Дворянские гнезда - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блестяще образованная, превосходно разбиравшаяся и в музыке, и в изобразительных искусствах, Юлия Павловна фон Пален двадцати двух лет от роду выходит замуж за Николая Александровича Самойлова, сына фрейлины Екатерины Сергеевны, урожденной Трубецкой, и графа Александра Николаевича Самойлова, родного племянника Г. А. Потемкина-Таврического. В приданое она получает миллионное состояние.
По словам современников, муж «божественной Юлии» был далеко не заурядным человеком. Он привлекался к дознанию по делу декабристов, но «за недоказанностью обвинений оставлен без внимания». Свадьба состоялась в 1825 году. А через считанные месяцы Юлия Павловна оставила мужа, добилась развода, сохранив его титул и фамилию. Из Петербурга она переехала в Италию и настойчиво звала в Милан своего «приемного отца». Граф Литта тосковал по Юлии, писал ей длиннейшие нежные письма, описывал все петербургские события и – не решался покинуть Россию, где развернул необычайно широкую и успешную хозяйственную деятельность, постоянно приумножая богатства своей сказочно богатой супруги.
Около графини Самойловой оказывается пользовавшийся славой восходящей звезды Карл Брюллов. Отношение художника к графине не вызывало никаких сомнений. Брюллов придает ее черты героиням своих рисунков и полотен, доходит до совершенно непозволительной по тем временам смелости, давая заметить сходство с «божественной Юлией» в его «Одалиске» и подготовительных набросках к ней, в картине «Надежда, питающая любовь». Над картиной «Вирсавия» Брюллов работает четыре года. И это снова графиня Самойлова, хотя художник никогда не писал обнаженной не только «божественную Юлию». Кистью живописца водило воображение – не больше. Другое дело, что графиню не оскорбляла «дерзость» мастера. Брюллов признается, что он впервые начинает понимать подлинное обаяние женственности, смысл женской красоты.
И разве не самим совершенством возникала «божественная Юлия» в садах и залах величественных миланских дворцов Литты и Висконти, предоставленных ей графом Литта. Стоит вспомнить, что когда-то на службе у Висконти (от которых вели свой род Литта) состоял Леонардо да Винчи. Властителем Милана в то время был Лодовико Моро, сын Марии Висконти. Отсюда появляется знаменитая леонардовская «Мадонна Литта», хранящаяся в нашем Эрмитаже. А после смерти графа в 1839 году все его несметное состояние, как и интереснейший архив, перешло к Юлии Павловне.
Фото репродукции картины К. Брюллова «Последний день Помпеи». 1830–1833 гг.
Рассказывая о семейных богатствах, Ю. П. Литта писал когда-то брату: «У моей жены много владений в России, в Малороссии, в разных польских губерниях. Границы только одного имения – того, в котором мы сейчас находимся, – протянулись на триста шестьдесят тысяч верст. Они заняты бескрайними рощами строевого леса и плодородными пашнями… На каждый ар пашни приходится от шести до восьми голов крупного рогатого скота. Это вам даст представление о размерах наших владений. Урожай в хорошие годы – сам двенадцатый или четырнадцатый».
Жене на 25-летие их свадьбы Литта подарил жемчужную диадему стоимостью в 250 тысяч, а в виде «новогоднего сюрприза» – драгоценности, принадлежавшие ранее казненной французской королеве Марии Антуанетте. «Только я, – заявлял он, – во всей империи могу производить подобные расходы, платить наличными, и только я во всей империи могу похвастаться тем, что никому не должен ни одного гроша».
Современники нет-нет да вспоминали о внешнем сходстве Юлии Павловны с Юлием Помпеевичем, как называли в России Литта. Графиня выглядела настоящей итальянкой. Говорили и о сходстве характеров: графиня отличалась той же открытостью, душевной щедростью и преданностью.
«Мой дружка Бришка… Люблю тебя более, чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду тебе душевно привержена», – из письма «божественной Юлии» Карлу Брюллову, ее «Бришке».
Графиня Самойлова не оставляет Брюллова во время его работы над «Последним днем Помпеи». В благодарность за творческое озарение любимого графиня берет на себя заботу о дочери композитора Паччини – крошечной Амацилии и его племяннице Джо-ванне Паччини, которая была старше двоюродной сестры на восемь лет. Обе они были удочерены Юлией Павловной и по сей день продолжают «жить» в Москве, в Государственной Третьяковской галерее, на великолепном холсте Брюллова «Всадница»: Джованна в виде амазонки и Амацилия – маленькая сияющая девочка, выбежавшая ей навстречу из дворца-виллы Литта.
