Могу! - Николай Нароков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не знала, что предварительный осмотр дал много. Кроме пуговицы нашли на подушке волос в дюйм длиной. По первому взгляду, конечно, нельзя было определить, чей он: возможно, что это был волос Георгия Васильевича, но возможно, что он во время борьбы случайно упал с головы убийцы. Во всяком случае это, конечно, была очень важная находка, и Поттер многозначительно переглянулся с Мурреем, когда прятал ее. И тут же твердо приказал, чтобы никто и никому ни слова не сказал о найденной пуговице.
— Вы понимаете? — строго посмотрел он на своих помощников. — Совсем не надо, чтобы преступник спохватился, осмотрел свои рукава и пришил другую пуговицу. Если… если, конечно, это его пуговица.
Совсем нетрудно было установить, как убийца проник в дом: окно в гостиной было все еще открыто. И, что было важно, под окном на мягкой, еще влажной земле нашли неполный, но отчетливый отпечаток: след от каблука.
— Что вы скажете? — спросил Поттер Муррея.
— Покамест скажу только одно: каблук мужского, а не женского и не детского ботинка! — ответил Муррей и иронически добавил. — Но было бы лучше, если бы был полный отпечаток: и с подошвой, и с носком.
— Полные отпечатки бывают только в криминальных романах! — буркнул Поттер. — Достаточно и того, что мы знаем: под окном след мужской ноги.
— Надо осмотреть раму окна! — заметил Муррей.
— Конечно! Но будьте уверены, что такой осмотр нам ничего не даст. Преступники теперь хитрые, ходят в перчатках и отпечатков пальцев не оставляют. Детективные романы и фильмы их многому научили.
Он спросил об окне Елизавету Николаевну: было ли оно оставлено открытым с вечера? Она, вероятно, не поняла вопроса или не сообразила сразу и утвердительно закивала головой. Но тут же вспомнила и торопливо исправилась:
— Ах, нет, нет! — замахала она руками. — Я его вечером заперла! То есть, не я сама, а попросила Виктора… Он все окна запер, везде!
— Виктор? Кто такой Виктор?
Поттер стал расспрашивать Елизавету Николаевну, но понять ее было трудно, потому что она все время путала и сбивалась. Все же он выяснил, что убитый — муж дочери, что дочери сейчас нет, что она еще вчера вечером уехала в Канзас-Сити, что Георгий Васильевич и сама Елизавета Николаевна заснули скоро после 11 часов и что ночью ничего тревожного не было слышно.
— Я вообще сплю чутко и часто просыпаюсь, но вчера я переволновалась за дочь и спала крепко… Как убитая!
— Вы никого не подозреваете? — осторожно спросил Поттер.
Но Елизавета Николаевна даже не могла ответить на его вопрос. Она замахала руками, заплакала и стала бессвязно уверять, что Георгий Васильевич был чудным человеком, что никаких врагов у него не было и не могло быть, что его все любили и уважали.
— Да, да! Любили и уважали! Кому же и зачем надо было его убивать?
— Вот именно! — усмехнулся Поттер. — Когда я буду знать, зачем и кому это было нужно, я буду знать, кто его убил. Он не хранил дома денег? Нет в доме драгоценностей? Ничто не пропало?
Он спрашивал для очистки совести: было очевидно, что следов грабежа нигде нет и что никаких особенных драгоценностей в этом скромном доме нет, да и быть не может.
Елизавета Николаевна продолжала волноваться, путалась и сбивалась. Поттер махнул рукой: «Пусть придет в себя и успокоится, а завтра я расспрошу ее!» — решил он. Потом тело увезли для вскрытия. Поттер еще раз подтвердил свое приказание, чтобы молчали о находке пуговицы, вышел из дома и переговорил с репортерами.
— Вы, конечно, знаете трафаретную газетную фразу: «Полиция напала на след». Ну, так я вам скажу, что в данном случае полиция действительно напала на след. Убил мужчина выше среднего роста, молодой, сильный и ловкий! — уверенно фантазировал он. — Вероятно, он был одет в мягкую обувь без каблуков и во что-то вроде свитера. Самое же главное найден его волос. Вы знаете, что такое волос? Это почти то же самое, что и голова! Во всяком случае он растет на голове! О других же подробностях говорить еще рано.
После того он уехал с Мурреем. А когда ехал, то вслух продумывал и проверял свои впечатления.
— Грабеж исключается. Месть? Вряд ли!.. Чья-то погоня за наследством? Конечно, такое предположение надо будет проверить, но непохоже на то, что там есть наследство, из-за которого кто-нибудь мог пойти на убийство. Что же остается? Гм!.. Остается важное: «Ищите женщину!»
— Я и сам так думаю! — согласился Муррей.
