Круть (с разделением на главы) - Виктор Олегович Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие разъёмы?
— Под петушиные шпоры. Её готовили задолго до нашего сеанса. Разъёмы в ноги вставили, чтобы она за петуха сошла. А наши опыты просто использовали для прикрытия. Кто-то очень хорошо всё это подстроил.
— Кто?
— Не хочу спекулировать, — вздохнул Сердюков. — Связан служебной ответственностью. Вы в корпорации сами должны понимать такие вещи…
7
На следующее утро я догадался по лицу Ломаса — случилось что-то очень нехорошее.
— Мы нашли Вонючку, — сказал он. Я сперва не понял, о чём он.
— Какого вонючку?
— Пропавшую реку.
— И где она?
— Недалеко от Марса, — ответил Ломас. Его глаза были пустыми и спокойными. Таков взгляд безумца. Секунду или две я думал, что Ломас повредился рассудком. А потом он включил голографическую проекцию над столом.
— С карбона над планетой осталось несколько орбитальных телескопов. Пара из них ещё действует, и они на связи с Землёй. Один из них, конкретно Вебб 5, заметил крайне странный космический феномен.
Я увидел какие-то схемы, пунктиры траекторий — и размытую фотографию тёмного тела неправильной формы.
— Что это?
— Астероид 97591 «Ахилл».
— Ахилл?
— Да. Это его официальное название. Я не шучу. Большой порядковый номер, потому что он был открыт, утерян и открыт опять. Сейчас приближается к Марсу.
— И что?
— Он не представлял опасности для нашей планеты до самого недавнего времени.
— Что случилось?
— Вулканическое извержение на астероиде. Спектральный анализ выбросов показал, что из жерла на малой планете 97591 извергается кристаллический водяной пар.
— Кристаллический пар?
— Как бы взвесь микрокристаллов льда. Происходит это в объёмах, достаточных для того, чтобы превратить космический вулкан в подобие реактивного двигателя.
— И что?
— В результате орбита астероида быстро меняется. Он может столкнуться с Землёй.
— Подождите, — сказал я, — а откуда на астероиде водяной вулкан?
— В том-то и дело, — ответил Ломас, — что его там не может быть. Но я уверен — это та самая вода, которая раньше вытекала из труб в тайге. Теперь она в них втекает, а вытекает за орбитой Марса.
— Так, — сказал я. — Так.
— Мало того, — продолжал Ломас, — размеры этого астероида очень близки к параметрам небесного тела, вызвавшего мезозойскую катастрофу шестьдесят шесть миллионов лет назад.
— Вы думаете, это…
— Я не думаю, а знаю, — сказал Ломас. — Он даже астероид выбрал с названием «Ахилл». Он весельчак.
— Но ведь нужен сложнейший расчёт, чтобы угадать с коррекцией орбиты. Откуда у него такие вычислительные мощности?
— Вы до сих пор не понимаете, что происходит, — сказал Ломас. — Ахилл не инженер. Он воплотившийся на нашем плане дух, владеющий высшей ангельской магией. Сейчас он хочет повернуть историю вспять. Он обрушит на Землю этот астероид и вернёт мезозой. Уничтожит всех нас и устроит здесь царство динозавров.
— Но каким образом он рассчитает силу удара именно так, чтобы вызвать требуемое изменение климата?
— Магия великих духов работает иначе, — ответил Ломас. — Помните донесение английской разведки? Всесилие Ахилла ограничено печатями Аллаха. Это значит, что Ахилл вынужден выполнять правила нашего мира. Ну или считаться с ними. Соблюдать дресс-код, так сказать. Он не может просто так взять и изменить климат. Но он может создать событие, которое станет причиной изменения.
— Я понимаю. Но почему это окажется именно нужное ему изменение? У него что, свой квантовый компьютер?
— Ахилл не вычисляет, какая должна быть температура в его аду, какая влажность, состав воздуха и так далее. Всё само окажется таким, как нужно. То же касается и траектории астероида и прочего, что вас волнует. Удар из космоса просто даёт ему формальный повод воплотить свою волю.
— Но как такое может быть?
— Великие духи в этом смысле подобны Создателю, — сказал Ломас. — Вы думаете, Господь рассчитывал скорость света на логарифмической линейке?
— Меня там не было, — ответил я.
— Меня тоже. Но разумно предположить, что божественный акт воли был чисто творческим действием, а все эти балансы материальностей возникли как его следствие сами.
— Но Ахилл ведь не Бог.
— Падшие духи — это обезьяны Бога. Они тщатся походить на Создателя — но не обладают всеми его возможностями. Однако для нас их магия очень похожа на божественную силу.
— Понимаю, — сказал я. — Вернее, пытаюсь.
— Мы говорим не про физику, а про магию. Астероид — просто условность. Соблюдение приличий.
— Ничего себе условность.
— Божественные действия, Маркус, происходят на другом плане, а в материальном мире вслед за этим случается некое формальное событие, позволяющее высшей воле осуществиться. Будет космический удар, и климат станет как в Мезозое. За физические параметры не переживайте. Великий дух не входит в детали. Он ставит задачу — а его невидимые слуги-гномики делают ночью всю работу.
— Что это за слуги-гномики?
— Законы природы. Космическая катастрофа позволит Ахиллу проявить своё могущество, не срывая с нашей реальности божественных покровов. Формально устои мироздания не обрушатся. Но это событие будет чем-то вроде бесстыдной гигантской подтасовки, к которой нельзя придраться. Примерно как ваши древние аукционы по продаже госимущества.
— Не припоминаю.
— Чёрт, вам и это стёрли. Хорошо, скажу по-другому. Это будет чем-то вроде обратной съёмки, когда из лужи и осколков на полу складывается ваза с цветами — и прыгает на стол. Видели такое?
Я кивнул.
— Вот так же точно из руин нашего мира возникнет новый мезозой. Все физические параметры и силы — облака пыли в стратосфере, парниковые газы, лава, я не знаю, что там ещё — будут выполнять свою работу в соответствии с законами природы. Но результат задан заранее. И именно под него подстроится удар астероида.
— Но как?
Ломас пожал плечами.
— Мы живём в линейно разворачивающемся мире с энтропией. Ахилл занят обратной съёмкой и фокусами. Мы не можем понять его методы с помощью нашей науки, он сам про это сказал. Мы можем лишь проверить конечный баланс. Уверяю вас, что вся бухгалтерия совпадёт. Из кратера астероида вытекает в точности столько же воды, сколько втекает в лагерные трубы. Ахилла невозможно победить обычными методами.
— Но мы можем хотя бы попробовать, — сказал я.
— Что вам приходит