Могу! - Николай Нароков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грабежа не было, мести не было, вражды не было… Что же было? «Ищите женщину!» — много раз повторял себе Поттер. Женщина же была только одна: Юлия Сергеевна. Но Поттер был слишком опытным следователем, чтобы строить догадки, не имея в руках данных: он хорошо знал, к каким ошибкам приводят предвзятые догадки следователя.
Он начал искать, осторожно и незаметно расспрашивая: нет ли имени мужчины, которое связывали бы с именем Юлии Сергеевны. Он никого не спрашивал прямо, боясь подсказать ответ и оберегая себя от этого подсказанного ответа. Но те, которых он спрашивал и которые думали, будто они что-то знают о Викторе, и сами судачили о нем, его имени не упоминали, словно сговорились не упоминать. Быть может, они недооценивали важности этого имени? Быть может, они считали, что неопрятные слухи не имеют отношения к убийству? Быть может, некоторые из них щадили Юлию Сергеевну? Или, быть может, они стыдились обнаружить свой интерес к сплетням и темным слухам?
Виктор был допрошен одним из первых и произвел на Поттера очень хорошее впечатление своим простодушием и чистосердечием. Он сказал, что знаком с семьей Потоковых 2–3 года, бывал у них часто и хорошо знает уклад их жизни. В убийстве он не подозревает никого, и сам теряется в догадках. Он даже не может представить себе, кому и зачем было нужно это убийство. Георгий Васильевич был мягким и милым человеком, который не только никому не сделал зла, но вряд ли доставил кому-нибудь даже простую неприятность.
Он говорил все это, а Поттер всматривался в него, цепко вслушиваясь в каждую интонацию, стараясь уловить даже случайную заминку или мимолетное смущение. Но при всей своей пытливости он не заметил ничего, что могло бы быть подозрительным: Виктор говорил прямо, просто и открыто. На вопрос о том, запер ли он перед уходом окна в доме по просьбе Елизаветы Николаевны, ответил, с твердой уверенностью: да, запер.
— Сколько окон в гостиной? — спросил Поттер.
— Два… То есть там есть еще и другие, но те не отворяются. Знаете, такие большие, которые вставлены наглухо! — пояснил он. — А те два были только закрыты, но на задвижку не заперты. И я их запер, это я хорошо помню. Помню даже, что в одном была задвижка тугая, и я, закрывая ее, ущемил себе палец! — вспомнил он.
Вопрос об окне был, конечно, одним из существенных. «Важно то, что окно было только закрыто, но не заперто, — обдумывал Поттер, — но еще важнее то, что убийца знал: оно не заперто!» Если Виктор перед своим отходом действительно запер задвижку, то отпереть ее изнутри и подготовить окно открытым, чтобы в него можно было влезть, могли только двое: или Софья Андреевна, или Елизавета Николаевна. Кто же третий? Третьего не было.
Поттер стал думать о Елизавете Николаевне, потому что видел: она неуравновешенна, забывчива и не умеет отвечать ни за свои слова, ни за поступки. Разве не могла она после ухода гостей открыть окно, а после того забыла запереть его? Конечно, сейчас она не помнит эту мелочь и станет отрицать даже предположение, будто окно открыла она сама, а поэтому простого ответа от нее ждать нельзя. И при следующей же встрече Поттер как бы мимоходом спросил ее:
— Ваши гости курили?
— Виктор не курит, — объяснила она, — а миссис Пинар выкурила несколько сигарет.
— Много? Не помните?
— Я не считала! — обиделась Елизавета Николаевна. — Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Все имеет значение! — невольно улыбнулся Поттер. — Но когда ваша гостья ушла, то вы, может быть, подумали, что в комнате накурено, и захотели ее проветрить?
— Да, конечно! — сразу вспомнила Елизавета Николаевна. — И я оставила дверь на патио открытой: именно для того, чтобы проветрить комнату. А когда уходила спать, я ее затворила и заперла.
— А окно вы не отворяли? — прямо спросил Поттер.
— Нет, нет! У него, скажу я вам, такая тугая задвижка, что я не могу с нею справиться: ни открыть, ни запереть.
Поттер тотчас же отметил: проверить задвижку и узнать, точно ли она такая тугая? Оказалось, что та, действительно, поворачивается с трудом: то ли замазана краской, то ли слегка поржавела.
«Звенья сходятся! — подумал Поттер, узнав об этом. — Но жаль, что мне это ничего не дает!»
Софья Андреевна тоже не сказала ему ничего, что было бы для него важно и могло бы указать хоть на какой-нибудь след. Показания она давала охотно и толково, не говорила ничего лишнего и понравилась Поттеру своей деловитостью.
