Наша Маша (Книга для родителей) - Алексей Пантелеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Смотрите, какая барыня эта Маша Пантелеева! Яблока не может доесть.
Пронял дочку.
Посмотрела на огрызок:
- А как его есть?
- Кусай - и все.
Все съела. До последней косточки.
И очень радовалась.
6.3.61.
Весь день я был занят. Вернулся поздно.
Вечером заводили проигрыватель, слушали Грига, Чайковского, "Рондо каприччиозо" Сен-Санса, "Лунную сонату". Танцевали (импровизации под Сен-Санса и "Лебединое озеро").
8.3.61.
Провожали бабушку!
Ах, этот детский, инстинктивный, стихийный эгоизм! Казалось бы, Машка должна была весь день тянуться к бабушке, искать общения с ней. А она, наоборот, словно бы избегая тяжелых переживаний, все бегала ко мне, заводила со мной всякие игры.
Со стороны могло показаться: вот бабушка уже не нужна. Уже вычеркнута. Уже отрезанный ломоть.
Нет, конечно, - очень даже нужна. И очень даже не отрезанный ломоть. Но быть вчера с бабушкой - это значило прощаться, огорчаться, признаваться в любви и все время бередить рану, все время, ежеминутно, помнить о предстоящей разлуке...
* * *
Сейчас Машка предвкушает удовольствие: мама оттачивает - все сразу! Машкины чешские цветные карандаши. Машка будет рисовать.
Мама жалуется, что Маша рисует зеленые цветы.
- Ну и пусть рисует, как ей хочется.
- Не учить, значит?
- Не знаю, нужно ли учить в этом возрасте.
- Ты, значит, хочешь, чтобы из нее выросла абстракционистка?
- Нет, думаю, это не обязательно, чтобы абстракционистка.
9.3.61.
Вчера весь день сидели дома.
Перед сном мы читали с Машей английские песенки Маршака. Некоторые стихи (например, о котятах, которых выгнала, а потом пощадила хозяйка) она может слушать буквально без конца, то есть раз двадцать прослушает и:
- Еще! Еще!
Попросила подарить ей эту книгу. То есть в личную собственность. Подарил. Книга - единственный вид собственности, которая не портит человека.
* * *
Сегодня с утра сидит с мамой визави: мама разматывает синюю шерсть. Машка учит стихи.
Спрашивает:
- "Нынче" - это "сегодня", да?
А вчера сказала:
- Мамочка, дай мне, пожалуйста, огарочек свечи.
Это все - из стихов.
* * *
Перед сном.
- Смазать тебе губки вазелином?
- Да, смажь, пожалуйста. Они у меня опять трескаются.
Мама смазывает ей губы.
- Что ты морщишься? Не нравится?
Маша вздыхает.
- Мало ли что нам в жизни не нравится... а надо!..
* * *
- Мамочка, спрячь эту (серебряную) бумажку. Мы завтра, как проснемся утром, будем бусики делать. Ты до утра потерпишь, да? Ты руки вот так сожми и терпи.
* * *
С каждым днем Маша говорит правильнее по-русски. И в некоторых случаях мы с мамой даже огорчаемся. Например, она самостоятельно - никто ее никогда не поправлял - выправила в своем языке "галявит" на "говорит".
А нам это "галявит" очень нравилось.
Некоторые слова еще обтесываются.
Раньше температура была "тимантулька".
Сегодня слышу - говорит про свою куклу:
- Надо ей тиримпатуру смерить.
- Что, что у нее?
- Тиримпатура.
И при этом старается выговорить каждую букву отчетливо.
12.3.61.
Мама вчера очень поздно легла, ночью ее разбудила Маша, просила пить. Вторично заснуть было трудно. К утру же мама разоспалась, видела себя во сне на "старинном" балу. Видела себя молоденькой девушкой. Танцевала в белом платье. Играла музыка. И вдруг вальсирующая мамся наша слышит:
- Мама! Мама!..
- Думаю, это не меня зовут. Это - какую-то взрослую женщину.
Открываю глаза и вижу - Машка сидит на своем диване и смотрит на меня.
- Мамочка, ты что во сне видела?
- Я бал видела.
- А я тоже сон видела.
- Что же ты видела?
- Я видела, что наш Кисоня во сне смеялся!
* * *
Прохожу мимо столовой и вижу сквозь стеклянную дверь: Машка сидит на тахте, держит двумя руками крохотную бумажку от шоколада и читает что-то вслух кукле Эмме, которая сидит рядом.
Приоткрыл дверь, заглянул.
- Я ей читаю, - говорит Маша.
- Это что - газета?
- Да... газета... Хрущёв...
* * *
Сегодня утром Машка сочинила стихи:
Расшумелся шар земной,
И пропал он под водой.
Стихи эти ей очень нравятся. Объясняла: написала эти стихи потому, что вспомнила, как один раз ходили на Неву и как там было красиво.
