Цена Империи - Александр Мазин

Коршунов осторожно повернул голову. Рядом — тень. Римлянин. С копьем. Алексей понял сказанное.

— Да, — сказал он по-латыни, но вышел какой-то невнятный сип. — Да, — повторил он погромче. — Дай.

Римлянин встал, отложил копье. Приподняв голову Коршунова, он осторожно поднес к его губам флягу. Во фляге было вино. Кисловатое, разбавленное, невероятно вкусное.

Алексей пил, пока фляга не опустела. Римлянин удовлетворенно хмыкнул и вернулся на свое место.

«Что со мной? Что происходит?» — попытался думать Коршунов. Звезды закружились, и он опять впал в беспамятство.

Разбудил его шум.

Было уже светло, но еще не жарко. Утро. Вокруг громко переговаривались по-латыни. Пахло дымом и еще чем-то вкусным. Алексей понял, что чувствует себя намного лучше. Настолько хорошо, что даже попытался сесть. И у него получилось.

— Ага, ты встал! — Давешний римлянин с копьем сидел напротив, на топчане — раме на ножках, на которую натянули толстый холст, — и достаточно доброжелательно смотрел на Алексея.

Коршунов посмотрел по сторонам. Слева и справа стояли палатки. Шагах в двадцати горел костер. Над ним, на треноге, висел большущий котел. В котле булькало. У котла, на корточках, — римлянин в грязной тунике, с большой деревянной ложкой.

Внезапно Коршунов сообразил, что он — не связан, а в пяти шагах от него сидит враг…

— Даже и не думай, — усмехнувшись, проговорил легионер, покачав головой. Он поймал взгляд Алексея, брошенный на его копье.

Легионер был кряжистый, широкоплечий, черноволосый. Загорелое обветренное лицо обросло черной двух-трехдневной щетиной, нос расплющен, на щеке — старый шрам. Грудь римлянина прикрывал пластинчатый доспех, на ногах — поножи с тиснением, на поясе — короткий меч.

— Ходить можешь? — четко выговаривая слова, произнес легионер.

Коршунов пожал плечами. И сразу заныл оцарапанный бок.

Римлянин встал, перехватил копье в левую руку, правой взял Алексея за плечо и без видимого усилия поставил на ноги. У Коршунова тут же закружилась голова. Римлянин помог. Поддержал.

«Хорош бы я был, если бы попробовал на него напасть», — подумал Коршунов.

— Пошли, — сказал легионер. — Здесь недалеко.

Коршунов не понял, но позволил себя вести. Да он и не смог бы сопротивляться.

Идти и впрямь было недалеко. В соседнюю палатку.

У входа легионер остановился, сказал что-то, изнутри ответили. Легионер откинул полог, втолкнул Коршунова внутрь, усадил на скамью и вышел.

Внутри палатки было просторно и довольно светло. Свет падал сверху, из квадратного продуха. Еще в палатке стояло несколько сундуков и дорожный стол, за которым, сидел римский офицер в шлеме и что-то быстро писал. Шлем у римлянина был роскошный, золоченый, украшенный искусной чеканкой, с длинным красным «хвостом». По хвосту Коршунов его узнал. Тот самый, как его… Ингенс. Тот, что приходил вчера. Тот, что велел его снять.

Лица римлянина Коршунов разглядеть не мог, зато он увидел кое-что другое. На столе, рядом с табличкой, на которой писал римлянин, лежал Коршуновский, вернее, Черепановский талисман: обшарпанный уродец Буратино.

Римлянин писал минут пять. Коршунов ждал. Он уже догадался, что этот римский командир и определит дальнейшую его судьбу. Коршунов понимал: его не просто так сняли с креста. Значит, римлянину от него что-то надо. Что?

Римлянин отложил стило, расстегнул ремешок шлема, снял его и посмотрел прямо на Алексея. Нет, это был не тот римлянин, не Ингенс…

— Ну здравствуй, Леха, — сказал римский командир, он же — подполковник Геннадий Черепанов. — давненько не виделись…

Часть третья

КЕНТУРИОН

«Aut bibat, aut abeat!»[17]

«…С I по III век материальное положение легионеров неуклонно улучшалось, тогда как жизненный уровень большинства гражданского населения в III веке существенно понизился…

…Реформы Септимия Севера, призванные укрепить армию, ставшую чуть ли не единственной наряду с пограничными провинциями социальной опорой принципата, и радикально улучшить качественный состав новобранцев, по сути дела завершили процесс разрыва армии с гражданским обществом империи. Легионеры превратились в зажиточную и привилегированную социальную группу, неразрывно сросшуюся с обществом пограничных территорий. Благодаря мужеству легионов и стойкости населения лимитрофных провинций Империя была спасена. Однако политика „солдатских“ императоров, опиравшихся на легионы и пограничные провинции, нацеленная на сохранение античных форм жизни, оказалась глубоко чужда жителям внутренних территорий…»[18]

Глава первая

Принцепс Одиннадцатого Клавдиева легиона Геннадий Павел Череп

Командир римлян принцепс Геннадий Павел вынырнул из беспамятства через восемнадцать часов. Кружилась голова, руки-ноги — как ватные, но в целом состояние можно было считать удовлетворительным. Черепанов с детства обладал способностью быстро восстанавливаться.

