Я — посланник - Маркус Зузак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я просто открытку тебе написал. Рождественскую.
Мной вдруг овладевает невозможная тупость. Я чувствую себя последним дураком, который непонятно зачем стоит перед чужим домом.
Она вскрывает конверт и читает написанное на карте.
На ее тузе я написал кое-что еще, прямо под похожим на бриллиант знаком бубей.
«Ты красавица».
Она читает, и глаза увлажняются. Именно это я сказал Софи, когда на стадионе она бежала босиком и сбила в кровь ноги.
— Спасибо, Эд, — говорит она. И очень внимательно разглядывает карту. — Мне таких открыток никто еще не присылал.
— Просто они все одинаковые — сплошные Санта-Клаусы и елочки…
Я очень странно себя чувствую, рассылая эти карты. Ведь получившие их люди в большинстве случаев так никогда и не узнают, кто этот странный Эд, приславший им такую странную открытку. Но на самом деле это не так уж важно. Мы с Софи прощаемся.
— Эд? — вдруг спрашивает она.
Я уже сижу в машине. Чтобы откликнуться, приходится опустить стекло.
— Да, Софи?
— Ты… не мог бы… — Слова, аккуратные и причесанные, вежливо сходят с ее губ. — Ты не мог бы сказать, что тебе подарить? В знак признательности, ведь ты…
— Не за что мне выражать признательность, — строго говорю я. — Ты от меня ничего не получила.
Но она прекрасно все понимает.
Ничего — это пустота внутри коробки из-под обуви. Но вслух мы этого не скажем — ни она, ни я.
Достаточно того, что мы оба знаем.
Я отъезжаю от ее дома и чувствую тепло руля под пальцами.
Последний конверт я завожу к отцу О’Райли. У него дома вечеринка. Все безнадежные неудачники и незадачливые гангстеры с его улицы в сборе. Те двое, что пытались овладеть моей курткой, отсутствующими сигаретами и деньгами, тоже присутствуют и радостно поедают сэндвичи с сосисками, заливаясь соусом и хрупая луком.
— Ты глянь, кто пришел! — орет один, тыча в меня пальцем. Похоже, это Джо. — Эд, привет! — Джо оглядывается в поисках святого отца.
— Эй, отче! — орет он снова, обильно плюясь сэндвичем. — Эд пришел!
Отец О’Райли видит меня и бежит навстречу:
— А вот и он! Человек, благодаря которому у нас плодотворный год! Я пытался тебе дозвониться!
— Да я в последнее время, святой отец, весь в бегах.
— Ах да, — сочувственно кивает он. — Твоя миссия. — Он отводит меня в сторонку и говорит: — Эд, я хотел бы еще раз поблагодарить тебя.
Наверное, мне должно быть приятно, но я что-то не чувствую себя польщенным.
— Святой отец, пожалуйста, не надо. Я всего-то привез криво написанную рождественскую открытку.
— И тем не менее все равно спасибо, Эд.
А мне как-то не по себе из-за последнего туза.
Черви. Сердечки, веселенькие такие.
Почему именно их мне вручили последними?
Я ждал, что в финале мне выдадут пики!
Сейчас черви, эти пляшущие красные сердечки, кажутся самой опасной мастью из всех.
Люди умирают от разбитого сердца. А еще бывают сердечные приступы. Когда все не так и идет наперекосяк, сильнее всего болит именно сердце.
И вот я уже выхожу на улицу, но святой отец чувствует, как мне тяжело на душе.
— Я вижу, еще ничего не закончилось? — говорит он.
Он знает, что был не единственным заданием. Знает, что День Священника — лишь одна из карт, сданных мне из колоды.
— Нет, святой отец, — вздыхаю я. — Ничего еще не закончилось.
— Все будет хорошо, — говорит он тихо.
— Нет, — отвечаю я. — Не будет. Не хочу, чтобы у меня все было хорошо за просто так. С меня хватит.
И это правда.
Хорошую жизнь надо заслужить. Приложить усилия. Теперь я это знаю.
Карта лежит в нагрудном кармане. Я поздравляю отца О’Райли с наступающим Рождеством, сажусь в машину и выезжаю на вечернюю смену. Туз червей покачивается, то и дело наклоняясь вперед — к городу и миру, с которым мне предстоит встретиться лицом к лицу.
— Куда едем? — спрашиваю я своего первого пассажира.
Это уже следующий день. Человек что-то отвечает, но я не слышу. В ушах у меня опять колотятся, орут и стучат красные сердечки.
Стучат все быстрее и быстрее.
Я не слышу двигателя.
Не слышу тиканья счетчика, голоса пассажира, гула других машин. Только пульс.
Сердца бьются.
В кармане.
В ушах.
В штанах.
Под кожей.
Во рту.
Они пролезли мне до печенок.
