Осень (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич

Бой уж кипел.

Каору осмотрелся, изучая район. Слева и справа скупо били установки залпового огня — поочередно, скорее намечая цель, чем обстреливая ее всерьез. Пылающие стрелы падали в некой точке далеко на юго-востоке, и там было горячо и ярко. В расширившемся поле зрения капитана мелькали радарные метки VTOL’ов-разведчиков, а откуда-то издалека пришли данные о поднятых в воздух ракетоносцах.

Наземные войска занимали оборону. С высоты парения Нагиса видел, как они выстраиваются на пути врага к столице, как тягачи уводят тяжелые ракеты в тыл, как спешит с востока еще один полк полевой артиллерии.

«Оркестр на месте… А я еще не в форме».

Тень ждала. Ей было интересно, что задумал Нагиса, и Каору улыбнулся:

«Я постараюсь тебя не разочаровать».

Он отделил себя от систем Евы, сбрасывая все данные, все управление, надеясь только на то, что успеет.

«Эй, иди сюда! Смотри, вот я!»

Каору вздернул руки, накрывая своими ладонями черные пальцы ждущей машины, и откинулся назад, бросил себя в тень.

«Это — я».

Удар гонга.

Город ждал. Полицейские маячки бесились за много кварталов от него, а Каору сидел за мусорным баком, нещадно пачкая дорогую одежду. Он счастливо смеялся, вспоминая, как удивился партнер по картам, когда напиток из бокала начал разъедать его губы.

Удар гонга.

«— Ты — ублюдок. За что ты с ней так, Каору?!

— Она не умеет слушаться, а кукла должна уметь!»

Удар гонга.

На прицеле винтовки — чья-то жизнь. Каору еще не разобрался — чья, но он разберется, непременно разберется. Это даже интересно — придумывать биографию человеку, которого видишь в первый раз. Абсолютно случайного человека, который случайно жил и точно так же через пару секунд умрет.

Удар гонга.

Тень сжалась, подрагивая вокруг него, а потом Каору понял, что гонг гремит непрерывно: машина протянула руку и выдернула что-то тонкое у него из груди. Капитан Нагиса захрипел.

Гонг.

Школа. Его комната. Кабинет отца. Комнаты-комнаты-комнаты-комнаты…

Ева разматывала память Каору, быстро листая ее страница за страницей, день за днем. Нагиса судорожно дышал, видя то, о чем даже не подозревал. Разговор у статуи, тот случай, когда его ударила девушка, выговор в кабинете директора, заплаканная учительница, которой отец швырнул деньги…

Нить замерла в руках тени на одной картинке: там была рыжая девушка, в чьих глазах смешались отвращение и усталость.

«Кто это?»

Бам. Бам. Бам.

Ритм ударом стал рваным: тень дочитала все до конца.

«Это — я?» — повторила машина, пробуя на вкус немые слова.

Нагиса летел в бездонный колодец, придавленный гирей своей памяти. Тень кружила рядом, будто бы желая удостовериться, что выеденная жертва долетит до дна. Каору не знал, что он чувствует, он не был уверен, что это бред — могла падать сама машина.

«Машина? Что за машина?»

Это была полнейшая, совершеннейшая дезориентация, никаких координат, ни секунды реального времени. Тень завивалась смерчем, становилась сама стенками колодца, и падение все длилось, длилось без конца.

Нагиса очнулся. В наушниках орала Кацураги, требуя ответить, а перед лицом Каору кружилась земля: Ева вошла в штопор. Тень исчезла, в кабине, в оглушенных мыслях больше не было ничего, было только слияние с машиной, было ощущение до предела напряженного разума.

— Ноль-первый на связи, — сказал Каору и не узнал своего голоса.

— Ты, сученок, какого?..

Нужные слова пришли сами собой. Ушибленное «я» капитана плыло, и Каору был рад этим посторонним мыслям.

— Неполадки в синхронизации, майор.

— Доложи обстановку, капитан!

Нагиса выровнял машину и осмотрелся. В километре перед ним из кромешного ада разрывов выплывало огромное веретено. Раскаленное до оранжевого свечения тело парило над землей, и из его острых краев хлестали гибкие жгуты пылающего газа, а точно по центру располагался глаз — с кровавой радужкой, немигающий, внимательный.

— …Нагиса, мать твою!