На раскладном дорожном столе горела масляная лампа. Рядом с ложем Черепанова, свернувшись на коврике, как щенок, спала девушка. Племянница старшины из Цекулы.

Черепанов погладил ее по плечу. Девушка тут же проснулась, потерла кулачками глаза:

— Попить?

— Сам разберусь. Сколько я спал?

— Ночь. И еще день.

— Сейчас вечер?

— Да.

— Тогда живенько найди мне старшего кентуриона Гая Ингенса, знаешь такого? Скажи: командир очнулся, зовет…

Девушка упорхнула.

Черепанов осторожно сел. Налил себе вина, разбавил, выпил — и только тогда понял, насколько хотел пить. В голове тут же прояснилось. Снаружи, за стенами палатки, раздавался привычный шум римского лагеря. Судя по звукам, в подразделении порядок. Чего и следовало ожидать. Черепанов откинулся на ложе, осторожно ощупал раненое бедро. Болело умеренно. У Геннадия был достаточный опыт обращения с ранами, в том числе — своими собственными, чтобы определить: с ногой тоже порядок. Хотя то, что он схлопотал очередную дырку, — это как раз непорядок. Детство в жопе заиграло — полез, блин, в драку, как мальчишка! Ладно, проехали. Все путем, с налетчиками разобрались. Что теперь? Корабли?

Полог откинулся, в палатку вошел кентурион Гай Ингенс. На квадратной кирпично-красной морде бывшего кулачного бойца — озабоченность.

— Как здоровье, командир?

Искренне спросил. Любят братья Ингенсы своего командира. И есть за что.

— Жив буду. Садись. Как — в лагере?

— Все при деле. — Ингенс осторожно присел на край ложа, которое угрожающе заскрипело под шестипудовым кентурионом. — С трофеями разбираемся, с пленными уже разобрались: мертвых зарыли, живых повесили. Дерево из имения соседнего завезли: разобрали там пару сараев. Девок цекульских никто не обижал…

— Значит — все хорошо? — с неопределенной интонацией произнес Черепанов. Что-то Ингенс недоговаривал…

Старший кентурион замялся:

— Ну это… — и решившись: — Корабли варварские мы упустили, Череп. Хотел дать парням передохнуть, а сегодня с утра послал Трогуса с Луцием в ту бухту, а там уже пусто!

— Угу. Нечего было до утра тянуть.

Черепанова упущенные суда не очень беспокоили.

Пускай удирают. Еще неизвестно, удерут ли. Может, их корабли данубийской флотилии по дороге перехватят. Хотя в этом случае и то, что у варваров в трюмах, достанется морякам.

Рассеянным взглядом Черепанов окинул своего кентуриона. В палатке царил полумрак, но Геннадию это не мешало. Он неплохо видел в темноте. Всем своим видом Гай Ингенс выражал раскаяние. Черепанов не стал его успокаивать. Но и наказывать кентуриона он тоже не станет.

— Ладно, иди, — разрешил Геннадий. У старшего кентуриона в лагере всегда полно работы. Это Черепанов знал по своему опыту.

Ингенс вздохнул с облегчением (не думал, что так дешево отделается), неловко поднялся, уронил что-то на землю, поднял, сунул обратно за пояс…

— Эй… что это у тебя там? — произнес принцепс вдруг изменившимся голосом.

— Да так, божок какой-то варварский… — удивленный кентурион протянул фигурку командиру. — Дурацкий, но смешной. На нашего Трогуса похож. Глянь-ка… — Гай взял лампу, поднес поближе, чтобы принцепс смог получше рассмотреть смешного божка…

М-да… Талисману тоже досталось. Помимо многочисленных царапин имелась даже корявая надпись: «Тевд Трогус-младший»… Да нет, подполковник Черепанов понимал, что надеяться не на что. Скорее всего, Буратино уже прошел через дюжину рук. И все-таки…

— Значит, убитых варваров уже закопали? — спросил принцепс, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. Но голос все-таки дрогнул. Впрочем, Ингенс даже и подумать не мог, что командир волнуется из-за мертвых варваров.