Эпоха Мары - Ал Коруд

«Нет отчаянных положений, есть отчаявшиеся люди»

Хайнц Гудериан

— Что такое с ними случилось?

— Отмечают!

Публика в известном либеральном кафе и в тяжкие «Миротворческие» времена не менялась. Людям особенного склада воспитания всегда хочется держаться вместе. Пусть и достаточно разные по натуре, но все они боялись оказаться в среде бескомпромиссных чужаков. Павлинья тактика прятать голову в «золотой песок» и считать, что ты на тропическом острове, а не на морозе. Пиво и более крепкие напитки лились в «Гуманисте» рекой, на экранах включены категорически лишь развлекательные программы. Зал, несмотря на цены, забит битком. Но создавалось такое впечатление, что народ не радуется, а отмечает поминки.

Телятин, нанизав на вилку юркий грибочек, манерно прокомментировал:

— Что-то Маша Арбатевич у нас устала.

Подвизавшиеся на ниве литературы восторженные почитатели поэта дружно повернулись к соседнему столику. Известная стране скандальная феминистка так склонила голову, что, казалось, и вовсе уснула. Сидевший на другом конце диванчика записной патриот Святогор выглядел одновременно изрядно пьяным и трезво задумчивым. Как это у него получалось, никому не было ведомо.

— Укатали Сивку крутые горки.

— Там не горки, а качели. И такие, я вам скажу, занятные.

— Вы серьезно?

— О, наш Святогорчик в этом деле большой затейник. Как-то я была у него на квартире…

Вся компания дружно уставилась на сухопарую, как доска Инну Каренину, и в их глазах читалось явное недоверие. Вряд ли записной красавец, да еще и посконный патриот клюнул бы на такое унылое чудо. Хотя кто его знает, славянофильского извращенца. Потому рассказ похотливой суфражистки беспардонно прервал Василий Телятин:

— Успокойся, Инночка, у них проблема вовсе не в этом. Просто Светоша наш нонече оказался за бортом, вот и скучает, бедолага. Даже похотливые Машины чресла его нисколечко не забавляют. А твои уже тем более.

Сидящие скабрёзно засмеялись, пряча друг от друга глаза. По количеству извращений этот столик мог дать фору всем остальным в кафе. Хоть сериал снимал для определенного рода публики. Внезапно Святогор ожил и злобно уставился в их сторону. Затем он схватил налитую рюмку водки, опрокинул в себя и с проворной грацией ресторанного танцора подскочил к «поэтическому обществу».

— Над кем смеетесь? Над собой смеетесь! Твари неблагодарные! Родина в опасности, все в окопы!

Василий с ухмылкой наблюдал за раздухарившимся «официальным патриотом» столицы. Даже в самые гнусные времена засилья либерясни все центральные каналы и издания были ему открыты. Так сказать, для плюрализма мнений. И бородатый трепач всегда набирал у пиплоса массу очков. Как, впрочем, и бабосиков.

— Светыч, чего, не взяли? Бедолага…

Патриот мигом потух и сник.

— Суки пархатые, блядский Сотоцкий! Это он украл у меня идею!

— Да ладно тебе. Кому твой Евроазиатизм нужен? Лучше выпей.

— Позвольте, — дебелая дама в неуместных обстановке мехах решила возразить. — Пан Сотоцкий потомственный шляхтич!

Святогор принял от Телятьева стопку холодной водки, выпил и замахал руками:

— Да какая в жопу разница! Все они там наверху спелись и в задницу долбятся!

— А тебе и завидно!

Бородач замахал руками:

— Вася, это уже по твоей тематике! Лишнего на себя брать не буду. Групповушкой баловался, малолеток трахал, но содома не допускал.

— Бля, а я его водкой еще пою! Неблагодарный!

— Ты мне по гроб жизни должен, Телятина, что тебя обратно от пархатых сюда пустили.

Два любителя словесности неумело замахали руками, изображая потасовку. Стоявший неподалеку охранник тут же напрягся. Но драки не вышло.

— Кончился наш Святыч, — тихо прокомментировал происходящее Николай Алябьев, известный в узких кругах устроитель скандальных перформансов. — Он привык отсвечивать в привычном патриотическом балагане, а тут люди взялись за дело серьезно.

— Ты так считаешь? — невысокий толстяк, подвизавшийся на ниве книгоиздательства и пропагандистских передач, небрежно курил санкционную сигару.

— Ты, Иммануил, новости вообще, смотришь?

— Ага, в разделе фантастика.

— И что по этому поводу думаешь?

— Что мне срочно нужны новые редакторы.

Алябьев с удивлением уставился на Нахтигаля:

— У тебя же полный штат?

Иммануил скуксился:

— Да не тех. Представляешь, что с ними случится, когда они начнут читать накаченные посконным патриотизмом романы? Нет, это ненадежные кадры. Ты сам глянь вокруг — сплошной похоронный плач.

— Ну а у тебя как будто праздник?

— У меня дела, Николаша. Как, между прочим, и у тебя. Времена меняются, а деньги делаются. Кстати, у меня есть к тебе одно хорошее предложение.

Алябьев улыбнулся и налил обоим из дорогущей импортной бутылки.

— Внимательно слушаю.

В закрытом от посторонних закутке кафе восседали важные господа. Серьезные лица, брендовая одежда, качественные сплошь импортные напитки. Вместо обязательных в либеральном заведении глобалистских закусок вроде суши, бургеров и прочего дерьма, простые посконные блюда, заказанные заранее у шефа. Никто не обращал внимания на огромный экран, показывающий очередное тупое шоу. Звук был приглушен, разговор шел неспешно, но с точеными до блеска фазами.

— Ганс, ты таки не ответил на наш вопрос. С какого хрена это мужичье второй раз выносит лучшие силы Альянса? Ты же обещал полгода назад их капитуляцию!

Популярный военный обозреватель, чернявый с вечно лохматой головой, мужчинка средних лет был сегодня на редкость мрачен. Так, не каждому понравится в течение нескольких дней получать пиздюлины. Некоторые сейчас отливали мрачноватой синью на его холеном лице. Даже тональный крем не мог скрыть отметки «почитателей».

Эксперт слезливо простонал в ответ:

— А что я? Мне все сливали из Генштаба. Там никому не всралась эта проклятая бойня! Они уже кучу бабок на ней потеряли. А оно вона как… Да еще и мне ни за что…

Молодой подтянутый мужчина с омерзением взглянул на «эксперта»:

— Ты попросту сливной бачок Ганс и никем кроме этого не был. Так чего тогда из себя кого-то корчишь?

— Александр, обожди, — поднял руку представительный дядечка с сигарой в зубах. Шелковый платок на шее придавал ему вальяжности. — Он все равно знает больше, чем досужие писаки.

— О чем знает? Ганс, колись!

Военный эксперт, которого так любили цитировать иностранные СМИ, воровато оглянулся и закинул в себя дорогущий бренди, затем осоловело уставился на пригласивших его в пафосное заведение людей. В его черепушке вязко метались черные донельзя мысли. Что делать? Кто заплатит? И под кого ныне лучше лечь? Не работать же идти на завод в самом деле?