздалась после криков нашего звонка.

Рядом еще и слышались причитания