Ваше Сиятельство 13 - Эрли Моури

— Я буду то, что и Александр Петрович, — высказалась Ленская.

Что это было? Великолепное подхалимство. Да еще сказанное такой интонацией, словно у нас с ней одна душа на двоих.

— Ксюш, и чай, и кофе, и твои вкусные блинчики. Чего-нибудь еще к ним, — я махнул рукой, отпуская служанку.

Когда Ксения ушла, наступила на некоторое время тишина, пока я не отодвинул стул и не сказал:

— Ну, говори, Свет. Ты же сказала, что желаешь что-то обсудить.

— Да, Саш. Знаешь, как мне тяжело? — она присела со мной рядом. — Ты меня мучаешь своим молчанием. Зачем ты так поступаешь со мной? Элизабет тебя просила за меня, а ты все равно будто…

Я молчал. Она прекрасно знала причину, почему я не отвечал на ее сообщения. Ей нужно-то всего было: сказать Денису Филофеевичу, что она — моя женщина. Впрочем, эти условия давно устарели. После того как я видел ее вместе со Степой Бариновым, не думаю, что ей стоит оповещать цесаревича, будто она моя.

— Тебе так все равно, Саш? Ты меня больше не любишь? — она наклонилась ко мне, заглядывая в глаза.

Любишь — не любишь, этот вроде бы простой вопрос, иногда бывает таким сложным. Я задал ей встречный вопрос, уже предполагая ответ:

— Свет, а давай начнем с тебя? А ты меня любишь? Давай честно, загляни в себя. И вспомни, как мы с тобой расставались, когда я улетал на Карибы.

— Да, я тебя люблю! Иначе я бы не подбегала у эйхосу при каждом писке, не думала бы о тебе перед сном! — с жаром ответила она. — Я даже на сцене думаю о тебе! Один раз в третьем акте «Олимпийцев» назвала Орфея Сашей. Представь себе! Все зрители слышали!

— Замечательно. А кого ты больше любишь: меня или графа Баринова? — теперь я тоже захотел заглянуть ей в глаза.

Ленская вряд ли ожидала такой вопрос. Ее лицо залилось румянцем. Не сразу. Сначала порозовели ее щеки, потом подбородок и нос. А губы при этом стали бледнее.

— Я так и поняла… — наконец выдавила она, это был ты. — Ты ронял лепестки красной розы ночью возле моего дома. Потом упал сломанный цветок. Не знаю, как это возможно, но я почувствовала, что это был ты. Я знала, Саш! Меня даже затрясло, когда я зашла в подъезд и начала осмыслять случившееся. Я понимала, что никакие боги так не могут сделать — только ты!

— Саш, прости ее, — Элизабет, стоявшая рядом, присела напротив меня. — Света… она особенная, как ты. У нее сложная душа. У нее запросы не такие, как у обычной женщины.

Как интересно! Адвокат Стрельцова говорит почти теми же словами, которыми меня Ольга Борисовна защищала перед Денисом. На миг у меня перед глазами будто возникла та сценка, сразу после ссоры с Рыковым, когда моя невеста отстаивала перед цесаревичем мое право на любовные вольности.

— Повтори это еще раз, Элиз, — попросил я. Стрельцова нахмурилась, не совсем понимая меня. — Повтори, что ты только что сказала, — настоял я.

— Демон мой, не будь таким сердитым. Света, она особенная. Иногда ее трудно понять, иногда ей нужно гораздо больше, чем другим. Она во многом похожа на тебя. Пожалуйста, будь к ней снисходителен, — попросила баронесса.

— Свет, ты спала с Бариновым? — я хотел было достать сигарету, но в этот момент дверь на кухню открылась: вышла Ксения с большим подносом.

Мы все замолчали, глядя как служанка расставляет на столе чашки и вазочки со сладким.

— Ваше сиятельство, вы не сказали блинчики какие желаете. Есть с мясом, есть с грибами, можно с красной икрой, — сказала Ксения, поставив в центре стола фарфоровый китайский чайник.

— Есть пожелания? — я глянул на дам. Обе они как-то синхронно пожали плечами. И я решил за них: — А неси все по чуть-чуть.

— Свет, ты не ответила, — напомнил я свой вопрос, когда служанка удалилась.

— Да. Было два раза. Или три, — два слышно сказала актриса. — Саш, ну прости. В ту ночь, когда ты ронял лепестки розы этого не было. Я прогнала его. Я чувствовала такое волнение, и знала, что это связано с тобой.

Вот что с ней делать? Прежний Елецкий во мне сейчас яростно бунтовал. Мне кажется, если бы я дал волю этому ревнивцу, он бы начал душить Ленскую. У меня даже руки слегка подергивались.

— Саш, — Элизабет обняла меня и поцеловала в губы так нежно, тепло: — Ей это надо. Я ее понимаю. И ты если заглянешь в себя тоже поймешь.

— Свет, помнишь ты говорила, что не изменяешь своему мужчине. А вот после Баринова это как теперь понимать? Ты тогда соврала? Или больше не считаешь меня своим мужчиной? — я представил, как Степа Баринов раздевает Ленскую в той самой спальне, в квартире на Пожарского. Неторопливо, при свечах обнажая ее прекрасное тело. Представил, как ласкает ее в постели, и Ленской это, конечно нравится. Она сама жаждет этого. От этих мыслей мышцы будто свело судорогой, Елецкий во мне был готов впасть в истерику, и мне пришлось затолкать его в самый дальний угол сознания.

— Саш, ну прости… — из ее чистых глаз потекли слезы. — Так вышло. Мне не хватало тепла. Мы выпили с ним игристого, и я… в общем, сдалась.

Я не получил ответа на свои вопросы, но решил не настаивать на них. Ксения принесла горячие блинчики и на минуту отвлекла своим появлением.

— Саш, накажи меня. Пожалуйста, накажи, — простонала она, роняя слезы.

— Иди ко мне, — я поманил Ленскую пальцем.

Она наклонилась, чуть напугано глядя на меня.

— Сюда, — я потянул ее за руку, заставив покинуть стул и усадив к себе на колени.

— Привяжи ее к кровати и отшлепай, — предложила Элизабет. — Я помогу.

— Как ты представляешь наши отношения теперь? — спросил я актрису, пока не принимая всерьез предложение англичанки.

— Не знаю, Саш. Я хочу быть с тобой. Ну, хочешь я скажу Баринову, что ты — мой мужчина. И цесаревичу скажу. Я готова говорить это всем, кому пожелаешь. Хочешь тату такое сделаю? — она повернулась ко мне и потянулась к моим губам. —