Питер - Шимун Врочек

Уберфюрер качнул головой. Лицо у него было разбито в хлам. Глаза узкие, как у китайца. Кровь капала с подбородка.

— Ты как? — спросил Иван.

— Нормально.

В следующее мгновение ноги у него подкосились. Иван с Кузнецовым едва успели подхватить обмякшее тело. Похоже, всё, допрыгался Убер. Надорвался. Иван скривился. Не поев, драться — это чересчур. Кусок мяса, как у того же Джека Лондона, Иван читал этот рассказ в библиотеке на Гостином дворе.

Иван расплатился с хозяином. Полрожка патронов, и Миша распрощался с рабством. Нормально.

— Кузнецов, — сказал Иван, когда они разместили бесчувственного Уберфюрера на баулах. — Вот тебе патроны, давай за едой. И чистой воды набери. Да… только без крысятины, хорошо? Обойдемся чем-нибудь попроще. Задача ясна?

— Понял, командир. — Кузнецов кивнул.

Маленькая жёлтая сова стреляла пластиковыми глазами — вправо, влево. Тик-так, тик-так. Тик-так. На круглом её животе стрелки показывали двадцать минут пятого. Рядом горела лампада. Как Ивану объяснили, здесь для освещения использовали угрей. Они же электрические. В стеклянной трехлитровой банке, заткнутой крышкой с электродами, лежал гладкий чёрный угорь. Иногда он начинал метаться, дёргаться — Иван видел синеватые разряды, когда угорь касался электродов. Забавная система.

На аккуратно застеленном топчане у стены лежала раскрытая книга. Иван задержал взгляд. Интересно, что читает такая девушка? «Кетополис: город китов», прочитал он. На обложке синий кит сталкивался с гигантским боевым кораблем. Фигурки людей летели в воду.

— Про что это? — спросил Иван.

— Про Катастрофу, — сказала Лали.

— Как? — он вскинул голову.

— Не про нашу… там люди хотели уничтожить всех китов на свете. И им это почти удалось.

Да уж, подумал Иван. Это про нас — сходить кого-нибудь полностью уничтожить. Это без проблем. Хоть китов, хоть самих себя.

— Я видела, как твой друг дрался, — сказала Лали.

Иван кивнул, поднялся. Нужно проверить Уберфюрера и договориться о следующем пароме на Невский…

— Ты скоро уедешь, — сказала Лали негромко. Акцент в её правильной четкой речи вдруг стал заметней. — Ты скоро…

Иван молча смотрел на неё. Открыл было рот — она быстро выставила ладонь.

— Подожди, — сказала она. Глаза её блеснули. — Ты должен мне сказать… Я знаю, что ты ответишь, но если не спрошу, то буду думать, что бы ты мне ответил… — она помолчала. — Долго буду думать.

Иван смотрел на её губы. Он даже говорить сейчас не мог, в груди что застряло.

— Ты любишь её? Её зовут Таня, я слышала.

— Да, — сказал Иван. — Только я никогда ей…

— Не говори, — пальцы Лали прижалась к его губам. — Не говори, иначе кто-то подслушает и сделает так, чтобы это не исполнилось. Я знаю.

Иван стоял, чувствуя на губах её горьковатый аромат. Он взял Лали за локоть, потянул на себя… отпустил.

— Ты красивая, — он взял её ладонь и прижал себе к горящему лбу. Прохлада. От её пальцев стало легче. Лали вся была рядом — с её пальцами, с её кожей, с её длинными ногами, стоящими на земле крепко, упрямо, с её бешеным нравом… с её нежностью.

От взгляда на неё у него замирало сердце.

— Не говори так, я буду ревновать. Нет, не буду. Вы, мужчины, можете любить многих женщин. Но ты другой. Для тебя каждая женщина — одна единственная на свете. Пусть я буду единственной.

Иван помолчал.

— Откуда в тебе столько мудрости, женщина? Тебе же всего сколько?.. шестнадцать?

— Каждой женщине — тысяча лет, — сказала Лали негромко. — И каждой — семнадцать. Это же просто.

— Да, — сказал Иван. — Это просто.

Вернувшись, Иван обнаружил на причале кроме Уберфюрера и Кузнецова, новое действующее лицо. Он кивнул ему, прошёл, сел рядом, ничем не выказывая удивления. Не то, чтобы брат Лали его совсем раздражал, но…

Но что ему здесь надо?

— Слышали, кавесы совсем сдурели? — сказал Артём.

Кузнецов с Уберфюрером переглянулись.

— Это кто такие? — спросил Иван.

