Смерть выходит в свет - Хауэрд Энджел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Пэттена потемнели, и я быстро добавил, не дожидаясь, пока он заорет на меня:
- Не о вас. Я хочу спросить о пожаре. Как он начался? Из-за ошибки при отправлении обряда? Кто виноват? Мэлбек? Алин? Что случилось?
- Почему я должен тебе рассказывать?
- Вообще-то верно, причин нет. Только я думаю, что той ночью произошло событие, которое и поныне не дает вам покоя. Готов биться об заклад, что это так.
Бледные руки Пэттена теребили простыню с больничным штампом, а глаза следили за руками. Потом он принялся озираться по сторонам, словно надеялся найти ответ в углу палаты. Наконец он снова взглянул на меня.
- Ладно, парень. Кое-что, возможно, и случилось. Но я не понимаю, какое это имеет значение.
- Вы, Алин и Мэлбек распевали какие-то заклинания. Где тогда был Траск, владелец усадьбы?
- Лежал в отключке в каком-нибудь углу. Ему надо было только бутылку дешевого виски или рома поставить, а об остальном он мог позаботиться сам. Ему было плевать, что мы делаем, лишь бы мы помалкивали и платили наличными.
- Итак, он спал. Остальные отправляли обряд, так?
- Да. Теперь я помню все очень четко. Той ночью я почувствовал прикосновение. Я был новичком и только потом отбил Алин у Джона. Но даже после этого жрецом оставался он. Это он призывал многоцветный пламень Эфрона. Его сила действовала в пределах восьмиугольника. Но заклинание произносил я. "И будет после призыва воскрешение памяти по мановению жезла, и пусть костный мозг жезла сохранится в пирамиде". Алин повернулась ко мне и увидела истинного носителя зла в моем облике, а не в Мэлбеке. И тогда бледный от ярости Джон вскричал на языке Еноха: "Узри лик господа своего, источник утешения, чьи глаза есть свет небесный..." А потом указал на окно и закричал. И сказал, что видел носителя зла, который льнул к стеклу своим дивным безобразным ликом. Сам я ничего не видел и сообщил им об этом. Алин испугалась и вышла из восьмиугольника, чтобы прилечь на кушетку, а мы с Джоном отправились на улицу, чтобы взглянуть на окно, за которым он видел лицо. Стекло было черным от сажи. Мэлбек утратил самообладание и что-то забормотал. Мне пришлось погрузить обоих в его машину и отвезти в город. После этого Алин пошла со мной, и больше я никогда не видел Мэлбека. Говорят, он...
- Да, я знаю. Итак, пожар начался после вашего отъезда оттуда. Но вы оставили в восьмиугольнике свечи и лампы.
- Вероятно, Траск повалил их, когда проснулся, но пол там был выстлан толстыми досками. Сомневаюсь, чтобы он загорелся от опрокинутой свечи.
- Ладно, полагаю, самый легкий вопрос мы разрешили.
- А что, есть ещё и трудный?
- Трудность заключается в том, что мне не хочется вешать на вас дело. Я уж и так прикидывал, и эдак, но ничего не выходит. Без вас в этом нет никакого смысла. - Я вцепился в спинку койки. Лишь услышав, как лязгает рукоятка регулятора изголовья, я понял, что мои нервы на пределе, и придвинулся поближе к привинченному на высоте моей груди столику над койкой. - Вы с самого начала знали Дика Бернерса и Уэйна Траска?
- Конечно. Дик Бернерс был моим дядькой. Я его любил. Но Траска знал только в лицо и держался от него подальше. Не забывай, Бенни, я был ещё ребенком. Они казались мне великанами.
- Когда мы с вами впервые заговорили о Дике, вы ещё не знали, что он умер. Вы использовали глаголы в настоящем времени. Кто сообщил вам о его смерти?
- Не знаю. Наверное, кто-то на озере.
- Вы слышали, что Траск шантажировал Мэгги Маккорд её прошлым?
- А мне и невдомек, что у неё есть прошлое.
- В этом отношении вы не монополист, мистер Пэттен. Коротко говоря, Бернерс вытащил Траска из горящей лесопильни и заставил его прекратить вымогательство. Пока Дик был жив, Траск не шантажировал старуху. Бернерс любил Мэгги и показал её сыну, Джорджу, свою потаенную шахту. Джордж знал и о том, как Траск вытягивал из матери деньги. Он не был наделен богатым воображением, но понимал, что благодаря полученным от Бернерса и Траска сведениям не умрет от голода.
- Занятно, приятель. Только я не пойму, какое отношение все это имеет ко мне.
- Джордж кормился не только мелким воровством, но и шантажом. Он норовил пощипать одну парочку в усадьбе, но его спровадили.
- Ну и что? К делу, приятель.
- Думаю, он и вам докучал.
- Можешь думать, что тебе угодно, Бенни. Но если даже допустить, что это так, почему я не мог спровадить его, как та парочка в усадьбе? Или, по-твоему, мне не приходилось иметь дело с вымогателями?