— Вы хорошо знаете семью Потоковых? — спросил он.
— Нет, только более или менее. Мы знакомы давно, но у меня было с ними мало общего.
— Кого из близких знакомых этой семьи вы знаете?
— У них и раньше было мало знакомых, а после того, как мистер Потоков заболел, у них никого не бывало. Ну, Табурин, конечно… И Виктор!
— Виктор, это мистер Коротков?
— Коротков? Я, признаться себе, даже не знала его фамилию. Его все называют просто: Виктор!
— Вы считаете его близким знакомым? — безо всякой задней мысли спросил Поттер.
И заметил, как Софья Андреевна при этом вопросе не то смутилась, не то растерялась, как будто он поймал ее на чем-то. Он насторожился.
— Близкий знакомый? — переспросила она, принужденно пожимая плечами. — Он, кажется, бывал в доме часто, но я, право, не знаю, насколько близок он был семье.
— Вы говорите, что он бывал часто?
— Я… Я, конечно, не знаю этого, потому что я сама редко там бывала, но… Но во всяком случае, почти всякий раз, когда я там бывала, я заставала его! — небрежно ответила Софья Андреевна таким тоном, как будто не придавала значения своему ответу. Но Поттер уловил, что тон был деланный и фальшивый. Он поднял глаза и пытливо посмотрел на Софью Андреевну и увидел, что ее глаза как-то забегали, что-то лукавое и скрытное появилось в них. Но заметив, что Поттер смотрит на нее, она тотчас же спрятала эти глаза и сделала безразличное лицо.
Когда она ушла, Поттер задумался. «Она знает больше, чем говорит! — несколько раз подумал он. — Конечно, она не хотела показаться сплетницей, а поэтому ничего не сказала, но и того, что она сказала, пожалуй, достаточно!» И он стал думать: что могло привлекать Виктора в дом Потоковых? У молодого человека, конечно, было много знакомых, с которыми его связывали и дела, и интересы, и даже возраст. Что связывало его с семьей Потоковых? Кого он хотел там видеть? Полупарализованного Георгия Васильевича? Скучную Елизавету Николаевну? Гм!.. «Ищите женщину!»
Поттер стал проверять свою догадку. И чуть только он начал расспрашивать, чуть только он назвал имя Виктора, как всех словно бы прорвало: раньше люди, не сговариваясь между собой, скрытничали и умалчивали, а сейчас, наоборот, стали говорить открыто, прямо и даже охотно. Вероятно, то, что Поттер сам произнес вслух имя Виктора, сняло с них запрет: они увидели, что скрывать уже незачем, что следствию и без того многое известно, а поэтому словно бы обрадовались возможности говорить и даже начали щеголять своей осведомленностью. Говорили (особенно женщины) с каким-то затаенным и нечистым удовольствием, рассказывали не только то, что знали и видели, не только то, что слышали от других, но даже и то, что они сами придумали.
Поттер почти убедился в том, что «женщина нашлась», но делать выводы он себе не позволил. Из-за женщины ли совершено убийство? Это надо доказать.
— Во всяком случае, — сказал он Муррею, — какая-то дорожка перед нами открылась, и по ней нам надо пройти до конца. Приведет она куда-нибудь или не приведет, судить еще рано, но каждый шаг на ней надо осмотреть. Пойдите-ка по этой дорожке, изучите ее справа и слева! Не на ней ли, — улыбнулся он, — лежит наша пуговица и наш волос?
Глава 5
Юлию Сергеевну Поттер допросил на другой же день после убийства, когда он еще ничего не знал о Викторе, и когда никаких задних мыслей у него еще не было. О телефонном вызове из Канзас-Сити он уже слышал от Елизаветы Николаевны и от Табурина и, допрашивая Юлию Сергеевну, интересовался главным образом этим вызовом, видя его чрезвычайное значение.
— Голос, который говорил с вами по телефону, был женский и хриплый? — спросил он.
— Да! Вернее, не хриплый, а слегка шепелявый… В нем был какой-то дефект, который мне трудно определить. Впрочем, мне это, может быть, только так показалось? Я тогда была так взволнована!..
— И по-английски говорили плохо? С французским акцентом?
— Да.
— Вы по-французски говорите?
— Да, но не очень свободно.
— Почему же вам кажется, что акцент был именно французский?
— Так мне показалось… Кроме того она… эта женщина… вставляла французские слова, когда не находила английских.
— Голос вам был совершенно незнаком?
— Совершенно незнаком. И мне показалось, что эта женщина очень торопится… Как будто хочет поскорее закончить разговор!