— Цель в девятистах метрах, — сказал Каору.

— Атаку разрешаю, — сказал удовлетворенный голос. — Но если ты…

Окончание оборвали помехи: Ангел подошел ближе, и на земле стало несколькими танками меньше. Каору внимательно изучал противника. Здесь, в горниле сражения, Ангел выглядел по-другому, и никакая высококачественная съемка не могла передать его величия.

«Съемка? Ролики? Откуда это?» — нахмурился капитан, но тут же мотнул головой.

Огромное тело Евы ожило, когда его кольнул мысленный приказ, и машина ушла закладывать боковой вираж. Каору выдохнул и на пробу хлестнул Ангела залпом роторной пушки. Враг расцвел букетами вспышек, полыхнул испаряющийся металл.

И все это — за несколько метров до тела пришельца.

Ангел сжался, удлинил несколько плазменных щупалец и выстрелил ими в сторону Нагисы. Ева уклонилась от первого, сбросила высоту и поднырнула под второй, а с пути третьего просто убрала пилон с позитронным орудием.

«Береги пушки», — сказал Каору сам себе.

Сжав тело, Ангел перестал отвлекаться на обстрел армии. Его оттенок стал еще горячее, а воздух вокруг горел ясным огнем, высвечивая невидимый до того щит врага. Существо вздрогнуло, и под ним в земле появилась воронка, словно невидимый совок выбрал десятки кубов земли.

А через мгновение спрессованная и раскаленная сфера выстрелила из ангельского глаза. Огненный шар с огромной скоростью пронесся прямо под брюхом Евы, которой с трудом удалось подпрыгнуть. Каору заорал: ему казалось, что с его груди и живота сорвали лоскутья кожи, а на ее место плеснули кислоту. Грохот звуковой волны гремел в ушах, тело пульсировало болью, и шипели в наушниках беспомощного человека трескучие помехи.

Ева двинулась в сторону, и теперь огонь из роторной пушки стал непрерывным — на износ. Ангел молчал, сдерживая залпы, и только пытался достать Еву плазменными жгутами, а Каору почти потерял разум от боли и ярости.

«Я смог! Я помирился с машиной! Мы одно!»

Под Ангелом снова исчезла земля — и еще один шар с грохотом пробил звуковой барьер. Каору среагировал на получувствах, на инстинктах: он нырнул и вывел машину на дистанцию стрельбы.

«Я смог! И смогу!»

Позитронные орудия высвободили первые заряды, и Каору на секунду ослеп, а когда снова смог видеть, вокруг бушевал ураган. Останки тумана сдувало к горизонту, а вверх вздымался ослепительно сияющий алый крест. Он вспорол низкие тучи, разнес их и все рос, рос, пока в просвете не показалось небо. Ева дрейфовала в глазу бури, а сверху на нее падали невидимый ливень частиц Ангела и бездонная синева осеннего утра.

— Подтверждаю! Цель поражена!

Кацураги отвела глаза от запыхавшегося вестового. Ударная волна едва не перевернула командные джипы, многие солдаты зажимали уши, из которых тянулись струйки крови. Кипень пара на месте побоища разошлась, и там, как на старой гравюре, был сноп света, льющийся из небесных глубин на опаленную Еву.

Мисато отдавала команды, не помня себя от усталости. Вихрь частиц Ангела с сумасшедшей скоростью прошел сорокакилометровую отметку, и теперь телеметристы из отдела Акаги едва не пускали слюни на новый феномен: интенсивность последствий уничтожения врага быстро сходила на нет. Быстро распространившись, загадочные частицы столь же стремительно развеивались.

Рядом что-то захрипело, и майор обернулась: лежащая на сиденье рация разродилась белым шумом, и теперь шипела, словно подзывая своего нерадивого хозяина-радиста. Кацураги огляделась по сторонам. Офицеры недоуменно смотрели на вдруг заработавшие электронные бинокли, подносили к ушам бормочущие приборы связи. На многих лицах были радостно-изумленные улыбки.

«Как малышня с игрушками», — подумала майор.

Вокруг царил детский сад, на фоне которого меркла радость победы над врагом. Инженеры возились с расчетами, щипая себя за уши: человеческий организм оказался куда менее стойким, чем техника, и усталость не спешила уходить вслед за испарившимися в небытие частицами Ангела.