— Ну ты тёмный, — сказал Артём почти снисходительно. Иван улыбнулся уголками губ. Было забавно слышать такое от молодого парнишки, не старше Кузнецова. — Кавесы — это бывшие диггеры, которые знали, что почем. То есть, это у них раньше презрительная кличка была для тех, кто звания диггера не достоин. Но дальше так пошло…

Так стали звать тех, кто копает путь из метро. В Финляндию. Они, наверное, думают, что в Финляндию никто ядерными ракетами не целился. И это почти правда — если забыть про натовский противоракетный радар, который нашим в любом случае пришлось бы уничтожить. Первоочередная цель. Мне отец рассказывал. Он был полковник ракетных войск. Так что Финляндии тоже нет, некуда копать. А они копают.

— Да не к финнам они копают, — поморщился Уберфюрер.

— А куда?

— В Москву.

Иван даже не сразу сумел открыть рот и сказать:

— На хрена? Там же камня на камне… и тот, наверное, радиоактивный.

— Деревня ты, брат. Московское метро — ядерное бомбоубежище класса «А». Я вот знаешь, где учился?

— Где?

Похоже, Уберфюрер забыл далеко не всё.

— В Керосинке. Так нефтегазовый институт назывался, что на Ленинском проспекте был. Пятый в Европе, между прочим.

— Круто… наверное. И что?

— У нас старшаки рассказывали, что в подвале Керосинки стоит атомный реактор — на всякий пожарный случай. Я как-то сунулся в подвал — куда там, режимная зона! Послали меня куда подальше. Хорошо, не посадили. Потому что от этого реактора Метро-2 питается. Ну, про Метро-2 ты слышал, конечно? Ну, это… Д6! Слышал? — обратился он к брату Лали.

— Н-нет.

— Да все про него слышали. Мол, повезло москвичам, они там в секретное метро схоронились и жрут теперь одни каперсы с ананасами.

Артём помялся.

— Что хотел-то? — сжалился над ним Уберфюрер. — Ну, говори.

— А что такое «каперсы»?

Когда Артём предложил пройтись и кое-что обсудить, Иван кивнул: он ждал этого разговора.

Они прошли вдоль веревочных перил, огораживающих центральный остров, остановились. Фонарь над головой едва слышно потрескивал. Пахло озоном. Артём наклонился и подобрал рыбью кость. Задумчиво бросил в воду, подождал, пока вокруг места падения взбурлит вода от угриных тел, повернулся к Ивану.

— Оставь мою сестру в покое, — сказал Артём резко. — Слышишь, диггер?

— Слышу, — сказал Иван. Не драться же мне с ним? — Всё хотел спросить. Почему ты меня терпеть не можешь? Из-за сестры только?

— Не только… — он помедлил. — Ты… ты похож на нашего отца.

Иван поднял брови. День ото дня всё интереснее жить.

— Который полковник ракетных войск?

— Отец нас бросил, — сказал Артём с вызовом. — Что ему? Он ушёл, а мы остались.

Все наши истории чем-то похожи, подумал Иван, глядя на этого угрюмого паренька. Только у меня, кажется, всё наоборот. Это мы с матерью бросили отца. Мать утверждала, что это был лучший её поступок в жизни. Но иногда по ночам, когда думала, что Иван не слышит, плакала. А он слышал… Тогда они жили на Проспекте Большевиков — который сейчас Оккервиль… Наверное, это любовь, решил Иван. Наверное.

— Как её зовут? — спросил он неожиданно.

— Что? — Артём вдруг изменился в лице. — Кого зовут?

— Ты знаешь, — сказал Иван. — Ведьму твою.

Артём замолчал. Стоял угрюмый, сжимая кулаки. Напряженный. Ну-ну, подумал Иван, смотри, чтобы скулы не лопнули.

— Лахезис, — ответил он наконец. Вскинул голову, сказал с вызовом: — И она не ведьма. Она самая лучшая женщина в мире! Самая красивая!

Иван кивнул.

— Она это знает?

Артём опять нахмурился.

— Она смеялась, когда я так говорил.

Иван вздохнул.

— Ты не первый и не последний, с кем это случилось. С женщинами это бывает, поверь. Они смеются тогда, когда надо бы плакать… и наоборот.

— Ага, — сказал Артём, глядя исподлобья. — Щас. Если бы ты ей это сказал, она бы не смеялась. Я знаю.

Иван помолчал. Странный мы всё-таки народ, мужики. Толкаемся плечами там, где, в общем-то, даже пересечься не должны были.

— Я уезжаю. Сегодня и насовсем. Береги свою сестру, — попросил Иван. — Она прекрасна.

Пришло время прощаться. Паром (на самом деле плот — шириной чуть меньше, чем диаметр тоннеля) наполнился людьми. Кроме Ивана с Кузнецовым, ехали ещё семеро — в лохмотьях, бородатые, заросшие, с сумками и палками. Подойдя ближе, Иван понял, что все люди слепые. Главным у них был поводырь — костистый мужик в телогрейке, болтавшейся на нём свободно. Тоже слепой, что интересно.

— Ты с нами? — спросил Иван.

Уберфюрер покачал заросшей русым ежиком головой.

— Не, мне здесь начало нравиться. Я тут ещё пару недель перекантуюсь и двину дальше.