И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Бери своих людей Баюш, и я возьму десяток, пока тут лагерь разбивают, мы успеем наведаться в гости к этому мурзе.

Событие шестьдесят третье

Стрелецкий сотник Иван Малинин с самого приезда в Вершилово был в полной прострации. Всё было не так. Эти изматывающие тренировки, на которых он, сотник, и княжич занимаются вместе со всеми. Эти великолепные дома, которые им просто дали и ничего не требовали взамен. Этот футбол, как можно такое придумать? Этот храм, возведённый за несколько месяцев. А роспись храма, а чудесные иконы. А крестьянки стоящие в церкви с золотыми серьгами неимоверной цены. Одна пришла в таких, что жалования стрельца за десять лет не хватит, чтобы жене такие купить. А "принудительная" раздача скота. А диковины, что выпускались в Вершилово. А люди. Это были другие люди. Они ничего не боялись. Они были счастливы. От них требовалось только одно не пить хлебного вина и честно работать.

Жена Ивана, Марфа, приехавшая вместе с ним, как-то сказала, что не променяла бы Вершилово на Москву, даже если ей там княжеский терем дадут. И Малинин её понимал. Ему было уже под сорок. Он двадцать лет служил стрельцом и пережил с десяток царей и самозванцев, повидал разных князей ведущих людей в бой и чётко сознавал, что ни один из них не стоит и мизинца этого отрока. Через несколько лет он подрастёт и выметет ляхов с русской земли, да так, что те только после сдачи Кракова остановятся.

Сейчас они окружали пиратский аул с мурзой Байкубетом. Вот грянул выстрел и со всех сторон стрельцы и служилые татары князя Разгильдеева ворвались в селение башкир. Княжич дал интересный приказ, если человек бежит его не трогать, если выскочит на тебя с оружием, то сначала пальнуть из мушкета поверх голов, а вот собак по возможности зарубить.

Да что там, здесь и сопротивляться некому. Буквально через несколько минут уже добрались до юрты мурзы и, прикончив двоих его слишком ретивых охранников и десяток собак, ворвались в юрту.

Бадик Байкубет попытался выбраться с другой стороны юрты, но был свален ударом в ухо одним из стрельцов и за шиворот доставлен к ногам Пожарского.

– Ты, говоришь по-русски, – спросил его Пётр Дмитриевич.

Тот залопотал по своему, и пришлось опять прибегнуть к помощи татарского князя.

– Знаешь ли ты мурза, что твои люди ошиблись и вместо купцов напали на царёвых стрельцов и князя, – кивок в сторону Баюша.

– Он говорит, что никого не посылал, – усмехнулся Разгильдеев, выслушав ответ.

– Твои люди даже без пыток всё признали, что же будет когда в Разбойном приказе их и тебя взденут на дыбу? – поинтересовался с улыбкой княжич.

– Не губи князь! Всё что хочешь, для тебя сделаю, – бросился обнимать сапоги Пожарского мурза.

– Бадик, скажи мне, есть ли где-нибудь в этих землях, – княжич широко развёл руками вокруг, – земляное масло с таким неприятным запахом.

Байкубет и все остальные озадаченно посмотрели на Пётра. Какое земляное масло, если вопрос стоит о жизни и смерти. Казнить надо татя, а не про масло с ним говорить.

– Так что, мурза, есть или нет.

Бадик Байкубет судорожно сглотнул и просипел что-то по-своему.

– Говорит, что знает одно место, где из болота это масло вытекает, туда никто не ходит. Это место проклято, – перевёл князь и от себя добавил, – Нужно его посреди аула на кол посадить.

– Спроси, где это? – обрадовался Пётр, прямо засиял.

– На реке Шабиз, на полдень, полдня скакать на коне надо.

– Есть ли у тебя деревянные бочки?

– Говорит, что есть несколько штук, но может ещё купить, для князя ему ничего не жалко.

– Баюш, переведи ему и потом переспроси, хорошо ли он понял, – попросил княжич Разгильдеева.

