Армагеддон был вчера - Генри Олди

К «сагайдачникам»? Ого, дело скверное, если дошло до курсантов Особого военного университета имени Сагайдачного. На моей памяти такого еще ни разу…

—Еду!

4

«Принимать решение» не довелось. И без меня было кому — мэр, оба его зама плюс начальник УВД Хирный с целой толпой жориков в больших погонах. Начальство жалось за могучими спинами архаров и явно не торопилось выходить за стену из пластиковых щитов. А впереди, загораживая улицу, бурлила толпа.

У страха глаза велики. Погрома не было: во всяком случае, витрины магазинов оказались целы, да и бить никто никого не собирался. Пока, по крайней мере. Зато движение перекрыли намертво. Опустевшие туши троллейбусов тянулись бесконечным караваном, одну из машин уже успели перевернуть. Лозунгов не имелось — кроме одного, наскоро намалеванного красной краской на обычной простыне. Я всмотрелась… «Кентов вон из города!» Ага, вот в чем дело! И конечно, иконы — огромные, почти в метр. Кажется, Святой Власий. Странное дело: в памятках, издающихся здешней епархией, епископ Севастийский определен к надзору за скотом. За крупным рогатым. Но в городе все считают, что именно он защищает от кентавров. Есть даже сборник молитв Власию «супротив буйства кентаврийского»; по-моему, его уже забросили и в Интернет…

— Гизело? Где твой главный?

От неожиданности я вздрогнула. Широкоплечий здоровяк с военной выправкой, которую не могло скрыть вполне штатское пальто. Бажанов, заммэра по силовым.

— Ищут, — сообщила я, прикидывая: не спросить ли в свою очередь о налете на квартиру Залесского? Нет, не стоит.

— А почему тебя прислали? Мужика не нашли?

— Почему? — удивилась я. — Нашли!

Он хмыкнул, протянул пачку «Кэмела». Я покачала головой. Бросила — еще в колонии, на спор. С тех пор и не курю.

Толпа между тем подкатилась к самым щитам. В воздухе мелькнул снежок, с легким стуком врезавшись в тугой пластик. Затем снежки посыпались градом. Вверх взвились десятки рук:

— До-лой кен-тов! До-лой кен-тов! До-лой!

— Ты что, над планом «Покров» работаешь?

Я покосилась на Бажанова, но переспрашивать на всякий случай не стала. А вдруг еще что-нибудь скажет?

— Стратеги, мать их! «Сагайдачники» давно уже должны быть! А если и вправду петух клюнет?

— Их Ревенко поехал подгонять, — со знанием дела сообщила я.

— Ревенко… Хрен с бугра этот ваш Ревенко!.. Ну ты смотри, чего вытворяют!

Над толпой начал подниматься длинный шест. На его конце имелся небольшой «глаголь», с которого свешивалось нечто, издали похожее на мотоцикл. Присмотревшись, я поняла: это не совсем мотоцикл. Кентавр. Точнее, его уменьшенное изображение с табличкой на груди. Надпись гласила: «Кент сраный». Шест принял вертикальное положение, качнулся, но устоял.

Сзади послышался вопль. Я обернулась: двое архаров отбирали видеокамеру у лохматого юноши. Мелькнула знакомая тараканья рожа. Полковник Жилин! Со свиданьицем! Тараканы заселились — выселяться не хотят…

Рядом с первым шестом начали воздвигать второй — и тоже с виселицей. На этот раз висеть довелось обычному мешку. Правда, на мешке красовалась шляпа, а белая табличка сообщала, что перед нами не мешок, а наш уважаемый мэр. И не просто мэр, а «Сука-мэр».

— Кто же им платит? Как думаешь, Гизело?

Я с изумлением воззрилась на Бажанова. Тот покачал головой:

— Зря мы вашу контору кормим! Платят им, Гизело! Ты погляди, кто собрался? Босота, наркота долбаная, им что кенты, что марсиане. Не-е, не просто это! Ты представляешь, если «Покров» начнется? Мы «сагайдачников» в окопы отправим, а тут шухер! Говорил я, надо спецбатальон создавать!

Мне показалось, что я ослышалась. Спятила. Одурела. Окопы? Они что, воевать собрались? Да ведь от нас скачи, за три года до границы не доскачешь!

— До-лой кен-тов! До-лой! До-лой! Мэра в отставку!

Ближайший шест (с кентавром) накренился, пошел легким дымком — и вспыхнул. В ноздри ударил запах солярки.

— Убийцу этого гомосека нашли?

Бажанов продолжал меня удивлять. Оказывается, он интересовался не только загадочным «Покровом».

— Ты скажи, чтоб крепко искали, Гизело! Банда у них! Гомосек этот — только репетиция. Они, сволочи, боевиков готовят! Представляешь: начнут бить боевыми, а мы и ответить не сможем!

— А японских шпионов искать не надо? — не утерпела я. Мой выпад он проигнорировал, а я еле удержалась, чтобы не сорваться с места и не побежать прямиком домой, к компьютеру. Это же надо! Пять лет заниматься какой-то этнографией, и тут за пару дней такое! «Покров», очевидно, проект введения военного положения — или даже военных действий. Бред, зато в этот бред неплохо вписываются мифические «боевики». М-да, мысль недурна. Кто там пропавший Крайцман по специальности? Биохимик? Гражданин Залесский точно бы очередной роман накропал.

Теперь уже горели оба чучела. Солярки не пожалели — пылало славно. Снежки кончились, в ход пошли пустые бутылки. Ряды архаров зашевелились, чуть подались назад…

Резкий гудок заставил оглянуться. На площадь, разбрасывая неубранный снег, лихо выруливали грузовики. Первый затормозил, из кузова горохом посыпались «сагайдачники», держа на изготовку саперные лопатки.

— Отож! — довольно прокомментировал Бажанов. — Ну что, прокуратура, даешь добро на красные сопли?

Он не шутил. «Сагайдачники» — тоже. Вот хрень, мало им палашей с дубинками, еще и лопатки подавай!

— Где мэр? — стараясь оставаться спокойной, осведомилась я. — Проведите меня к мэру! Быстро! Вы слышите?

5

…Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок…

Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад… Мяч уже в воде, ленивая теплая волна слегка подбрасывает его вверх, солнце сверкает на мокрой резине. Девочка оглядывается…

Нет, бесполезно! Не могу вспомнить! Ничего — ни лица, ни того, какого цвета был на ней тогда купальник. Даже мяч расплывается, меняет цвет, становится огромным… у меня в детстве был похожий…

Хватит!

Я открыла глаза и слегка шлепнула надутый от важности томик Лойолы. Может, действительно попробовать? Взять отпуск и пройти весь искус, шаг за шагом, от отчаяния к надежде. Всего за четыре недели. Святой Игнатий уверяет, что после этого год нормальной жизни обеспечен. В покое, благочестии и с истовым рвением к работе. Так сказать, ad majorem Dei gloriam.

He выйдет. Четырех недель у меня не будет, не будет даже получаса. Доклад уже послан, экран тускло светится. Хорошо, что сегодня очередь Девятого. По крайней мере, не придется ругаться.