Глава 2
Когда Елизавета Николаевна после ухода полиции осталась одна, она заметалась. Она ничего не могла понять, не могла сообразить, но суматошливо и беспомощно хваталась то за одно, то за другое. В хаосе ее чувств ей казалось, что она сейчас же, не медля ни минуты, должна что-то сделать, что-то кому-то сказать, куда-то пойти или даже побежать и, конечно, ни в коем случае не должна оставаться дома одна. Она схватила трубку телефона и стала было крутить диск, но поняла, что крутит его без толка. Положила трубку и побежала по лестнице наверх.
— Надо… Надо… «Что надо? — вслух бормотала она.
Сообразила, что она еще не одета, а в одном только капоте, и отворила дверь стенного шкафа, но достать оттуда платье была не в силах: что достать? как достать? Ей очень хотелось пить, и она побежала в кухню, чтобы достать банку с виноградным соком, который она всегда пила, но тупо посмотрела на полки и забыла, чего она хочет. Вдруг спохватилась и все так же быстро, чуть ли не бегом, зачем-то пришла в спальню Георгия Васильевича. Растерянно и бессмысленно постояла там, посмотрела, прикрыла одеялом развороченную кровать, но не выдержала и побежала прочь.
Потом внезапно сообразила, что надо протелефонировать в Канзас-Сити. И тотчас же испугалась: а что сказать? как сказать? И, главное, что же будет с Юлией, когда она узнает? «Но ведь нельзя же скрыть от нее! Ведь нельзя же скрыть! Как же можно скрыть?» — что-то понимая и чего-то не понимая, бормотала она себе, то подходя к телефону, то отбегая от него и чувствуя, как бьется ее сердце, как дрожат ноги и как все путается у нее в голове.
Но тут случилось неожиданное. Через большое окно гостиной она увидела, что к дому подъехало такси и из него вышли двое: Юлия Сергеевна и Табурин. Оба были сосредоточены и даже взволнованы. Юлия Сергеевна тотчас же быстро пошла к дому, а Табурин немного задержался, забирая чемоданчики и расплачиваясь с шофером. И — странное дело — Елизавета Николаевна ничуть не изумилась тому, что они приехали. Она даже забыла о том, что сама только что собиралась телефонировать в Канзас-Сити. Бросилась к Юлии Сергеевне, обхватила ее руками и только тогда сообразила и поняла: ведь Юлия Сергеевна еще ничего не знает. Вся дрожа, она залепетала в истерическом беспамятстве:
— Уже нет его! Уже нет!. Увезли!.. Приезжала полиция и… и…
Юлия Сергеевна ничего не поняла и посмотрела с испуганной растерянностью. Ничего не понял и Табурин. Он несдержанно схватил Елизавету Николаевну за плечи и стал трясти ее.
— Кто? Кто? Кого увезли? Что случилось?
Только тут Елизавета Николаевна через силу поняла, что они приехали совсем не потому, что Георгий Васильевич убит. Судорожно всхлипывала, но не могла справиться ни с мыслями, ни со словами, ни с собой. Стала рыдать, дрожа и сотрясаясь, махала рукой в сторону спальни и, стуча зубами, выкрикивала:
— Там… Там… Ночью!
Юлия Сергеевна похолодела: случилось что-то воистину страшное. Ее ноги обмякли, и в голове помутилось. Кажется, она даже покачнулась. Схватила Елизавету Николаевну за руки и, изо всех сил вглядываясь ей в глаза, стала кричать умоляющим криком:
— Мама… Мама! Говори! Ради Бога говори! Мама!
Но Елизавета Николаевна не могла сказать ни слова, а только рыдала, хватаясь за дочь и прижимаясь к ней. Табурин, твердо ступая, быстро пошел к спальне и остановился в дверях. Сдвинув брови и сжав зубы, он посмотрел на беспорядок в комнате и попытался понять: «Второй удар ночью был, что ли? Увезли в больницу?» Поверил было своей догадке и быстро вернулся назад.
Елизавета Николаевна все еще стояла около дочери, трясясь от рыданий и пытаясь сказать хоть что-нибудь. А Юлия Сергеевна, замирая от страха, умоляла ее:
— Мама! Мама! Говори же! Говори!
И Елизавета Николаевна, перехватив глотком воздуха горловую спазму, судорожно срываясь и спотыкаясь на слогах короткого слова, с трудом выкрикнула это слово:
— Уб… би… ли!.. Убили!
Глава 3
Только постепенно, только переспрашивая, сбиваясь в своих вопросах и путаясь в бессвязных ответах Елизаветы Николаевны, пугаясь каждого ее слова и холодея от открывающейся перед нею правды, Юлия Сергеевна кое-как поняла то, что случилось ночью в доме.
Она не вскрикнула и не заплакала. Долгим, приковавшимся взглядом посмотрела на мать, потом молча повернулась и таким же взглядом посмотрела на Табурина. И он увидел: она и спрашивает, и ищет, и утверждает. Потом встала с места и, не говоря ни слова, пошла к себе наверх. Табурин неуверенно пошел было за нею, но она, поднявшись на половину лестницы, повернулась к нему и коротко сказала: