Армагеддон был вчера - Генри Олди

— Этот, как его, блин? Фаллоимитатор. Она у них, у пидоров, самая модная телка была! То есть даже не телка…

С трудом уйдя от столь благодатной темы, дуб все-таки вернулся к нашим баранам. В «Мамае» Очковую знали все. И не только в связи с указанными выше обстоятельствами. Уже несколько лет гражданка Калиновская была постоянной подругой завсегдатая оного бара, известного под кличкой Капустняк. К числу прочих знакомых гражданина Капустняка принадлежали также известные нам убиенный бармен Трищенко и вольный стрелок Кондратюк.

— Да вот они, глядите!

Очередная фотография. Без собачек, зато с хорошо узнаваемым гражданином Кондратюком, не менее узнаваемой Очковой и неким третьим — постарше, с короткой черной бородкой. Все трое были весьма и весьма заняты друг другом. Любопытно, кто сие снимал? Уж не Трищенко ли?

Я хотела выдать увлекшемуся дубу нравоучительный пассаж, но внезапно физиономия сластолюбивого бородача показалась мне знакомой. Может, из-за бороды. Ненавижу мужские бороды, все время кажется, что тебя лобызает половая щетка…

— Компьютер работает? Найдите файлы розыска! Быстро!

Можно было отдать снимок на сканирование и совмещение, но я понадеялась на свою память. Почему-то я была уверена: этот тип в розыске, причем не только в городском. Где-то полгода назад… Есть!

Искать не пришлось. В первой же десятке «особо опасных» мелькнула знакомая борода. А вот и текст. Та-а-ак!

Я присвистнула, дуб тихо выматерился, и я раздумала делать ему замечания. Не до того. Нет, ну это же надо, а?

…Панченко Борис Григорьевич, он же Бессараб, он же Капустняк. Вор в законе, предполагаемый главарь «железнодорожной братвы». Убийства, рэкет, наркотики, торговля женщинами и детьми, содержание притонов, аферы с авизо. Полгода назад дело передано в Интерпол. Предполагаемое местонахождение — Португалия…

— Это которые «тамбовцев» и «воркутинцев» перешлепали? — судорожно вспомнил дуб.

— Которые, — согласилась я, не понимая, что же это такое творится на белом свете?! Капустняка, главаря чуть ли не самой крупной банды в Евразии, ищем мы, ищет Интерпол, а он гуляет себе под самым носом…

— Его видели в «Мамае»? Когда?

Изюмский почесал затылок и начал загибать пальцы — один, второй…

— Неделю назад.

Лихо! Как раз перед убийством!

— Чего делать-то будем, Эра Игнатьевна? — жалобно вопросил дуб.

Делать? Интересно, далеко ли до ближайшей колокольни? Бежать, взбираться, хвататься за веревку…

— Не будем спешить, — рассудила я. — Расспросите всех еще раз. Только подробнее — когда заходил, с кем… И загляните на серверы Интерпола. Мало ли?

Дуб послушно кивнул, я же взглянула на часы и поняла — пора. Скоро обеденный перерыв, не хватятся, а потом я позвоню…

— Эра Игнатьевна, это ведь вы дело Молитвина ведете?

— Что? — я застыла, думая, что ослышалась.

— Ну, алкаша пропавшего, — удивился дуб. — Дядька говорил…

Уно, дуо, трез… Он, де, труа, катр… Айн, цвай…

— Вела. Закрыли дело. А… что?

— Ну, если закрыли!.. — господин Изюмский пожал широкими плечами. — Просто тут о нем…

Тетрадь — та самая, в черной клеенчатой обложке. Еще не понимая, я раскрыла первую попавшуюся страницу. Рисунок карандашом: женщина и… тоже женщина, хотя на первый взгляд и не скажешь. Внизу подпись — «Олька Ч., поз. „крыл. ракета“».

— В конце, Эра Игнатьевна! Тут она всякую пакость описывает, а в конце…

В конце, то есть на последних страницах, оказались адреса. Много, некоторые перечеркнуты крест-накрест, другие без фамилий, с одними инициалами…

«…Молитвин Иерон. Павлов. Гв. Широнинцев, 22, 15. 300 гр».

Раз, два, три, четыре, пять, шел Молитвин погулять. Капустняк вдруг выбегает, триста гр. ему вручает…

2

Ездят к нам мало. В первые годы побаивались — да и сейчас боятся. Вдобавок негласный пропускной режим, ОВИР, даже, кажется, справки. Постоянные пропуска полагаются лишь родственникам, и то не всем. «Братва» тоже не спешит соваться.

Кому охота лезть прямо в пасть к «железнодорожникам»? Стоп, стоп, не надо, хватит!..

Я постаралась забыть, хотя бы на время, о таинственно сгинувшем Молитвине и не менее таинственно объявившемся Капустняке. Не сейчас! Платформа пуста, но на вокзальном табло уже 11.28, значит, скоро…

Странно: сюда почти не ездят, а поезда не отменили. Ревенко как-то пояснял: политика! Символ единства державы. А тот факт, что поезда пустые, — не беда. Пустые — зато целые. «Железнодорожники» всех напрочь отвадили…

Стоп! Опять не туда!

Лучше подумать о специалисте. О симпатичном парне по имени Игорь. Игорь Дмитриевич. Игорь Дмитриевич Волков, который сейчас, судя по всему, разглядывает заснеженные пустыри на месте сгинувшей Новоселовки. Интересно, кого мне пришлют? Физика? Наверное, физика. Девятый намекнул, что некоторые из них уже ставят Основную теорию под сомнение. Правда, печатать такое не спешат. Кого-то наша любимая теория весьма устраивает. И действительно, что может быть проще? Неизвестное излучение действует на психику, бедолаги-обыватели видят чертиков — и все в порядке, картина мира не меняется. Где же вы, Игорь Дмитриевич? На часах 11.30. Пора!

Ага, есть! Задумавшись, я даже не заметила тупую морду локомотива, неторопливо выползающего со стороны Сортировки. Правильно ли я стою? Все верно, третий вагон должен располагаться именно тут, проверено…

Проводник издевательски долго возится с дверью, затем никак не желает отойти в сторону…

— Эра Игнатьевна?

Игорь Дмитриевич Волков улыбается и протягивает мне широкую ладонь. Я улыбаюсь в ответ.

— Д-добрый день! А вы знаете, я б-был в вагоне совершенно один! Все еще в Полтаве сошли!..

— Добрый день! — наконец спохватываюсь я. — Это ничего, главное, вы не потерялись!

Фотография, конечно, старая. Моему гостю лет тридцать — или чуть больше. Ямочка на подбородке, яркие губы. Красивые глаза, только цвет какой-то странный. Серый? Нет, светлее. Невысок, но крепок, не иначе тренировался, причем не один год. Кисти узкие, какие-то детские. И запястья — тонкие, как бабки у породистого скакуна.

А еще бы ему очень пошла штормовка.

Вот он какой, присланный вместо боевого слона специалист…

— Что-нибудь не так. Эра Иг-гнатьевна?

О Господи! Засмотрелась, баба старая!

— Все так, Игорь Дмитриевич! Просто я рада…

— Только не Д-дмитриевич! — он вновь улыбается и смущенно разводит руками. — Когда с «ичем», все к-кажется, что я на заседании Ученого совета, и еще эти ст-туденты…