Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

Его передернуло, словно Райдо когда-либо доводилось пользоваться дилижансами.

– На вот, выпей для настроения. – Он достал из-под стола бутылку, накрытую стаканом темного стекла. Пробку вытащил зубами, плеснул не глядя.

Протянул.

– Ее… не было?

Кейрен стакан принял, сжал в руке.

– Ну… была некая Таннис Торнеро… вдова сорока трех лет от роду. Рыжая, к слову. Такая вот ярко-рыжая, с веснушками, но мне почему-то показалось, что твоя девица должна бы быть несколько моложе.

Вдова? Рыжая, веснушчатая вдова сорока трех лет?!

– Я поинтересовался, не та ли она, кого я встретить должен.

– А она? – Стекло захрустело.

– А она вдруг занервничала, стала полицией грозить. – Райдо оскалился. – И вот как-то мне все это охрененно подозрительным показалось. До того подозрительным, что…

Он нервно дернул головой.

– Я и позвал полицию… вдовушка вечерок посидела в камере, а наутро и заговорила. Наняли ее. Вручили документы, билет, велели сойти на первой станции за Перевалом.

Стекло брызнуло в руке, осколки пробили ладонь. И виски, смешавшись с кровью, потекло в рукав.

– От же, – Райдо покачал головой, – нервный ты стал… в общем, я подумал и решил, что все это дурно пахнет. Нет, твоя девица, не спорю, могла бы тебе ручкой сделать от большой обиды, но вот искать кого-то вместо себя… платить… и, главное, нанял-то ее господин в хорошем костюме.

…случайность.

…она сошла бы на станции, растворившись среди людей.

…земли за Перевалом необъятны, и найти кого-то, кто не желает быть найденным… Кейрен бы искал. Сколько? Столько, сколько понадобилось бы, но время уходит быстро. Времени всегда недостаточно.

– Такой вот солидный господин. С подстриженными висками. И костюм на нем был шерстяной… вдовушка работала с супругом, который славным портным был. Глаз у нее наметанный оказался. Утверждает, что костюмчик этот на центральной улице шили… особенно пуговицы приметные, костяные в латунной оболочке.

– Спасибо.

– Не за что, младшенький. – Райдо протянул салфетку. – Руку оботри и рассказывай, во что вы тут без меня вляпались.

…господин в шерстяном костюме. Стриженые виски и, надо полагать, нежная любовь к саквояжам. Украденная монограмма и не только она. Кем он представляется ныне, еще один оживший мертвец? И главное, что с Таннис?

Она жива.

Хотели бы убить, не стали бы затевать представление… нет, все сложнее и много сложнее.

Кейрен вытер руку. Живое железо затянуло порезы и осколки выплавило. Рука горела, пальцы дергались… до утра теперь ныть станет, отвлекая.

– Все… дерьмово.

– Да я уж понял, что не незабудками пахнет. – Райдо продолжал раскачиваться на стуле. – Выкладывай, младшенький… глядишь, вдвоем чего и придумаем.

Кейрен дотянулся до вазы.

Город велик, но он знает запах. И след возьмет.

Чего бы это ни стоило.

Глава 18

Узкая полоска света пробивалась сквозь ставни. Она ложилась на дощатый пол, рассекая комнату пополам. На левой половине находился старый платяной шкаф, дверцы которого были приоткрыты и виднелись пустые полки. На правой – стол и кровать.

Кэри сидела на кровати, поджав босые ноги, и глядела на полосу.

И еще на стол, прикрытый полотняной скатертью. Некогда нарядная, та давно утратила первозданную белизну, обзавелась рядом пятен и крупной, наспех залатанной дырой.

Спустив ногу, Кэри потрогала пол.

Теплый.

И деревянная стена тоже… и место странное. Пахнет свежим деревом, смолой. Стены липкие, в янтарных капельках. А ковер на полу старый, но плотный еще, шерстяной.

Мягкий.

На столе – масляная лампа, в которой масла осталось на самом донышке. Фарфоровый, расписанный розами таз для умывания. Кувшин. Здесь же – зеркало на ножке, гребень…

Как она сюда попала?

Кэри помнила и руки, и голос, и… ее похитили?

Определенно.

Но кто и зачем?

Надо успокоиться. Вдохнуть поглубже, выдохнуть… вдохнуть и выдохнуть, расплетая запахи, которыми комната полна, выискивая среди них нити-ответы. И найдя, произнести вслух пару слов из тех, что леди знать не должны. Поднять таз… а лучше кувшин. Увесистый какой. И ручка удобная.

Кэри подвинула стул так, чтобы он оказался напротив двери, и, взяв кувшин в руки, приготовилась ждать. Удивительное дело, она не испытывала ни стыда, ни смущения, несмотря на то что была в одной лишь ночной рубашке, скорее неясное, непонятное ей самой предвкушение.

Злость.

