Сокровище ассасинов - Юрий Гаврюченков

— Я стрелял резиновыми пулями, — сообщил Дик. — На хулиганов это отлично действует. Сейчас выставим их, и всё будет нормально. Только не бейте этих козлов больше, о'кей?

Ему удалось нас успокоить, Спонсор был отличным хозяином. Выскочившие из подсобки рокабилли помогли вытолкать присмиревших таджиков из кафе. Мы со Славой через открытую дверь проследили, как питерские моджахеды забрались в синий «Опель-омегу» и уехали в сторону набережной.

Мы вернулись к столу. Юная парочка клерков намерилась было упорхнуть, но Спонсор, окружив их отеческой заботой, уговорил посидеть ещё. Наверное, угостил за счёт заведения. Пока официанты возвращали в исходное потревоженную обстановку, мы составили столы и расселись всей компанией. Даже Эндрю оставил саксофон и присоединился к нам.

— Да, детка, я такой! — размахивал руками Рикки. Над пивными кружками качались коки его банды. — Как дам ему по яйцам! А чурка с ножом. Я — раз! А тут этот набегает. Я увернулся!..

Я машинально глотал свежее пиво, болтовня Рикки летела мимо ушей. Как хашишины могли найти нас в этом неприметном кафе? Сомневаюсь, что явились на зов, испускаемый обнажённым кинжалом. В волшебство я теперь не верил. Логичнее было предположить, что надпись «джихад» на клинке была именем кинжала, а не призывом к войне. Вполне естественно: военачальник дал бы своему кинжалу имя наподобие «Разящий», а как назовёт любимое оружие исламский духовный вождь? Сказку же о войне, которая начиналась после того, как клинок доставали из ножен, выдумали в период мифологизации ас-Сабаха. Значит, если не магические эманации, которые должен чувствовать настоящий потомок первых фидаинов, то источником сведений могли быть…

Испанцы!

Я аж подскочил.

Кто-то проводил нас от офиса «Алькантары» до кабака и известил хашишинов. Иначе и быть не могло!

Я наклонился к Славе, Слава наклонился ко мне.

— Похоже, рыцари нас предали.

— Может быть. А может быть духи следили за офисом, увидели нас и срисовали на тебе твоё легендарное рыжее.

— Тоже вариант, — сказал я. — Не вернулись бы они с подкреплением…

— Да вы не бойтесь, — услышал нас Дик. — Я резиновыми пулями примерно раз в месяц буйных разгоняю. Ещё никто не возвращался и не мстил.

— А ловко ты их положил, — хлопнул его по плечу Слава. — Бац-бац-бац, как ковбой какой-нибудь.

— Эти ублюдки получили по заслугам! — в голове Спонсора крутилось немало голливудских штампов. — Я стрелять на скорость специально учился. Хотел спросить, у тебя «Дезерт игл» газовый или тоже резинострел?

— «Дезерт игл» у меня настоящий, — ответил Слава.

— Ты серьёзно?

— Вполне.

— Можно глянуть?

— Гляди, — корефан передал в руки Спонсора пушку.

Инфантильный рокабилли с громадным пистолетом выглядел смешно.

— Пятидесятый калибр! — с благоговением произнёс он. — «На твоём пистолете написано „реплика“, а на моём „Дезерт игл“ калибра ноль-пятьдесят.»

При виде «Пустынного орла» рокабилли оживились.

— Держи, — Дик вернул пистолет. — Какие-то вы очень непростые ребята. У одного кинжалу девятьсот лет, у другого «Дезерт игл».

В глазах сына владельца сети охотничьих магазинов наш авторитет поднялся до небес. Он даже не заинтересовался, почему таджики напали на нас. Должно быть, регулярно разбирался с хулиганами, а фидаины вид имели самый бандитский.

— Чего они вообще-то завелись? — спросил ни к кому конкретно не обращаясь Эндрю.

«Начинается,» — подумал я.

— Так они же чурки! — безапелляционно заявил Рикки.

Всех музыкантов его ответ устроил.

Рокабилли были истинно белыми людьми.

17

«Судзуки-витару» я купил за пять с половиной тысяч. За пляжный джип девяносто третьего года это было дороговато, но машина мне понравилась.

Лёгкость, с которой я выложил деньги, практически не торгуясь, произвела на Рикки самое глубочайшее впечатление.

Из кабака мы поехали прямо к владельцу «витары». Посмотрели, договорились о цене, загрузились в машину, съездили за деньгами и завершили турне у нотариуса. Чтобы не возиться с получением номеров, продажу оформили по доверенности. Таким образом, к вечеру мы с друганом были опять на колёсах, а я чувствовал себя счастливым обладателем плейбойской машины. Блондинки с длинными ногами бросали в нашу сторону заинтересованные взгляды.

