Месть Проклятых - Валерий Иващенко

Валерий Иващенко

Месть проклятых

Вместо пролога.

- Проснитесь, ваше сиятельство, умоляю!

Пожилой дворянин с ворчанием перевернулся на своём ложе на другой бок. Однако капитан не унимался - Заник за свои заслуги и верность сюзерену пользовался у его сиятельства немалыми, но вполне заслуженными привилегиями. А потому спокойно проигнорировал пожелание провалиться к дьяволу, равно как и раздражённо брошенный в его сторону ночной колпак. И в конце концов граф оказался вынужден привстать и, превозмогая последствия вчерашней пирушки, открыть красные с недосыпа и вполне понятных причин глаза.

- Вот же ж старый хрен! Чего тебе?

Наклонившийся над ложем и трясший его Заник так откровенно обрадовался, что выпрямился и облегчённо расправил крытые потёртой кольчугой плечи.

- Ваше сиятельство, там у ворот вашего замка нечто такое, на что вам стоит посмотреть своими глазами, послушать - и со всей внимательностью. Кажись, сведения о вашем Альфреде появились...

В полутёмной опочивальне воздух на миг застыл. Замерли золотистые пылинки, пляшущие в лучике пробившегося меж портьер утреннего солнца. Казалось, весь замок остановился в ожидании чего-то недоброго. И это спокойствие внезапно взорвалось - рука графа Эверарда змеёй метнулась вперёд, ухватила капитана стражи за кольчужный ворот и притянула ближе. А длань у его сиятельства всё так же тяжела, как и в молодости - не приведи боги попасться под неё в горячую пору.

- Повтори! - в глазах старого графа полыхнул такой огонь, что Заник от испуга передёрнулся.

- Ваше сиятельство, - севшим голосом, почти шёпотом доложил тот. - К воротам пришла лесная дева с человеческим младенцем - и рассказывает очень, очень занятные вещи...

Скрежещущий вой снова разнёсся по лесу, порождая ощущение безграничной злобы, паники и близкой смерти. Отголоски его ещё долго блуждали меж деревьев, отчего по верхушкам сосен в испуге метались рыже-серые белки, да птицы на лету роняли перья вместе с капельками помёта.

Осторожно подкравшись с подветренной стороны к источнику столь неприятных шумов, Альфред теперь хмуро смотрел на поляну, раздвинув ветви кустарника. Вместе со звериной вонью немытых тел в ноздри лез едкий, неприятный запах. Плохо, очень плохо! Если орочий шаман успеет сделать своё дело, здесь воцарится очередная Пустошь - словно выжженная беззвучным взрывом огромная проплешина, лишь через много лет зарастающая упрямой сорной травой. Так были потеряны побережье и долины, пустота зияет страшными обломками на месте славного града Ривернолла. И вот теперь грозное шаманство орков добралось и до родного Семигорья.

Альфред по рождению, как бы это помягче сказать... а-а, да ладно, чего уж теперь? В общем, хоть и не любят люди эти слова и почитают бранными, а всё же быть бастардом, ублюдком - не самое худшее, что есть на свете. Внебрачный сын графа Эверарда, прижитый тем от голубоглазой красавицы Анны, дочери садовника, отличался той крепостью тела, что свойственна людям трудолюбивым - и той живостью да возвышенностью духа, что отличает благородное сословие. Папаша не то, чтобы признал мальца, но взял в свой замок и вырастил из незаконнорожденного отпрыска крепкого воина. Так что давно прошли те времена, когда кто-либо осмеливался в лицо или даже за глаза назвать Альфреда нелицеприятным словом: ловкий и сильный двадцатилетний молодец живо воспитал к своим кулакам и мечу должное почтение.

Так и сошлись на витиеватом прозвище "боковая ветвь". Или "яблоневый цвет" - за те едва прикрытые ресницами жаркие взгляды, что якобы ненароком бросали на статного и пригожего голубоглазого парня девицы, а иной раз даже и их молодые мамаши. Порода, что тут скажешь!

Особых обязанностей у Альфреда сегодня не было, вот и отправился он побродить по осеннему лесу, густо растущему во владениях его светлости графа. Последние погожие деньки, когда уже не жарко, но ещё и не пришли унылые дожди - отчего-то парень особенно любил эту пору.

Добродился, Падший это всё побери! И теперь, словно лазутчик во вражьем стане, он смотрел на творящееся посреди небольшой тенистой полянки действо.

А посмотреть было на что. Пятеро орков неимоверной даже для их крепкой расы комплекции - все в кожаных безрукавках с пришитыми поверх наподобие чешуи костяными пластинами и с воронёными ятаганами в мускулистых лапах. Их уродливые головы беспокойно и подозрительно вертелись, осматриваясь и прислушиваясь окрест. Но в центре, под их прикрытием, тощий и, судя по свалявшемуся и порыжевшему на загривке меху, пожилой шаман глухо бил в бубен. Извиваясь всем телом и напевая заунывный тоскливый напев, он уже готов был опустить в булькающий над огнём котелок маленькую, недавно добытую человеческую голову.

Приглядевшись, Альфред мысленно помянул нечистого. Так вот куда два дня тому запропастилась дочурка бондаря из Зеленушек! Единственная златоволосая девчонка на всё графство - тут не признать было бы мудрено. А ведь ей прочили быть первой в деревне красавицей. Возможно, кто-нибудь из сыновей графа даже соизволил бы обратить на простушку внимание и обрюхатить, обеспечив семье безбедное будущее.

Стиснув зубы, бастард еле удержал в себе глухой стон - он уже знал, что сейчас обнажит меч и выскочит на поляну в безнадёжной попытке прервать обряд. Против пятерых орков в одиночку шансов у него маловато. Но если наплевать на оборону и попытаться первым же ударом достать шамана - Семигорье удастся спасти. Но это же значит, что самому Альфреду жить остаётся совсем мало - уж как орки умеют орудовать своими ятаганами, он знал не понаслышке...

А в это время маленькая, бестелесная лесная дриада буквально тряслась от ужаса. С поляны, где расположились страшные пришлецы, тянуло таким зловещим ядом, что Весини не выдержала. Лес и вся горная долина обречены - это она уже знала точно. И всё же стремилась удрать, содрогаясь в слепом ужасе. Выскочив на берег ручья, она на миг замерла.

Крики и звон клинков донёсся со стороны поляны, и Весини удивлённо всплеснула полупрозрачными руками - этот одинокий воин всё-таки решился! Нет, какие же молодцы эти человеки, ведь один против шести это верная погибель... И всё же, прислушиваясь к доносящимся сюда шуму и лязгу битвы, она сама не зная зачем замерла. Трясясь от страха и омерзения, дриада ждала невесть чего, каждый миг готовая унестись прочь - подальше. Хотя от камланья орковских шептунов не удрать и не скрыться, тошнотворный ужас оказывался сильнее.

И в это время призрачный серый туман, наплывающий со стороны поляны, сгинул. Растаял, словно его никогда и не было. Не веря своим ощущениям, всё ещё дрожащая Весини сторожко присмотрелась и даже принюхалась, открыв для восприятия всё своё чуткое естество.