Терпкую, пахнущую молодым железом, огнем и углем. Немного северным ветром.

Ветивером.

Она поднесла ладонь к носу, вновь убеждаясь, что запах этот не примерещился. И сорочка ее, и халат, заботливо оставленный на спинке кровати, и само одеяло, толстое, стеганое, набитое пухом, выдавали хозяина.

И если так, то…

Кэри усмехнулась и погладила кувшин. Любому терпению приходит конец… и, наверное, все-таки в ней не так уж велики были запасы добродетели.

Ждать пришлось недолго. Солнечный луч скользнул вправо, добравшись до ковра, и увяз в длинной его шерсти. За дверью же раздались шаги, такие до боли знакомые шаги, что Кэри с трудом сдержала рычание. А он все возился… замок?

Засов. Он надежней и скрипит так характерно. Петли мог бы и смазать.

– Знаешь, дорогой, – сказала Кэри, поднимаясь, – это уже несколько… чересчур.

Кувшин врезался в косяк над головой Брокка. Брызнули осколки.

И вода.

– Кэри!

– Что? – Она потянулась за тазом, заблаговременно поставленным на край стола.

От столкновения со стеной таз раскололся пополам.

– Прекрати!

От гребня он увернулся, а руку с занесенным зеркалом перехватил, произнес с упреком:

– Нельзя бить зеркала, счастья не будет.

Кэри, неожиданно для самой себя, шмыгнула носом.

– Ну что ты, испугалась? – Брокк отложил уцелевшее зеркало и прижал Кэри к себе. – Прости, пожалуйста… я как-то не подумал, что ты испугаешься… я же просил не бояться.

Она стояла, уткнувшись носом в темный вязаный свитер, мокрый, в осколках, насквозь пропахший костром и все тем же терпким и удивительно вкусным ветивером, вдыхая запах и сдерживая слезы. А Брокк гладил растрепанные ее волосы и шептал:

– Я думал дождаться, когда ты проснешься, но пришлось уйти… позвали… и тут ведь дверь открыта была… прости…

Кэри кивнула и севшим каким-то чужим голосом спросила:

– А усыплять зачем?

– Ну… я боялся, что иначе не согласишься. Да и непрямые порталы – не самая приятная вещь, во сне их переносить легче.

За его свитер было удобно цепляться, и Кэри цеплялась, держалась, оттягивая тот миг, когда Брокк вновь отступит. А он подхватил вдруг на руки и спросил:

– Не замерзла?

– Нет…

Он же мокрый… не насквозь, но почти. И волосы торчат дыбом. А в вороте застрял черепок.

– Точно, теплая. – Брокк потрогал кончик носа. – Поговорим?

– Я не…

Сев на кровать, он усадил Кэри рядом и прижал палец к губам.

– Я не буду просить тебя вернуться.

Зря. Кэри почти согласна. Ей так пусто в том старом новом доме, который уже почти изменился, но остался слишком прежним, чтобы Кэри чувствовала себя в нем спокойно.

– Но сегодняшний день принадлежит мне.

– Почему?

– Потому что я так хочу.

С волос текла вода, свитер впитывал ее, а Брокка это раздражало. И он свитер стянул, бросил на кровать, оставшись в старой заношенной рубашке. На локте темнела латка, и пуговицы где-то потерялись, вместо потерянных нашили другие, и эти, черные, крупные, выделялись на белом полотне. Дотянувшись до полотенца, Брокк кое-как отерся.

– Кэри…

– Да? – Ей до жути хотелось потрогать латку. Или черную пуговицу. Морщины на лбу разгладить, опять он хмурится и серьезный…

– То, что ты здесь увидишь… ты не должна рассказывать об этом кому бы то ни было. Понимаешь?

Нет, но на всякий случай она кивает.

– Я не имел права приводить тебя сюда, но… – Он потер переносицу. – Мне показалось, тебе они понравятся.

– Кто?

Драконы.

И горы.

И сам дом, зависший на краю обрыва, пусть гранит и укреплен был металлической лозой, из которой и прорастали небольшие, казавшиеся едва ли не кукольными домики. Снег не удерживался на пологих их крышах, осыпался, искристой шубой укрывая стены по самые окна, а то и выше. Он засыпал узкие дорожки, проложенные в сугробах.

Воздух был легким.

Кэри, остановившись, пила его, глотала, не в силах напиться. И голова кружилась, тело же сделалось легким, еще немного, и она взлетит. Но муж не позволил, обнял ее и шепотом, губами касаясь уха, сказал:

– Дыши медленно и глубоко…

Дышит.

И взлететь не пытается, но держится обеими руками за его руку.

Отпускает.

Горы сине-зеленые и еще немного белые. Вызолоченные солнцем, что перевалило через вершину. Лиловые из-за обилия теней, которые вытянулись по ледникам.

Холодно.

Воздух хрустальный, колючий. И Кэри слизывает осколки с губ, а Брокк хмурится.