Я маме говорю:
- Маше вспомнилось, как вы с ней и с бабушкой ходили на Неву.
Думал, когда они октябрьскую иллюминацию смотреть ходили.
- Не с мамой, а с тобой, - перебила меня Маша.
И я сразу вспомнил темный осенний вечер, домик Петра Великого, спуск к Неве между двумя драконами...
Как видно, сильное впечатление произвело на Машу это зрелище: густая черная вода, шум невской волны... Но откуда шар земной?
Когда я пришел завтракать, она записывала свои стихи! Да! Собственноручно записала (консультируясь в некоторых случаях со мной и с мамой) обе строчки.
Я спрашиваю:
- Ты что - писательница?
- Да, - ответила она. - Буду... Может быть.
А стихи, надо сказать, страшноватые.
16.3.61.
Вчера не гуляла. Весь день играла, читала, слушала мамино чтение, разглядывала со мной "Мурзилку" и "Костер". В "Костре" понравились рисунки Харкевича к повести Бикчентаева "Дочь посла": на девочку напала змея, девочка играет с обезьянкой, мальчик тонет и прочие заманчивые ужасы.
* * *
Утром сегодня спутала, обмолвилась:
- Звонильник не будил еще?
* * *
- Видел, какое сегодня солнышко?
- Да, видел.
- Где ты видел?
- Во сне.
- А-а-а, в своем "восне" ты видел?!
17.3.61.
Вечером была у меня. Слушала с интересом далеко не лучшую, довольно-таки тягомотную житковскую книгу "Что я видел".
* * *
Приходит мама и с трагическим юмором сообщает:
- Хороша у нас Машка! Очень своевременно цитирует:
Лучше, мама, не пищи,
Ты мне няньку поищи
Нет, дочка, довольно! Обойдешься без няньки, большая уже...
22.3.61.
Мама с Машей ходили в гости к тете Леле Мороз.
По пути мама показывала Машке все достопримечательности.
Показала Медного всадника. Потом показала собор. Машу заинтересовали ангелы на кровле. Она привыкла, что почти все, о ком она спрашивает, уже умерли ("А где теперь Петр Великий?" - "Он уже умер". - "А где Пушкин?" "Он умер".).
Так и тут.
- А где теперь ангелы? - спросила Машка.
* * *
Рано утром мама проснулась:
- Маша, зажги свет!
- Нет, не зажгу.
- Это почему?
- Надо сказать: "Пожалуйста, зажги".
Это называется - перезавоспитали!
* * *
Вчера показывал Маше открытки с видами Ленинграда.
Показал фальконетовского Петра:
- А это кто?
(Видела этот памятник несколько раз, на днях проезжала мимо него с мамой.) Сморщила лобик. Думает.
- Мягкий знак?
Смотрит на меня. По глазам вижу - сама чувствует: что-то не так.
- Ой, как это? Мягкий... всадник? Мятный всадник?!
* * *
Утром сегодня:
- Мама, ты уже ела?
И быстро, не дождавшись ответа:
- Скажи: "Как видишь".
Знает уже все речевые штампы родителей.
* * *
Писал вчера большими печатными буквами у нее на глазах:
Маша пила чай.
Мама пила какао.
Папа пил воду.
Бабушка пила молоко и так далее.
И Машка довольно бегло читала. Впрочем, "бегло" - не то слово. Долго смотрит на бумагу, пожимает плечами, ерзает:
- Не знаю. Не могу.
А потом сразу:
- Тетя Ляля пила кофе.
Главное - понять, в чем фокус. Очень мешает, что буквы "эн", "эм", "бе", а не "б", "в", "н".
29.3.61.
Вчера были у нас две московские дамы. Машка, как всегда при гостях, была хороша, мила, благонравна, чего нельзя сказать о гостьях. Хотя обе дамы педагогессы, ведут они себя при детях постыдно.
Есть отвратительная манера обращения с детьми: сюсюканье.
Но есть еще более ненавистный мне вид разговора с ребенком, когда взрослые развлекают себя малышом, растлевают его своими взрослыми похабностями и пошлостями.
- Ну как, Ваня, не выпиваешь еще? А жениться как - не собираешься?
- Машенька, маникюр ты скоро будешь делать?
- Смотрите, как она поглядывает на Семена Сергеича. Ох, берегитесь, Семен Сергеич! - и тому подобное.
Бывало, что в таких случаях я брал Машку за руку и выходил из комнаты.
* * *
Играла со своим любимчиком Чиполлино, взяла его за ноги и стала крутить. Бац! - ноги отлетели. В другую сторону летит туловище, а проросшая зеленым луком голова - та и вовсе закатилась под диван.
Умоляла меня:
- Почини!
Не раз чинил ее кукол. Но тут починить невозможно.
- Погиб, - говорю, - твой Чиполлино.
- Как погиб?!! Он же игрушечный.
- Игрушки, Маша, тоже погибают.
* * *
Была у нас в гостях тетя Минзамал. Машка ей рассказывает:
