Я — посланник - Маркус Зузак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно-конечно, — сдаюсь я.
Коробка обернута подарочной бумагой. Я снимаю крышку и обнаруживаю черный повседневный костюм и темно-голубую рубашку. Пожалуй, это будет первый и последний раз, когда кто-то дарит мне костюм…
— Тебе нравится? — с надеждой спрашивает она.
— Очень.
Это правда — костюм замечательный, жаль, что надеть некуда.
— Пожалуйста, примерь!
— Непременно, — соглашаюсь я. — Непременно, Милла.
В спальне я даже нахожу пару старых черных ботинок. Плечи пиджака неширокие — и слава богу. Выбегаю в гостиную, чтобы показаться в обновке, но Милла опять спит.
И вот я сижу.
В костюме.
Пожилая леди просыпается и удивленно восклицает:
— Батюшки, вот это костюм! — И трогает пальчиками ткань. — Откуда у тебя такое чудо?
Несколько мгновений я стою, не зная, что ответить, а потом понимаю: у бедняжки, похоже, провал в памяти. И я целую ее в морщинистую щеку:
— Мне его подарила женщина потрясающей красоты…
Милая, милая Милла.
— Как чудесно, — шепчет она.
— Да, — соглашаюсь я.
Она права.
Мы пьем кофе. А потом я вызываю такси и лично довожу Миллу до дома. За рулем, кстати, Саймон. Ну, парень Одри. Видимо, решил подзаработать на Рождество, ведь на праздник двойные тарифы.
Я прошу его подождать и веду Миллу к дому. Да, конечно, можно и пешком вернуться, но сегодня я при деньгах и могу позволить себе поездку на такси.
— Спасибо, Джимми, — улыбается Милла и нетвердой походкой направляется на кухню. Она такая хрупкая — и все равно весьма красивая. — Очень приятно день прошел, — говорит она, и я с энтузиазмом киваю.
Действительно приятно, это чистая правда. Дурак ты, Эд Кеннеди, а еще думал, что делаешь Милле одолжение, приглашая ее в гости.
А теперь выходишь от нее в черном костюме и понимаешь: все строго наоборот. Это тебе выпала удача встретиться с чудесной женщиной.
— Домой? — спрашивает меня парень Одри.
— Да, пожалуйста.
Я сижу на переднем сиденье, и он заводит беседу. Причем постоянно сворачивает на Одри, что отнюдь не доставляет мне удовольствия.
— Так что ж, выходит, вы с Одри старые друзья? Много лет уже?
Я буравлю взглядом приборную панель:
— Да, даже и не лет. Больше.
— Ты ее любишь? — вдруг спрашивает он.
Неожиданная откровенность застает меня врасплох. Вроде и говорить только начали, а тут такое… Видимо, парень понимает, что поездка будет короткой, и пытается выжать из разговора максимум. И снова интересуется:
— Ну так что?
— В смысле — ну так что?
— Кеннеди, не пудри мне мозги. Да или нет?
— А сам-то как думаешь?
Он молча трет подбородок.
— Дело не во мне. Просто ты хочешь знать, любит ли она тебя, — говорю я. Мой голос строг и непреклонен. Я продолжаю наседать на беднягу: — Ну? Правда ведь?
— Э-э-э… — мямлит он.
А мне его жалко. Он, в конце концов, заслуживает ответа — хоть какого-то.
— Одри не хочет любить тебя, — говорю я. — Она вообще никого не хочет любить, понимаешь? Ей пришлось нелегко. И она возненавидела тех, кого сначала любила.
В голове у меня проносится пара картин из детства. Да, Одри хлебнула по полной. И поклялась, что это никогда не повторится. Что она не позволит этому вновь случиться.
Парень молчит. А он ничего, решаю я про себя. Красивый, не то что ты, Кеннеди. Такой должен нравиться женщинам: добрые глаза, твердый подбородок. И усики — знаете, как мужики на подиуме носят.
К дому мы подъезжаем в полном молчании. Потом парень говорит:
— Она любит тебя, Эд.
— А хочет — тебя, — отвечаю я и смотрю на него.
В этом вся проблема.
— Держи.
Я даю ему деньги, но он только отмахивается:
— Сегодня за мой счет.
Но я упираюсь и повторяю попытку. В этот раз он берет купюры.
— Не клади их в общую кассу, — заговорщически предлагаю я. — Считай, что это лично твои деньги — типа как чаевые.
Должны же мы как-то по-человечески пообщаться, прежде чем я выйду.
— Приятно было с тобой поговорить, — киваю я, и мы обмениваемся рукопожатиями. — С Рождеством тебя, Саймон.
Да, теперь он Саймон. Не парень Одри.
Зайдя в дом, я валюсь на диван и засыпаю — прямо в чудесном костюме и темно-голубой рубашке.
С Рождеством тебя, Эд.