— Сплошное сердцебиение, — говорю я. — В ушах стучит.
Пассажиру, правда, невдомек, о чем это я.
— Остановите здесь, пожалуйста, — говорит она.
Это пассажирка. Ей под сорок, и ее дезодорант пахнет дымком и чем-то сладким. И макияж у нее весь в розовых тонах. Она отдает мне деньги и говорит, глядя в зеркало заднего вида:
— С наступающим Рождеством.
В ее голосе я слышу биение сердец.
2
Поцелуй, могила, пламя
Я успеваю купить к празднику все, что нужно. Понятное дело, выпивки больше, чем еды. К моменту, когда начинают собираться гости, в доме пахнет индейкой, салатом «Колеслоу» и, конечно, Швейцаром. Сначала аромат жареного мяса перебил его запах, но в конце концов моя смрадная псинка вышла безоговорочным победителем и завоняла все на свете.
Первой приходит Одри.
Она приносит бутылку вина и домашнее печенье.
— Извини, Эд, — говорит она прямо с порога. — Мне нужно будет уйти пораньше.
Одри целует меня в щечку.
— Просто у Саймона тоже вечеринка, с друзьями, и он очень просил меня прийти.
— А ты-то сама хочешь? — не могу удержаться я от вопроса, прекрасно зная ответ.
С чего бы это Одри захотела провести целый вечер в компании трех неудачников и вонючей псины? Она же не сумасшедшая…
Одри спокойно отвечает:
— Конечно хочу. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не делаю по обязанности.
— Да, это правда, — отвечаю я.
Действительно правда.
Я наливаю нам выпить, и тут приезжает Ричи. Его мотоцикл слышно от самого перекрестка. Вот он останавливается перед домом. Ричи кричит, чтобы мы открыли дверь. У него в руках огромная холодильная сумка, забитая креветками, лососиной и нарезанным лимоном.
— Ну что, хорошо смотрится? — бросает он. — Я тут подумал, вдруг ребятам понравится…
— Как ты это сюда допер?!
— В смысле?
— Ну, холодильную сумку? Ты ж на мотоцикле!
— А, это! Я ее к багажнику прикрутил. Места, чтоб сесть, правда, не осталось, но ничего, я стоя доехал. — Ричи счастливо подмигивает — мол, не волнуйтесь за меня. — Оно того стоило.
Да уж, это точно. Он, наверное, половину своего месячного пособия вбухал в эту лососину с креветками.
И вот мы ждем.
Марва, понятно дело.
— Держу пари, он не придет, — заявляет Ричи, устраиваясь поудобнее.
Рука его то подергивает усики, то проходится по волосам — как всегда, грязным и всклокоченным. На лице предвкушение и любопытство. Ричи не терпится узнать, чем все закончится. В руке у него банка пива, под ногами, вместо пуфика, Швейцар. И вот он сидит, долговязый, расслабленный, с вытянутыми во всю длину ногами — и на него приятно, знаете ли, посмотреть.
— Ничего подобного, придет как миленький! — сурово обещаю я. — А попробует не прийти, приведу Швейцара к нему и все равно заставлю облобызать песику морду! — Я ставлю стакан на стол. — Вы чего, такого Рождества у меня давно уже не было! Я весь в предвкушении!
— Я тоже! — смеется Ричи.
Ему действительно не терпится.
— И потом, здесь же дармовые жратва и выпивка, — продолжаю я. — У Марва сорок тысяч долларов в банке, но удержаться от халявы он не может. Вот увидишь, придет непременно.
— Чертов скупердяй, — хихикает Ричи.
Вот оно, настоящее рождественское настроение!
— Может, позвонить ему? — предлагает Одри.
— Ну уж нет. Будем сидеть и ждать в засаде, — зловеще улыбается Ричи.
Да-а-а, я уже чувствую, будет весело. Друг мой смотрит на пса и спрашивает:
— Ну что, старина, готов ты к Большому Чмоку?
Швейцар поднимает голову и недоумевающе глядит, словно желая сказать: «Ты о чем вообще, приятель?» М-да, его-то не предупредили. Бедняга. Никто даже не поинтересовался: может, он против, чтобы Марв целовал его в губы?
В конце концов Марв появляется на пороге.
Естественно, с пустыми руками.
— С Рождеством! — приветствует он всех.
— Угу, угу, — откликаюсь я. — И тебя тоже.
Киваю на его пустые руки:
— А ты нереально щедрый парень, знаешь об этом?
Но я-то знаю, что у Марва сейчас на уме.
Он решил, что, раз уж придется целовать Швейцара, еду и выпивку можно не нести. Кроме того, Марв наверняка тешит себя надеждой, что мы забыли об уговоре.
Не тут-то было! Ричи живо возвращает его из мира мечты к жестокой реальности.