Нас не брали в плен. Исповедь политрука - Анатолий Премилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы шли очень осторожно, подальше от дорог — там могли быть еще минные поля. Очень опасны были немецкие противопехотные мины в виде глубокого стакана, заполненного металлическими шариками. Стакан зарывали в землю, а на поверхности мины находились тонкие гибкие стальные проволочки — усики, как их называли. Стоило лишь чуть коснуться этих усиков, как срабатывал взрыватель; м.ина вспрыгивала из земли и взрывалась над ней в сантиметрах 30–40, перебивая и раня голени ног идущего человека. Заметить усики мин было очень трудно, особенно среди травы. Вот мы и шли осторожно в стороне от пустынных дорог, ориентируясь по моей карте, напрямик. Видели убитых бойцов, подорвавшихся на минах, встречались огромные штабеля немецких противотанковых мин. Эти мины похожи на глубокую сковороду с выпуклым клапаном нажимного действия в середине. Мины были обезврежены нашим саперами и уложены в штабеля, как дрова.
Дойдя до нужной нам деревни, мы нашли политработников 3-й Ударной армии и заночевали. Рано утром, поступив в распоряжение майора, инспектора политотдела армии, мы с капитаном направились в дивизию, занимавшую оборону под Невелем. Сначала побывали в г. Великие Луки, сильно разрушенном и подвергающемся частым обстрелам. Немцы вели обстрел строго по времени, и нас предупредили, чтобы мы не ходили в город в указанное для обстрелов время. На продпункте мы получили продукты и даже пообедали. К весне 1943 года система продовольственного снабжения на фронте работала четко: кроме возможности получать продукты по аттестату, в частях и на продскладах выдавались продовольственные талоны для получения продуктов или горячей пищи. Это было очень удобно. При каждом получении продуктов по аттестату его надо было менять — выписывать новый с того числа, по какое получены продукты, а при получении продталонов аттестат действовал с того дня, по какой выданы талоны. У меня всегда получался недобор продуктов: я не съедал суточную норму хлеба и всего довольствия.
Из Великих Лук мы пошли под Невель — узел железных дорог. Немцы его еще держали. Местность здесь безлесая, холмистая, изрытая многими сотнями бомб, снарядов и мин. Было тепло, и мы шли балками, где были расположены землянки с бойцами: кто отдыхает, кто бодрствует и готовит себе еду. Два бойца варили из концентрата пшенную кашу и пригласили нас закусить, но мы отказались: котелок каши — это норма для двух бойцов, а мы были не голодны. Пробираясь на командный пункт стрелкового полка, мы увидели большую воронку, засыпанную землей, и дощечку на колышке с надписью «Братская могила», а в одном месте были видны ноги похороненного бойца в сапогах. При встрече с командиром полка я сказал: «Не желал бы таких похорон в случае нашей смерти. Надо привести могилу в порядок, сделать, как полагается, насыпь и указать фамилии с инициалами похороненных». Он согласился со мной: «Могилу приведем в порядок, но вот фамилии указать не сможем — не знаем, кто зарыт здесь. Это госпиталь оставил после себя такие могилы, а теперь перешел на новое место».
Наш старший по группе инспектор остался в политотделе дивизии, а нас с капитаном проводили в роту, занимавшую первые траншеи в линии обороны. Туда нас через систему ходов сообщения провел связной батальона. Оборона была достаточно глубокой, во всех траншеях имелись площадки для пулеметов, противотанковые орудия, подготовленные отсечные позиции для уничтожения танков, хорошо оборудованные наблюдательные пункты артиллеристов. В течение четырех дней и трех ночей нам требовалось хорошо выяснить политико-моральное состояние бойцов, настроения, жалобы, претензии, пожелания. Я был в левофланговой роте, и соседнюю дивизию отделяло от нас проходимое болото, хорошо пристрелянное с обеих сторон. Бойцы располагались в добротных землянках и хорошо оборудованных окопах. Теперь наши командиры хорошо изучили систему построения обороны немецкими войсками: на высотах выставлялись только наблюдатели, а основные укрепленные позиции располагались на внутреннем скате высот. Просматривая в бинокль холм, занятый немцами, я не обнаружил на скате, обращенном в нашу сторону, никаких огневых точек, не было здесь и снайперов. Выстрелы наших артиллеристов по этому холму не обнажили никаких немецких сооружений: все было на обратной стороне холма и не просматривалось. Против правого фланга роты проходила линия железной дороги с Невеля в Новосокольники. Там стояло несколько разбитых товарных вагонов. Этот участок был нейтральным, и ночами наши разведчики пробирались туда с целью изучения подступов к обороне немцев.