В доме «божественной Юлии» Брюллов попадает в общество самых знаменитых современных поэтов, художников, музыкантов. Постоянными гостями графини были Россини, Беллини, Доницетти, артисты оперного театра «Ла Скала», наши поэты и писатели В. А. Жуковский, И. С. Тургенев, Ф. И. Тютчев, С. Ф. Щедрин.
И, окруженная таким блестящим созвездием, она продолжает из года в год писать своему «Бришке»: «Я поручаю себя твоей дружбе, которая для меня более чем драгоценна, и повторяю тебе, что никто в мире не восхищается тобою и не любит тебя так, как твоя верная подруга Юлия Самойлова».
Оба молодые, свободные, не связанные семейными обязательствами – и одинокие. Вопрос брака не возникал. Никогда. Трудно гадать о причинах. Верно только то, что Брюллов неоднократно повторял ближайшим приятелям, что никогда и ни на каких условиях не согласится пользоваться деньгами женщины. Тем более бесконечно любимой. Тем более бесконечно богатой. Именно богатство проложило между ними роковую черту, и Юлия Павловна с полным уважением относилась к чувству собственного достоинства любимого.
Наконец «Последний день Помпеи» закончен, и картина начинает свое триумфальное шествие сначала по городам Италии, начиная с Милана. Потом во Франции, вплоть до залов Лувра. Заказавший картину А. Н. Демидов преподносит ее Николаю I. Как собственность императора, она должна занять место в Эрмитаже, но переносится в залы Академии художеств, чтобы с ней могли познакомиться толпы восторженных зрителей. Николай I, как собственностью, распоряжается и судьбой художника. Совершавшему поездку по Греции и Малой Азии Брюллову предлагается, не заезжая в Италию, вернуться в Петербург, чтобы приступить к преподаванию в Академии художеств.
Вскоре Брюллову приходится пережить еще одно унижение. Академия художеств присваивает ему за картину звание профессора, а император отменяет решение академического Совета и делает его всего лишь почетным вольным общником. Звание, дававшееся для проформы, и то, как правило, меценатам. Позже Брюллов станет профессором, но по решению Николая I – способ лишний раз подчеркнуть беспомощность и бесправие Академии художеств.
Николай I берет на себя роль руководителя прославленного мастера: какие сюжеты ему следует брать для картин, чьи портреты писать. Брюллов отчаянно сопротивляется, хотя понимает безвыходность своего положения. Поездка в Италию становится недостижимой мечтой: разрешение на нее целиком зависит от императора.
Художник делает попытку создать семью, и этот шаг становится для него роковым. Семнадцатилетняя Эмилия Карлотта Катарина Тимм, дочь рижского бургомистра, представляется без памяти влюбленной в художника, но сразу после свадьбы выясняется, что у нее связь с одним из близких родственников, которую она и не собирается прерывать.
Брюллов сразу же начинает думать о разводе, но его тесть слишком влиятельное лицо, чтобы дать проявиться правде. Все обвинения со стороны петербургского общества обрушиваются на художника. У Брюллова возникают неприятности и в Академии художеств. И именно в это время из Италии специально приезжает Юлия Павловна. Она полностью оправдывает слова своих писем: «Скажи мне, где живешь и кого любишь?… Целую тебя и верно буду писать тебе часто, ибо для меня есть счастие с тобой беседовать хотя бы пером». Тогда же Брюллов пишет один из самых лучших портретов, который сам называл «маскарадом жизни», – Ю. П. Самойлова с Джованной Паччини и служанкой-эфиопкой, выходящая из бального зала. К сожалению, картина ныне находится в одном из частных собраний США. Зато другой портрет – в маскарадном костюме – в Русском музее. «Божественную Юлию», представленную кистью Брюллова, имел в виду Н. В. Гоголь в своей статье «Последний день Помпеи»: «Женщина его блещет, но она не женщина Рафаэля, с тонкими, незаметными, ангельскими чертами, – она женщина страстная, сверкающая, южная, италианская во всей красоте полудня, мощная, крепкая, пылающая всей роскошью страсти, всем могуществом красоты, – прекрасная как женщина». И еще – «исполненная прекрасно-гордых движений».
Вот только правы ли были эти гордые и независимые люди, принимая решение не соединять своих судеб?
Шесть лет тянулся бракоразводный процесс Брюллова – только в 1841 году он смог вернуть себе свободу. Но уже успел сделать свое дело психологический прессинг: Карл Брюллов заболевает. Становится очевидным, что только итальянский воздух может поддержать его силы. Тем не менее императорского разрешения приходится ждать до… апреля 1849 года.