Горький пепел победы - Валерий Иващенко

Мало того, сообщил доверительно гоблин, Панька с соседнего переулка, что повадился шастать в заросли у подножья господского замка и лакомиться там ягодами, говорит что и в замке чистота, порядок, и мертвяки по стенам да башням вовсе не стоят. Огненные посматривают, да остроухая эльфа иной раз покажется. А главное, дух хороший. Опять же, новый лорд солнышко полюбляют, вона какие погоды нынче славные…

- Угу, - Зепп хохотнул, отчего в его тусклой кольчуге что-то глухо звякнуло. - А помнишь, как мы в ту ночь тряслись?

Да уж, Ганс надолго запомнил ночь, когда пришлый волшебник отправился воевать колдовское гнездо. Моланьи с неба сыпались что твой дождь - да всё по крышам и шпилям замка лупили. А на тех голубые да зелёные огни бесовские пляшут, да привидения в ужасе завывают что твои мартовские коты… ухоронившийся в погребе купец с перепугу так прижимался к трясущейся от ужаса и тоже вцепившейся в него гоблинской служанке, что как бы с того потом ещё одного наследника не вышло… впрочем, на этот раз расторговался удачно, да и маркиз новый не лютуют, подати берут по-божески. Если дела так и дальше пойдут, варум бы и нихт? Дети это хорошо, когда все накормленными и одетыми будут.

- Значит, ты тоже считаешь, что хучь и чёрные наш новый маркиз, но служить у такого сотником для чести не зазорно? - Зепп от волнения затаил вдох. Уж плутоватого купца Ганса он гонял как пресловутую гоблинову козу, но ни разу на особо запретном из чёрного списка не ловил, а потому сверх разумного и не забижал. Оттого оба старых знакомых испытывали друг к другу нечто сродни извращённого уважения.

Гоблин привычным искать в словах и текстах договоров второе дно ухом, разумеется, тотчас же вычленил это "тоже". Потому отхлебнул пива, храбро кивнул, и протянул флягу давнему заклятому другу.

- Знаешь, жизнь потихоньку меняется. Что-то новое постепенно приходит, и коль ты к переменам приспособиться не сумеешь, то схарчит она тебя без зазрения совести…

- Ну ты и философ, курва-мать, - беззлобно ругнулся сотник, утирая губы. - У кого пиво брал, у Гарри? Хорошее…

- У него, а что? - купец печёнкой, или чем там у гоблинов, чуял в словах сотника подвох. Но в чём он заключался, сообразить так и не сумел.

- Он же, паразит, на той седмице подати платил, а за свежее пиво даже не заикнулся. Плутует, выходит? - сотник сыто рыгнул и приложился к фляге опять. Сощурился блаженно на заливающее город и порт солнышко, пробормотал что-то вроде "никак после хмурости нашей не привыкну", и вздохнул. - Ладно… Гарри вроде у их светлости в чести. На виселицу не потащу, но кишки на забор помотаю вволю.

Уж в последнем гоблин ничуть не сомневался. Скривившись от того, что так примитивно купился на дешёвые сыскарские штучки и таким образом подвёл под эльфийский монастырь своего соплеменника, Ганс всё же нехотя признал, что хоть какой-то порядок таки должен быть. Потому он вновь сокрушённо почесал уже начинающее лысеть на том месте ухо и только молча покивал. Уж он-то ни разу не опускался до того, чтобы приторговывать рабами или дурманной травкой. Хоть и прибылей там куда побольше, а всё ж совесть тоже иметь надо.

И спереди её иметь, и сзади, и в алы губки тоже… - убрать? Оригинально, однако пошло.

Медленно, незаметно глазу и всё же неудержимо пробиралась вода подземными порами. Неторопливая, тёмная и холодная, она тем не менее находила свой путь. Здесь же, наверху, она вобрала в себя ручейки да студёные ключи - да прикинулась сонной и равнодушной речушкой. Течёт себе и течёт, наплевать ей на всё. А если задрать голову вверх, то бегущие по небу пушистые и отсюда такие симпатичные барашки - это ведь тоже вода. А где-то на полуночи, говорят, по морю льдины плавают…

Валлентайн хмыкнул и привстал, освобождая край плаща и давая место - сзади, неслышно как ей казалось, подошла бабушка. Да какая там старушка, которую тотчас бы нарисовало прихотливое воображение читателя? Молодая и статная деваха, при одном только виде которой носы сразу поворачиваются по нужному ветру, а кровь сладко, ощущением лёгкой опасности, щекочет словечко ведьма.

- Она точно твоя молочная сестра? - Селина потрепала непокорные вихры на макушке внука и легко села рядом на застеленный плащом поваленный ствол.

Словно нарочно он лежал у берега в самом красивом месте. Так хорошо было сидеть здесь и бездумно смотреть на текущую и текущую себе воду. Да случайно ли здесь упало дерево - причём так удачно, что лучшей скамейки и не придумать? Волшебник не стал ломать голову над такими совпадениями, а легонько качнулся, мягко толкнув соседку в плечо.

- Точно, точно, бабуля.

Пригожая девица, которую язык ну никак не хотел называть означающими такую древность словечками, скептически хмыкнула - и только по этой с малолетства знакомой улыбке да по задорно блеснувшими сдерживаемой Силой огонькам глаз и можно было признать ту, прежнюю.

- Век бы мне таких внучек не видать, Вал.

- Ну и зря, ба. Она хорошая, если за хвост не дёргать, - он хохотнул, представив у кого это может возникнуть в голове такая дурость - обидеть красотку. - А маменька моя вторая - кстати, вы с нею наверняка подружитесь. Мудрая женщина… вернее, ламия. Но рыжая, правда, не зелёная.

Селина молча, кончиком пальца повернула за подбородок лицо внука к себе и всмотрелась. Мерцающие волчьи огоньки её глаз пытливо изучили спокойную и беззаботную усмешку, и Валлентайн поймал себя на мысли - он не помнил, какого же цвета они на самом деле. Ну светятся, казалось бы, и светятся - эка невидаль! Ну да, это для своих или других магиков дело привычное. А остальных так просто оторопь берёт поначалу.

- Знаешь, малыш - твоё поручительство стоит многих других. Это если правда, что ты за них так заступаешься вовсе не из-за дел полюбовных…

О-о! Волшебник уже задрал глаза к редким на небе облачкам и самым натуральным образом собрался взвыть. Да сколько ж можно? Конечно, при одном только взгляде на ламию первой приходит мысль, что ну никак не возможно обойтись без грешных побуждений и соответственно, действий. Да только, неправильно всё это. Отчего - молодой волшебник и сам не знал…

- Ладно, ладно, не ворчи, - по правде говоря, бабуля на самом деле и сама оказывалась ворчунья ещё из тех.

Возможно, это от того, что жила одна. Отчего-то потомственные ведьмы не терпят живущих поблизости себе подобных. Но съездить к подруге и коллеге в гости - хлебцом эльфийским не корми. Языки почесать всласть, обменяться рецептами да теми травками, что в других местах не растут. Новости вызнать да свои пересказать, опять же. А с приходящих со своими горестями и болестями что взять? Почти все кланяются да боятся слово лишнее молвить - а каждый второй за душою страх, если не ненависть прячет…