За четыре дня и три ночи я хорошо изучил всю обстановку. Много беседовал с бойцами, рассказывал им о наших задачах, поставленных в первомайском приказе Сталина, о внешнеполитической обстановке и сам расспрашивал их о том, что интересовало нас. Ночами я почти не спал, как и все бойцы. Ротный командир постоянно проводил ночную разведку, да и бдительность надо было сохранять на должном уровне. Немцы изредка пускали осветительные ракеты, но обстрелов не вели. Но один раз я увидел, как немцы вели обстрел минами через позиции полка, причем каким-то странным манером: летит мина, а потом хлопок в воздухе — и она летит дальше. Бойцы определяли это как стрельбу минами с дополнительным зарядом. За всю войну я не встречал подобной стрельбы!
Опасаясь за состояние стыка с соседней дивизией, одну ночь я провел в окопах среди бойцов-пулеметчиков, прикрывающих стык. Четыре бойца имели два ручных пулемета, подготовленные диски с патронами и большой запас патронов. Бойцы были опытными, смелыми — «бывалые бойцы», как говорили и позднее про наших бойцов, когда их стали называть по-старинному, «солдатами». В роте все были обмундированы исправно, больных нет, есть награжденные, есть коммунисты и комсомольцы, политико-воспитательная работа ведется постоянно, претензий и жалоб не было. У всех было одно желание — поскорее наступать, бить и гнать немцев!
За эти дни я сдружился и с бойцами и с командирами, и впечатление о роте у меня осталось самое хорошее. Когда наступил день нашего ухода из роты, разведка донесла, что немцы оставляют Невель. Наши бойцы пошли в наступление и заняли город, а мы возвратились в деревню, где находился наш старший группы, и подробно доложили ему результаты нашего пребывания в полку — чтобы он мог составить докладную записку начальнику политотдела армии, ни разу не побывав в частях. Когда мы освободились, наконец, от своего старшего, капитан на прощание сказал, что с ним больше в такие командировки не пойдет. Я поддержал его, и наш старший обиделся на нас.
Из района политотдела 3-й Ударной армии мы шли в свой резерв по местам сильных танковых боев. Повсюду стояли наши Т-34, их было несколько сот. Специальная комиссия из Москвы во главе с воентехником 1-го ранга (старший лейтенант), лауреатом Сталинской премии, осматривала подбитые танки и определяла степень требуемого ремонта. Танки, требующие ремонта в полевых условиях, метили мелом. Подбитые танки выглядели по-разному, но у всех повреждения были от снарядов-болванок. Это неразрывающийся снаряд, монолитный, стальной. Имея большую начальную скорость, такая болванка, попадая в башню танка, сбивала ее с танка, отрывая головы танкистам. Если попадала в броню — проламывала дыру, разбивала ходовую часть, но танки от попаданий болванок не горели. Вспомнилась картина наших танков, подбитых в 1941 — весной 1942 года. Те танки были легкие, бензиновый двигатель загорался легко, пробоины у всех были маленькие, от противотанковых ружей и даже крупнокалиберного пулемета.
Т-34 имел броню, которую не пробивала и малокалиберная пушка, как нам рассказал один из членов комиссии, проживавший в доме вместе с председателем комиссии, который был очень большим специалистом по танкам. Ходил воентехник с палочкой в руках, с ним два старших инженера. Он быстро осматривал танк, состояние мотора и определял степень годности к ремонту. Комиссия работала несколько дней, но накануне нашего прихода в эту деревню председатель комиссии трагически погиб. В деревне, где проживала комиссия, было несколько заминированных немцами домов, саперы не успели их разминировать, но предупредили жителей, чтобы никто близко к этим домам не подходил. Воентехник-лауреат, имея умную голову, почему-то пренебрег этим запрещением и вошел в дом на окраине деревни. Едва он шагнул на крыльцо, как сильный взрыв разнес дом на мелкие щепочки: не осталось ни одного целого бревнышка, ни кирпичика, такой сильный заряд оставили немцы. На этом комиссия прекратила свою работу.
На второй день где попутными машинами, а где на поезде мы добрались до района Торопца в свой резерв. Май заканчивался, наступили теплые дни июньского лета. Через два дня после возвращения из-под Невеля меня вызвали в отдел кадров ПУ Калининского фронта. Мое пребывание в резерве закончилось: уже в третий раз мне предложили должность начальника политотдела соединения, не называя рода войск. Начальнику отдела кадров я сказал, что нет желания идти в пехоту, в стрелковую дивизию, может, есть что в других родах войск? Он предложил мне отдельную минометную бригаду двухполкового состава, с обслуживающими подразделениями, и я согласился.