- Вас выдала испанская зажигалка. Должно быть, Джордж спер её у вас во время одного из посещений. Я видел эту штуку в хижине Дика. Джордж копался в шахте, я понял это, когда увидел там свежие газеты и разорванные книги Дика, которые шли на растопку печи. Джордж попытался убить меня, но, когда я вернулся в хижину за своими пожитками, зажигалки там уже не было. Вряд ли в парке Алгонкин так уж много этих испанских вещиц. Все стало ясно, когда я увидел, что зажигалка вернулась к своему законному хозяину. Вы были в хижине, мистер Пэттен. Именно вы убили Джорджа.
- Перестань, Бенни. Неужто ты думаешь, что удар топором по голове единственный способ избавиться от вымогателя?
- То-то и оно, что этих способов сотни. Как только люди не избавляются от мерзавцев вроде Джорджа. Вот почему мне было так любопытно услышать от вас, что Джордж погиб от удара топором по голове.
- Если это ловушка, Бенни, то весьма и весьма жалкая.
- Никто не знал, как погиб Джордж. Это держали в строгой тайне.
Вы сами себя выдали, Норри. Я все никак не мог понять, откуда Лорке известно о Джордже. Оказывается, от вас. Не очень умно. Вы думали, что это знают все, что кровавые подробности - ни для кого не секрет. Вы заблуждались.
- Ни один канадский прокурор не станет преследовать меня, имея на руках такие слабые улики. Все это курам на смех, Бенни. Слишком ничтожно.
- Не сказал бы. Мотив у вас был. Интересно, как старейшины "Последнего храма" посмотрят на ваше увлечение сатанизмом? Как к этому отнесется сенатор?
- Куперман, речь идет об убийстве.
- Ага. При таких высоких ставках логичнее всего посмотреть на происходящее как на игру. У вас был выбор: либо заплатить Джорджу, либо послать его на высокую сосну. Тут их, слава богу, хватает. У Джорджа тоже был выбор: помалкивать или болтать. Заплатив Джорджу, вы получали тот же плачевный итог, как и в случае отказа платить: что бы вы ни сделали, Джордж все равно мог растрезвонить по свету, что великий вождь новой церкви принимал деятельное участие в групповых попытках оплодотворить девственницу чертовым семенем. Не думаю, что у Джорджа был бы недостаток в газетах, дерущихся за эту историю. И вам оставалось лишь одно: заставить его умолкнуть навеки.
- Ты выставляешь меня каким-то чудовищем, парень. Как будто совсем не знаешь меня.
- Просто вас загнали в угол, Норри. У Джорджа была возможность до основания разрушить возведенное вами строение. Он догадывался, как много оно для вас значит, но недооценил вашу готовность пойти сколь угодно далеко ради сохранения нажитого.
Пэттен уставился на меня, и с минуту мы молча прислушивались к тихим больничным шумам. Одна из бутылочек на штативе капельницы забулькала.
- Вот что, Норри, у меня нет никаких улик, помимо тех, о которых я вам рассказал. Я уверен, что на Литтл-Краммок на меня покушался Джордж, а не вы, - я закинул ногу на ногу и попытался скорчить глупую мину. - Не думаю, что местные легавые поверят мне, но вы понимаете, что и для протокола, и ради чистой совести я обязан принять все меры. Даже если надо мной посмеются. Черт, после того, как Алин стреляла в вас, ваша вина уже не так велика.
Я протянул руку, и после секундного колебания Пэттен пожал её гораздо крепче, чем можно было ожидать от человека в его состоянии.
- Пока, парень. Не принимай близко к сердцу, всех нас иногда высекают. В этом деле все с самого начала было против тебя. Ни свидетелей, ни отпечатков, железное алиби. Лорка и ребята подтвердят все, что я скажу. Понимаешь, я ведь не мог позволить этому придурку гадить мне, причем как раз в те времена, когда я должен был сидеть тихо. Ты на меня не в обиде, Бенни?
- Нет, если это взаимно.
- Черт возьми, не забывай: смерть окупится победой. Промысел божий не может прерываться.
- О, да будет так. Да будет так.
Гловер, Лепаж и охранники открыли дверь. Растолкав их, в палату ворвалась сиделка.
- Вон! - Гаркнула она. - Вон! - Я проворно шмыгнул за койку. - Этому больному противопоказаны посещения. Мне даны указания!
- Мы из полиции, - ответил Лепаж, тихо, но властно отметая все полученные сиделкой указания.
- Да хоть вы сам папа римский. Доктор Суми сказал: никаких посетителей. А значит, ни полицейских, ни пожарников, ни страховых агентов.
- Хорошо, я ухожу, - заявил я, всячески делая вид, будто стараюсь не шуметь. В дверях я оглянулся и сказал Пэттену: - Кстати, я знаю, чье лицо было за окном. Это был не черт, а, наоборот, почти ангел. Ваш дядюшка Дик. Ну, до встречи.