4
Ощути свой страх
На следующий день, хоть это и выходной, я работаю. Так что к Берни на Ариэль-стрит мне удается попасть лишь двадцать седьмого декабря.
— Эд Кеннеди! — радостно восклицает он. — Хочешь посмотреть кино?
— Нет, извините, — быстро отвечаю я. — Просто мне нужна ваша помощь.
Он тут же подходит поближе и осторожно интересуется:
— Чем могу быть полезным?
— Вы ведь разбираетесь в кино?
— Ну да. Ты можешь посмотреть все, что угодно…
— Нет-нет, подождите. Дело вот в чем. Эти фильмы вам знакомы? Вы не могли бы мне о них рассказать? — Я вытаскиваю из кармана туз червей и читаю — хотя, по правде говоря, мог бы перечислить все по памяти: — «Чемодан», «Кэт Баллу» и «Римские каникулы».
Берни моментально включается в процесс:
— Так, «Римские каникулы» у меня есть, а вот остальными, увы, не располагаю…
И он принимается забрасывать меня фактами:
— Значит, «Римские каникулы». Считается, что это один из лучших фильмов с участием Грегори Пека. Вышел в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, режиссер Уильям Уайлер, снявший также «Бен Гура». Съемки проходили в Риме, кадры получились просто чудесные, а кроме того, там великолепно сыграла Одри Хепберн — между прочим, Пек настоял на том, чтобы у них был одинаковый гонорар. Сказал, что, если ей не заплатят столько же, сколько ему, он, Пек, станет посмешищем, — так хорошо Хепберн сыграла. Два Оскара подтвердили, что он не ошибся в отношении молодой актрисы…
Берти говорит, словно кто-то пустил пленку в ускоренном темпе, — и мне приходится отмотать ее в уме к знакомому имени.
«Одри».
— Одри, — говорю я вслух.
— Да. — Он останавливается — видимо, изумленный моим невежеством. — Ну да, Одри Хепберн. И она сыграла просто чудес…
«Нет, только не это! — умоляю я про себя. — Это слово принадлежит Милле!»
— Одри Хепберн! — Мне стоит большого труда говорить спокойно. — А остальные? Вы можете рассказать об остальных?
— Ну, у меня есть каталог, — поясняет Берни. — Большой — толще того, что я тебе показывал в тот вечер. В нем — информация о всех когда-либо снятых фильмах. Перечислены актеры, режиссеры, операторы, звуковые дорожки, главные музыкальные темы — все, абсолютно все.
И он действительно притаскивает здоровенную книжищу и вручает ее мне. Первой попадается «Кэт Баллу». Я зачитываю вслух:
— «В ролях: Ли Марвин (одна из лучших его работ)…»
И тут же останавливаюсь, потому что нашел искомое. Возвращаюсь глазами к началу строки и снова читаю имя:
— Ли Марвин… Марвин…
Марв!
Так, теперь очередь «Чемодана».
Вот он. А вот и список актеров и имя режиссера. Его зовут Пабло Санчес. Та же фамилия, что у Ричи.
Итак, у меня есть три адреса.
Ричи. Марв. Одри.
Радость нежданного открытия тут же сменяется тревогой.
«Хотелось бы верить, что это приятные послания», — проносится в голове. Но сердце подсказывает, все будет непросто. Не зря это последнее задание. Да, я знаю всех троих, но уроки наверняка будут самыми трудными, — нутром чую.
Я откладываю каталог на стойку и смотрю на карту.
— Эд, что с тобой? — обеспокоенно спрашивает Берни.
— Берни, пожелай мне удачи. Чтобы в моем сердце хватило мужества сделать то, что должен, — говорю я и смотрю на него.
И он желает мне удачи.
С картой в руке я выхожу на улицу. Там меня встречают темнота и неизвестность. Чего ждать от будущего?
Страшно, конечно, но я быстрым шагом иду навстречу тому, что меня ждет.
Запах улицы пытается схватить меня, но я стряхиваю его назойливые лапы и иду вперед. По рукам и ногам то и дело пробегает дрожь, но я лишь убыстряю шаг. Одри ждет моей помощи. Ричи и Марв тоже. Мне нужно спешить.
Страх течет по улице.
Он оплетает мне ноги.
Мрак густеет, я перехожу на бег.
И бегу, бегу в темноте.
Интуиция подсказывает: надо идти к Одри.
Нужно быстрее идти к ней домой — и немедленно оказать помощь. Вариант, что это будет что-то неприятное, я даже не рассматриваю.
«Надо срочно идти туда! Быстрее, быстрее!»
Тут в голове проносится новая мысль.
Я все еще иду, но уже с картой в руке.
И внимательно читаю написанное.
А ведь фильмы-то перечислены в определенном порядке!
Ричи. Марв. Одри.
Из меня выползает некое предчувствие, а вслед за ним волочится и твердое знание: увы, задания придется выполнять по порядку. Одри явно не зря заявлена последней в списке, это абсолютно точно. А первый там — Ричи.