– Возьмёшь двадцать бочек и наполнишь их земляным маслом, только чтобы без воды и грязи. Отстаивай и сверху снимай. Потом эти бочки доставишь к концу лета к тому месту, где мы сейчас остановились. Мы осенью пойдём обратно по реке и бочки у тебя заберём и тогда царю про тебя ничего не скажу. Но если ты ещё будешь грабить купцов, то второй раз не прощу. Сейчас пойдёшь с нами к лагерю, заберёшь одну лодку и раненых. Здоровых десять человек мы возьмём с собой, когда будем осенью возвращаться, то и людей назад получишь и лодку. На следующий год мы снова сюда придём и будем уже за деньги покупать у тебя земляное масло. По рублю за двенадцать пудов. Понял ли?

По мере того как говорил княжич лица вытягивались у всех. Иван Малинин не мог ничего понять, вместо того чтобы сжечь это разбойничье логово, Пожарский собирается платить огромные деньги за незначительную работу. Если бы сотник не прожил с княжичем бок о бок четыре с лишним месяца, он бы подумал, что тот сошёл с ума.

– Понял, князь, всё для тебя сделаю.

Событие шестьдесят четвёртое

Питер Пауль Рубенс получил письмо из Московии от маркиза Пожарского. В этот день он получил и ещё десяток писем. Но это письмо выделялось среди прочих, как белая голубка выделяется в стае ворон. Бумага была великолепна, гладкая и просто белоснежная. На листке не было ни одной кляксы, ровные одинаковые по толщине буквы. Хороший каллиграф, решил Питер Паульс.

В письмо была вложена интересная вещица и маленькая записочка поясняющая, что это заменитель гусиного пера. Рубенс подошёл к столу и, обмакнув "перьевую ручку" в чернильницу написал несколько слов на листке бумаги. Пресвятая дева, это было чудо.

Перо легко скользило по бумаге и не оставляло клякс. Вот значит, как написано письмо, дело не в каллиграфе, а в инструменте. Рубенс сел поближе к окну и принялся читать послание от маркиза из варварской Московии.

Прочитав письмо, художник пришёл в ярость и бросил его в камин. Но в ту же секунду передумал и полез в камин, спасать послание из Московии. Он сильно обжёг руку, но успел, письмо почти не пострадало. Эта бумага ещё и горела гораздо хуже обычной. Рубенс позвал слугу и приказал принести ему масла, смазать ожог. Потом художник прочитал письмо на второй раз, а потом и на третий.

Нет, конечно, он не поедет ни в какую "Тартарию" преподавать живопись крестьянским детям.

– Якоб, приготовь мне много горячей воды и мыло, – вызвал он слугу.

Через час, вымывшись и обсохнув, он снова позвал Якоба и приказал привести к нему одну из натурщиц, ту, которая одета, будет получше. Пришла девушка в дорогом драповом платье. Рубенс подошёл к ней вплотную и обнюхал всю. Пахло потом и ещё чем-то.

– Сходи, надушись розовой водой, – поморщился художник.

Натурщица вернулась не скоро. От неё разило розовой водой. Питер подошёл к девушке и снова принюхался. А потом громко засмеялся.

– Как будто нагадили под розовым кустом, – радостно сообщил он побледневшей натурщице.

– Якоб, вели подать вина и никого не пускай, мне нужно подумать, – велел он слуге, когда отсмеялся.

Этот варварский маркиз заинтересовал Рубенса. Если на минуту предположить, что всё, о чём написано в письме, правда, то, что тогда? Медиком знаменитый художник не был, да и болел редко. Бог дал ему неплохое здоровье. Прожить лишних двадцать лет. Увидеть неведомые страны. Предпринять путешествие в сказочный Китай. Это конечно заманчиво. Но здесь в Антверпене у него большой дом на берегу канала, красивый садик во внутреннем дворе дома. Несколько десятков учеников, богатая и налаженная жизнь. Десятки заказов. Разве варвары смогут оценить его творения. Преподавать живопись крестьянским детям. Бред.

Основать академию художеств? Стать первым ректором этой академии. Сейчас Северные провинции практически отрезали Антверпен от всего мира, и вся торговля сосредоточилась в Амстердаме, а его любимый Антверпен медленно угасал. Этому городу было явно не до академии художеств. Нет. Он естественно не поедет в Московию учить крестьянских детей рисовать. Ещё чего не хватало.