Впрочем, было не до блондинок, я ведь едва не встретился с Гошей Марковым, отчего сильно переживал, хотя и сохранял видимость спокойствия.

Я вернулся к Маринке, опустошённый событиями насыщенного дня.

— У нас новая машина, — мы спустились во двор, чтобы осмотреть приобретение.

— А где старая?

— Обменял на новую.

— Как обменял? — удивилась Маринка.

— «Гольф» отдал, взял «витару», — я помахал в воздухе доверенностью. — Всё просто, отдаёшь одно, берёшь другое.

— Разве так можно?!

— Вот документ.

Маринка ничего не поняла, но, похоже, поверила. Обошла «Судзуки-витару», осмотрела. Кокетливый джип с брезентовым верхом и пластмассовым задним стеклом ей не понравился.

— «Фольксваген» был лучше, — заявила она, когда мы поднялись домой.

— Это мещанские вкусы в тебе говорят, — ответствовал я. — Надо исправляться. Пляжный джип — мечта всех плейбоев и классных тёлок. Будем ездить на нём в Зеленогорск, на залив купаться. На нудистском пляже все упадут, когда увидят.

— Что, правда? — впечатлилась Маринка.

— А то!

— Лерка с ума сойдёт…

— Только её нам не хватало, — решительно пресёк я поползновение Маринки поделиться радостью с подругой. — Давай без Леры обойдёмся. Она всё-таки не твоего круга человек, дорогая.

— Почему? — обиделась Маринка.

— Потому что она непроходимая дура, — бесстрастно пояснил я, — и очень активно тянет тебя вниз, к себе и ей подобным пустышкам.

— А может и я такая же! — с вызовом заявила Маринка.

— Пока ещё нет, дорогая, — кротко заметил я. — Пока ещё нет.

Оставив Маринку кипеть праведным гневом на кухне, я прошёл в комнату и устало опустился в кресло под водопадом искусственной зелени. Мне было не до дебатов с любимой. Я измотался. Меня сегодня дважды чуть не убили. Хотелось просто посидеть в тишине и ни о чём не думать.

Я вытянул руку и всмотрелся в перстень. Плоский изумруд манил в свои чарующие глубины. Я приблизил его к глазам и погрузился в недра волшебного зеркала. Там было хорошо. Там было радостно. Мир, который казался мне враждебным, на самом деле был полон приятного света и восторга.

Когда я вынырнул, то заметил, что прибавилось сил. Я больше не чувствовал себя пустым сосудом. Скакать от переизбытка энергии ещё не хотелось, но настроение заметно улучшилось.

Вещи Вождя давали их обладателю дополнительные возможности. Не исключено, что они продлевали жизнь. В прихожей я достал из куртки кинжал ас-Сабаха. Серебряные ножны заметно посветлели, должно быть, обтёрлись на выступающих частях орнамента от постоянного ношения в кармане. С этим комплектом предметов мне лучше было не расставаться.

Я не удержался и вытащил кинжал. «Джихад» — извивалась гравировка на клинке. То было имя кинжала. Витая золотая нить огибала спиралью рукоятку. «Джамбия» — так, по словам Петровича, называлось оно на родине. У этого оружия были свои секреты, которые мне предстояло познать.

– Отделкой золотой блистает мой кинжал;Клинок надёжный, без порока;Булат его хранит таинственный закал, —Наследье бранного Востока.

Услышав шорох за спиной, я обернулся.

— Это Лермонтов, — пояснил я Маринке.

— Это — Лермонтов? — презрительно переспросила она. — По-моему, это кривой нож.

— Что ты понимаешь в оружии, женщина! Эта джамбия — священная реликвия исмаилитов. У неё есть своё имя! За неё отдали жизни многие славные мужи. Сомневаюсь, что ты достойна даже смотреть на неё. Ступай на кухню и приготовь ужин, я проголодался!

Ошарашенная Маринка беспрекословно ускользнула на кухню. «Джихад» вернулся в ножны и перекочевал ко мне за пояс. Я прикрыл его одеждой, чтобы не вызывать глупых вопросов. Лучше, если кинжал всё время будет при мне. Как говаривал Чёрный Абдулла: «Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо, если его не окажется под рукой в нужное время.»

Я не успел уйти из прихожей. В спину меня настиг вечерний звон. Проклятое средство привязи, активированное во время покупки «витары», дало о себе знать. Прежде, чем звонильщик услышал пятый гудок, я обнаружился в эфире.

— Алло.

— Здравствуйте, Илья Игоревич, — голос де Мегиддельяра был грустен, но твёрд. — У меня есть к вам один разговор.

— Слушаю, — мне было всё равно, что скажет испанец. Наверное, опять предложит заключить сделку.